Ознакомительная версия.
— Да не молчи, не молчи, скажи, что люба, с тебя не убудет, — наставляла Ольга сына.
— Претит мне сие. Будто во блуд впадаю.
— О, Господи, — горестно вздыхала Ольга. Выслушав исповедь сына, она и свою вину пред ним начала сознавать острее. Как она любила своего Игоря, как была ему мила. Сорок с лишним лет душа в душу прожили. А тут и впрямь изломала жизнь любимому сыну. Вернуть — бы Малуше свободу, хотя бы ради Павлы. Там бы и в жены можно было отдать Святославу боярскую дочь. Ан нет, иноземную княжну захотела, родства с соседними государями решила добиться. И в Византии искала невесту сыну. Ну, с Византией можно было породниться, великая держава. А что Угорская земля? Заплата на кафтане.
Святослав стоял пред матерью с поникшей головой. Ее молчание угнетало его. И спросил с вызовом:
— Зачем ты меня с Малушей разлучила?
— Что уж теперь? Грешна пред тобой, сын. Не по — христиански поступила. Да живи впредь, как сердце подсказывает. Нет моей власти больше над тобой.
Святослав поклонился матери и, не произнеся больше ни слова, покинул покои.
Через неделю великий князь ушел с дружиной на Дунай. Ильдеко он сказал, что навестит ее отца, а своего тестя князя Такшоню.
— Скажи ему, что он теперь дедушка и внука зовут Ярополком, — наказала Ильдеко перед дорогой.
И все же пребывание князя Святослава в Киеве оставило свой след. Княгиня Ильдеко понесла от него второе дитя.
Деятельная княгиня Ольга недолго пребывала в унынии по поводу неудачной семейной жизни сына. Вновь у нее появилось множество забот. Во второй раз она отправила послов в Германскую империю к императору Оттону. Им же наказала заглянуть в Угорское княжество, потому как была уверена, что сын не навестит князя Такшоню. Тут она, однако, ошиблась. Да было бы лучше, ежели бы не ошиблась. Едва проводив своих послов к Оттону, княгиня Ольга узнала, что вернулись из Царьграда белгородские христиане — паломники и остановились на отдых в Киеве. И Оль га позвала их к себе, встретила как дорогих гостей, для них истопила баню, отвела им палаты. Потом приняла их и долго беседовала, расспрашивала о том, как живет нынче Византия.
Сидели в трапезной. Стол ломился от яств и питья, но все семь паломников были сдержанны в пище, зато охотно поведали княгине много печального, постигшего Византию за последние годы.
— Ежели ты помнишь, матушка княгиня, в свою бытность в Царьграде, сына императора Константина Багрянородного Романа, то с него и начались все беды в императорском дворе, — начал свой рассказ старший из паломников, белгородский боярин Подага, крепкий худощавый мужчина с карими умными глазами. Вел он беседу вольно и складно. И княгиня слушала его, затаив дыхание, — Отец женил его рано, а случилось сие сразу же после твоего отбытия из Византии. Он сам выбрал ему невесту, а поскольку Багрянородным позволено все, то нашел сыну жену в семье простого царьградского лавочника и трактирщика. Звали будущую царицу Анастасе. Константину сие имя не понравилось, и он назвал ее иным именем. По — нашему звучит как посланная Богом, а по — ихнему — Феофано[15]. Да обмишулился, не от Бога она пришла, но от сатаны. Сказывают, была она редкой красоты и редкого коварного ума.
— Уж не себе ли Константин выбрал ее? — спросила Ольга Подагу. Вспомнила она, как Константин ухаживал за нею, добивался ее руки. Со временем она поняла, что император делал сие серьезно в силу своего чрезвычайного женолюбия, — Я тогда в шутку подумала: уж не магометанин ли он?
— Нет, матушка княгиня, у царя была иная мета. Он взял Феофано в жены своему сыну за ее ум. Он надеялся, что она защитит его сына от происков вельмож. Да все обернулось против Константина и Романа. Она считала, что ей мало быть царицей. Феофано бредила титулом императрицы. Но на ее пути стоял сам Багрянородный. И она свершила злодеяние.
— Одна и ринулась? — удивилась Ольга.
— Ан нет, одна бы она не решилась. Она вошла в сговор с Никифором Фокой[16]. Сей полководец встречался с Феофано давно. Им было для чего сходиться — Феофано была люба ему. Когда же она стала женой Романа, тут‑то и вошел в раж Никифор. С его помощью Феофано получила отравное зелье, редкое по силе и, сказывают, убивающее крокодила. Во дворце императора был торжественный прием гостей из Германской империи. Там пили много вина. Выпил и Константин свою чару. Сказывают, Феофано сама подала императору кубок с ядом.
— Господи милостивый, покарай злодейку! — воскликнула Ольга и перекрестилась.
— Смерть Константина была быстрой и легкой. Вскоре же императором стал его сын Роман, а Феофано — императрицей. Казалось бы, достигнув своего, ей надо было вести скромную жизнь. Ан нет. Ее супружество с Романом было недолгим. В Царьград вернулся из удачных военных походов Никифор Фока. В эти дни он был героем. Ему поклонялась вся держава за то, что он победил арабов и отвоевал у них остров Крит. В стольный град Фока вернулся на щите. Горожане встречали его с восторгом и от городской заставы до ворот дворца несли на руках.
В первую же ночь после возвращения Фока встретился с Феофано. О чем они говорили, то осталось тайной. А через несколько дней Феофано своей рукой подала мужу кубок с отравой. И посмотри, матушка княгиня, какое коварство проявила сия женщина, — с волнением говорил Подага. — Весь день была с ним ласкова, привела к нему детей, царевичей Василия и Константина. После полуденного отдыха, когда они тешились, Феофано пообещала Роману принести дочь. И, кощунственно говоря: «Твоя дочь будет первой красавицей Византии», — подала ему питье с ядом. И сама взяла золотой сосуд, сказала: «Выпьем во благо семьи нашей и детей наших». Роман же воскликнул: «Я пью за тебя, Феофано, посланная Богом. Не было бы у меня ни таких прекрасных детей, ни короны, если бы не ты, императрица!»
Он умер без мук, со счастливой улыбкой на лице. А спустя день после похорон Никифор Фока надел красные са поги, знак императорского отличия, выступил перед народом на площади — и мы там были — и назвал себя императором, — закончил рассказ боярин Подага.
Княгиня Ольга сидела печальная, думала о своих семейных делах, но спросила опять же о Византии:
— А что же патриарх Полиевкт? Как он допустил злодеяние?
— Да простит его Всевышний, недостало у патриарха чести, — тихо произнес боярин Подага, — патриарх знал жестокий характер Никифора и не посмел возвысить голос. Нынешним августом он короновал Фоку в соборе Святой Софии. И слышали мы, что через месяц Полиевкт венчал Никифора и Феофано. Вот какие вести, матушка княгиня, привезли мы из святой державы, где молились.
Великой княгине было от чего прийти в расстройство.
— Не приведи Господь, чтобы у нас подобное случилось, — сказала она и простилась с паломниками. — Пойду помолюсь Всевышнему за упокой души безвинных помазанников Божиих.
Наступившую ночь княгиня Ольга провела без сна. Рассказ боярина Подаги вселил в ее душу беспокойство и страх. Ей показалось, что и в ее теремах есть люди, способные ради корысти напоить кого угодно отравным зельем. Давно уже не внушала доверия невестка Ильдеко. Тут было над чем задуматься. Княжеский двор Угорской земли никогда не отличался спокойной жизнью. Интриги, коварство, кровная месть — все это было в языческом стане угров. Ольга поняла давно, что Ильдеко знает прошлое своего народа и впитала в себя не все лучшее из придворных обычаев княжеского двора. В киевских княжеских теремах она уже успела окружить себя противниками Ольги по вере, нашла среди вельмож города единоверцев — идолян, позвала их служить ей в теремах А после рождения сына Олега она вызвала из княжеского окружения отца нескольких вельмож с женами и с их появлением вела себя еще более вызывающе. Теперь она не встречалась с Ольгой за трапезой. Ильдеко и ее окружение нашли более удобным трапезничать в своем зале. Она открыто стала проявлять к своему приближенному молодому боярину Карну благосклонность. Ольге же показалось поведение Ильдеко непристойным: она уединялась с Карном, и однажды ночью боярыня Аксинья видала, как боярин Карн покидал опочивальню молодой княгини.
Аксинья хотела смолчать о виденном, но, поразмыслив и видя в том урон княжескому дому поведала о связи Ильдеко с боярином Карном.
— Ты, матушка княгиня, отправь его куда ни то посадником.
— Да уж отправлю! Отдам в ежовые рукавицы, — разгневалась княгиня. — Пошли кого‑нибудь за ним! Я покажу, как охаживать жену великого князя.
Дело было утром. Карна скоро нашли, велели идти к княгине. Она говорила с ним мало, больше наказывала воеводе Претичу.
— Сей боярин покрыл позором княжеские терема, чего мы не ведали раньше. Приставь к нему воинов и сей же час пусть гонят его пешего в Муром, под надзор воеводы и посадника Федора Волка. — И после сказала Карну: — Вину свою знаешь. Быть тебе в Муроме год. Теперь иди с моих глаз.
Ознакомительная версия.
