Александр Сегень - Ричард Львиное Сердце: Поющий король

После слов Ричарда некоторые пытались еще уговаривать его вместо бегства немедленно начать новый поход на Иерусалим, но большинство согласилось, что дальнейшее пребывание короля Англии в Сирии угрожает его короне. Тут поднялся великий магистр ордена тамплиеров и сказал:

— Я полностью поддерживаю стремление короля Англии незамедлительно возвратиться на родину. Мне тем более тревожно за судьбу Ле-Мана, что мое поместье Сабле находится там же, на Сарте, в каких-нибудь десяти лье от места нынешних военных действий, и в значительной мере я являюсь подданным эн Ришара [122]. Но мы не можем отпустить короля Англии отсюда до тех пор, пока окончательно не решился вопрос об иерусалимском престоле. Как только эн Ришар покинет эти края, вражда между сторонниками Конрада и сторонниками Гюи де Лузиньяна вспыхнет с утроенной силой, и это неизбежно приведет к тому, что у Саладина появится прекрасная возможность сбросить нас всех в море. По моему твердому убеждению, король Ришар должен признать новым королем Иерусалима маркграфа Конрада Монферратского.

Тут начался шумный спор между теми, кто был полностью согласен с мнением Робера де Сабле, и теми, кто все еще отстаивал права Гюи Лузиньянского. Спорили долго, не меньше часа. Наконец Ричард не выдержал и, потребовав тишины, произнес:

— Довольно прений. Теперь я прошу по взмаху моей руки крикнуть «аой» всех, кто за Гюи. У меня, как вы знаете, безукоризненный слух, и я сумею подсчитать примерное количество голосов.

Он взмахнул рукой, и зал огласило дружное:

— Ао-о-о-о-ой!

— Благодарю, — сказал Ричард, когда утих и возглас, и поднявшееся следом за ним эхо. — А теперь те, кто за Конрада, пусть прокричат «окэ» [123].

Он снова взмахнул рукой, и зал наполнился куда более мощным ревом:

— Окэ-э-э-э-э-э-э!!!

Когда рев утих, когда угасло его продолжительное эхо, Ричард промолвил:

— Думаю, что и моего слуха не надобно, дабы определить, чьих сторонников тут больше. «Окэ» победило. Да здравствует «окэ»! Да здравствует Конрад, новый король Иерусалимский! Я искренне рад за него, ибо сейчас это единственный человек, способный восстановить честь, славу и достоинство иерусалимской короны. До того мгновения, когда вы прокричали свое «окэ», я оставался сторонником Гюи де Лузиньяна. Отныне и я присоединяюсь к вашему «окэ» и становлюсь искренним радетелем за государя Конрада. Прошу великого магистра де Сабле послать в Тир своего командора д’Идро. Пусть он сообщит Конраду о нашем решении.

— Увы, это невозможно, ваше величество, — развел руками глава тамплиеров, — Дело в том, что несчастный командор Этьен д’Идро на предпоследней седмице Великого поста, поскользнувшись, упал с высокой скалы Андромеды и насмерть убился.

По коже Ричарда пробежали мурашки.

— Но ведь скала Андромеды вовсе не высокая. Да и что занесло его туда?

— Да, невысокая. Он прознал от кого-то, что если в полночь забраться на скалу Андромеды, то с нее можно увидеть на небе отражение страны Туле [124]. Но была буря, скала скользкая, он поскользнулся и упал вниз головой, самым темечком об острые камни.

— В таком случае пошлите к Конраду убийцу командора д’Идро, — мрачно промолвил Ричард и, повернувшись, зашагал прочь.

— Что вы имеете в виду? — догонял его де Сабле. — Ваше величество, я ничего не понимаю. Какого убийцу?

— Все вы прекрасно понимаете. Не надо притворяться, мессир! Убийца командора д’Идро — сенешаль Жан де Жизор.

— Но это невозможно, эн Ришар! Сенешаль Жан вот уже третью неделю по моему поручению находится на севере Сирии.

— Уж не у старца ли горы Синана? — мрачно усмехнулся король Англии. — Хорошо, пошлите к Конраду кого-нибудь из коннетаблей.

Покинув цитадель, Ричард отправился верхом на Фовеле покататься по окрестностям Яффы. Он ехал и напевал старую песенку, которую давным-давно певала мамушка Шарлотта и которая всегда журчала ручейком где-то глубоко-глубоко в душе Ричарда:

Кругом вставала дивная южная весна, а в сердце короля Англии рвались ветры, дожди и снегопады минувшей зимы. И действительно, как это возможно, что у человека все так плохо, а роза и сирень продолжают цвести и благоухать! Крестовый поход на Иерусалим, о котором пелось в сирвенте «Невеста Сирии», сделал своим избранником не Ричарда, а Конрада, предпочел другую благородную душу.

Всю Светлую седмицу Ричард находил себе утешение в обществе жены, уединившись с нею в замке Кафарлет. Ему не хотелось покидать Яффу. Здесь он был счастлив, снова счастлив с Беренгарией. Они помногу разговаривали, он рассказывал о своем детстве, о юности, о вражде-дружбе с Филиппом-Августом.

— О, как мне не хочется ехать воевать с ним! — воскликнул он однажды. — Мне он противен, а я люблю сражаться с теми, кого уважаю. До чего ж я мечтаю вновь сразиться с Саладином! После Арзуфа прошло так много времени. Казалось, битвы посыплются одна за другой, а их все нет и нет. Может, мне забыть об английской короне?

— Как это?

— А вот так. Пусть Жан заберет ее себе, а я останусь здесь. Буду воевать с Саладином, потом подружусь с ним и пойду завоевывать Индию. Стану индийским султаном Альб-аль-Асадом, приму мусульманство. Что-то неладное происходит во мне. Беранжера, мне кажется, я больше не хочу быть христианином. Мне нравится арабский язык, арабские кушанья, я полюбил природу Леванта. Меня волнует озан [125] больше, нежели осанна. Все в моей душе стремится не на запад, а на восток, в далекие, неведомые страны, туда, откуда был родом белый слон Карла Великого. Говорят, земля бесконечна, и если ехать и ехать на восток, то там не иссякают страны и народы, и всюду много удивительных вещей. А наш франкский мир такой тесный, теснота рождает подлости, лишь простор наполняет душу величием. Как ты думаешь, милая?

— Я думаю, что ты прав, — нахмурившись, отвечала королева. — Наш франкский мир и впрямь тесен. Но прошу тебя, Ришар, не произноси таких страшных слов про христианство и мусульманство! Ты должен оставаться верным Спасителю. Не знаю, смогла бы я жить с тобой, если б ты принял мусульманство. Должно быть, смогла, ибо я люблю тебя больше жизни, но это приносило бы мне невыносимые страдания. Боюсь, что и твой Саладин разочаруется в тебе, если ты примешь мусульманство.

— Пожалуй. Не бойся, любовь моя, я не перейду в другую веру. И я не хочу гарема. Мне нужна только ты. Скажи, а ты хоть раз пользовалась свистком короля Дагобера?

— Да, Ришар. Но мне не хочется об этом говорить.

— Стало быть, не получилось… Ну понятно, чудеса случались только при короле Дагобере [126].

— Нет, Ришар. Не только. Ну хорошо, скажу. Я узнала о твоей измене и вообще не хотела тебя видеть. И я вышвырнула свисток, подаренный мне твоей ласковой матерью.

— Вышвырнула?!

— Да. Я пошла к берегу моря и бросила свисток в клокочущую волну.

— Вот, значит, как ты использовала его.

— Да, именно так.

Тут Беренгария встала с постели, в которой происходил этот разговор, подошла к одному из ларчиков, стоящих на ее столике, открыла его и достала оттуда костяной свисток на шнурке из переплетенных белых и красных шерстяных нитей:

— Вот он.

— Ты обманула меня?

— Нет, нисколько. Прошел январь, ты не появлялся и не появлялся, а я уже с ума сходила, тоскуя по тебе, готовая все простить, лишь бы ты был рядом. И вот однажды я, как безумная, отправилась на то место, где я бросила свисток Дагобера в пучину, и, представь себе, море выбросило его прямо к моим ногам.

— Быть не может! Да ведь это настоящее чудо!

— Вот видишь, они случаются не только во времена Дагобера. Я подобрала его, вытряхнула из него воду и, затаив дыхание, громко свистнула, мысленно моля Дагобера, чтобы он вернул мне тебя. На другой день ты приехал из Аскалона.

— О Беранжера! Иди скорее ко мне!

Потом он сказал ей:

— Послушай, львичка, я так не хочу покидать Святую Землю, но теперь, когда я уже объявил о своем решении, поздно менять его, иначе все снова вспомнят мой синьяль Уино и еще, чего доброго, снова станут так звать меня, забыв про Львиное Сердце. Единственное, что может сейчас отменить мой отъезд, так это внезапное появление Саладина. Ах, если бы султан осмелился прийти под стены Яффы, ища нового сражения со мною! Тогда не надо было бы никуда ехать. Слушай, Беранжера, давай свистнем Саладину в свисток Дагобера, а?