— И что же?
— У тебя самые красивые рабыни в Риме, и ты можешь позволить себе любую куртизанку. Скажи мне, чем таким особенным отличается эта привередливая Кореллия от нашей Филлиды?
— У неё муж консул, например! — рассмеялся Аврелий.
— Упрямый дурак! Если вёл бы себя поскромнее, не впутываясь во всякие истории, то избежал бы опасности раньше времени оказаться во мраке Аида или — что не менее страшно! — не предстал бы перед жрецом Юпитера со свадебной лепёшкой в одной руке и обручальным кольцом в другой!
— Кастор, о чём ты говоришь? — изумился сенатор.
— Да ни о чём, только ходят слухи, будто твои клиенты уже готовят салфетки для свадебного пира, а портнихи надеются получить заказы на новые туники.
— Боги, неужели ты в самом деле думаешь, будто я…
Вольноотпущенник жестом прервал его:
— Что касается меня, то хотя мне и жаль лишать тебя моих услуг, но я уже заказал место на первой же триреме, которая отправится в Киликию. У меня нет ни малейшего желания жить под одной крышей со строгой и высокомерной женщиной, которая раздувается от гордости оттого, что умеет сочинять стихи на греческом, но при этом считает вино смертельным ядом и спит, не раздеваясь!
— Ты говоришь о Гайе Валерии? — с изумлением спросил Аврелий.
— А о ком же ещё? Среди всех матрон в городе ты выбрал самую надменную! — огрызнулся Кастор. — Красивая, ничего не скажешь. Спору нет. Но держится так, словно никто в Риме ей не ровня, а захочешь поболтать с нею немного, так покажется, будто обращаешься к статуе Пудицитии Плебеа [18].
— Выходит, ты уже успел познакомиться с нею? О Геракл! Да ты перестанешь когда-нибудь совать нос в мои личные дела?
— Собственно, это была всего одна встреча, да и та чисто случайная, — с подозрительным смирением объяснил александриец. — Я навещал одну служанку в её доме, некую Цирию, когда вдруг в комнату неожиданно вошла хозяйка и положила конец нашей беседе. Понятно, что я воспользовался случаем и представился как твой слуга и друг.
— А эта Цирия была хотя бы прилично одета, когда появилась хозяйка? — с надеждой спросил Аврелий.
— По правде говоря, она совсем не была одета, мой господин, что и вызвало некоторое неудовольствие у твоей невесты, — признался вольноотпущенник.
Аврелий почувствовал, как его гнев внезапно остыл. Эта нарочитая оплошность Кастора наверняка заставит благопристойную матрону отказаться от своей навязчивой идеи.
— Великолепно, Кастор! Просто отлично! Валерия станет теперь держаться от меня подальше, увидев, какими оболтусами я себя окружаю!
— Слишком рано трубишь победу, хозяин. Эпизода, пусть и неловкого, оказалось недостаточно, чтобы отвратить эту упрямую женщину от своего сумасшедшего намерения.
— Ты хочешь сказать, что отправился туда специально, чтобы разубедить её?
— Я сделал бы ради тебя всё что угодно, мой господин, не говоря уже о том, что несомненное очарование Цирии смягчило тягость моего самопожертвования. Но увы, благородная госпожа ограничилась тем, что отругала меня, заявив, что не потерпит незаконных отношений между СВОИМИ рабами.
— О божественная Афродита, благословенная Изида, святая Артемида, а ведь она это всерьёз! — испугался Аврелий.
— Мне кажется, это не тот случай, когда следует беспокоить Олимп, хозяин, достаточно дать ей понять, что она зря теряет время… Потому что это ведь так, верно? — настойчиво поинтересовался секретарь.
— Конечно, — успокоил его патриций. — Только мне не хотелось бы обижать её. Я знал её родителей…
— И мать тоже? А я думал, что ты был трибуном у полководца Цепиона, — нахмурился грек.
— Его жена Вера Клавдиана была с ним в Германии. Оба погибли в бою.
— В котором ты выжил вместе с горсткой других воинов, — задумчиво заключил Кастор.
— Да. Вернувшись на родину, мы стали ближайшим друзьями с сыном Валерия, практически моим сверстником. А сестру его я совсем Не помню.
— Выкинь её из головы как можно быстрее, или из твоего дома начнётся настоящее бегство: Нефер уже мечется, как сумасшедшая, Парис отправился молиться в храм Дианы, а Ортензий спросил меня, не знаю ли я какого-нибудь богатого гурмана, готового купить хорошего повара.
— С каких это пор личные решения римского сенатора зависят от настроений повара, управляющего и массажистки? — с недовольством проворчал Аврелий.
— Послушай Токула, мой господин! Отправляйся отдохнуть в Питекузу. Парис позаботится о том, чтобы здесь всё было в порядке! — посоветовал вольноотпущенник, надеясь, что на острове вдали от городских соблазнов ему будет намного легче изгнать из головы Аврелия дурацкую мысль о браке…
— Кстати, по поводу Париса, он нужен мне, чтобы раздобыть некоторые сведения. Пришли его сейчас же сюда!
— Так значит, не едем?
— Ни за что! В разгар лета, когда все отдыхающие теснятся в Вайях [19] и по всему побережью, как сардины в бочке, в Риме особенно хорошо. Не говоря уже о том, что дела консула задержат Корел-лию в городе на целый месяц.
— Поступай как знаешь, но если тебе воткнут стилет меж рёбер, помни, что я предупреждал! — рассердился Кастор, уходя в перистиль.
IV
ЗА ВОСЕМЬ ДНЕЙ ДО ИЮНЬСКИХ КАЛЕНД
Кливус Аргентариус тянулась вверх по склону Капитолийского холма от Форума Цезаря, к которому вело множество крытых проходов, где теснились лавки ростовщиков и менял и откуда часто доносился звон монет, брошенных на специальный камень, чтобы по звуку определить, фальшивые они или настоящие. Только здесь и на соседней виа Сакра можно было увидеть столько серебра и золота.
Помпония сидела на широкой скамье возле прилавка ювелира, собираясь пополнить свою шкатулку с драгоценностями в ожидании, когда, наконец, похудеет и сможет обновить гардероб.
— Ходит много слухов о разводе Токула, — сообщила она Аврелию, критически рассматривая пару крупных серёжек в виде светильников. — Антоний Феликс недавно переехал к брату, и тут случился этот скандал. Поговаривали о супружеской неверности, но Авзония, жена Токула, смогла покинуть дом с небольшой рентой и нетронутым приданым, — пояснила она, со скучающим видом отодвигая скромные серьги.
Продавец, показав практически все свои запасы, не смог удовлетворить требования покупательницы и положил серьги в футляр.
— А покажи-ка мне вон тот браслет с аметистом, да, вон тот — на самом верху! — властным тоном потребовала матрона.
Продавец полез на верхнюю полку, при этом ни на мгновение не спуская глаз с унизанных кольцами рук покупательницы.
Многие годы работы научили его никому не доверять, особенно всяким богатеям, потому что именно они, полагая, будто их не заподозрят, легко распускали руки. А этой тучной матроне вообще ничего не стоит шутя упрятать любую безделицу в складках своей необъятной столы, которая вполне могла бы заменить велариум [20] во время гладиаторских боёв…
— Вот браслет, — сказал продавец и быстро пересчитал кольца, лежавшие на прилавке, желая убедиться, что их не стало меньше.
— Раб триклинарий Токула, — продолжала Помпония, — весьма дружен с моей новой косметичкой. Она сообщила мне во всех подробностях, что случилось недавно, но ещё до развода. Однажды вечером братья крупно поссорились, наговорили друг другу грубостей, а Феликс дошёл до того, что даже ударил Токула. Бальбина рыдала, а Авзо-ния ходила по дому бледная, как простыня.
— И чем всё закончилось? — заинтересовавшись, пожелал узнать Аврелий.
— Увы, не знаю, потому что в самый интересный момент раба, который подслушивал за дверью, застали, и он получил пять ударов плёткой.
— Значит, Авзония была любовницей деверя.
— А какая женщина устояла бы перед таким искушением! Феликс был удивительным красавцем, тогда как Токул… Ну, ты же видел его, не так ли?
