К весне 1771 года на Дунайском сухопутном фронте обстановка уже окончательно изменилась в пользу русской армии. Потерпев ряд сокрушительных поражений от армии генерала Румянцева, турки перешли к обороне.
Весь 1771 год армия Румянцева крупных военных действий не вела. Левый берег Дуная был очищен от неприятеля на расстоянии от Килии до Видина. Совершались успешные вылазки на правый берег реки – временно были заняты Тульча, Исакчи, Бабадаг.
Во 2-й армии в конце 1770 года произошла смена главнокомандующего. Петр Панин получил отставку. Новым главнокомандующим стал князь Василий Долгоруков, боевой генерал, активный участник Семилетней войны. 14 июня 1771 года с 38-тысячным корпусом Долгоруков разбил 70-тысячную армию крымского хана Селим-Гирея и овладел Перекопом. 29 июня он вторично разгромил 95-тысячную армию хана при Кафе (Феодосии). Потом занял Арабат, Керчь, Еникале, Балаклаву и Тамань, принудил Селима бежать в Константинополь, а на его место посадил сторонника России – хана Сагиб-Гирея. Турция не могла оказать серьезную помощь крымским татарам, поэтому последние вынуждены были подписать с Долгоруковым договор, по которому Крым объявлялся независимым, под покровительством России.
Теперь Азовской флотилии предстояло оказывать помощь русским войскам в овладении Еникале – мощной крепости, контролирующей вход в Керченский пролив.
Алексей Сенявин поднял свой флаг на корабле «Хотин» 20 апреля. Собрав на шканцах команду, он объявил:
– Покажем желаемые успехи да дадим почувствовать сей стихии силу и действие премудрой нашей монархини! Сделаем скоро известным наш флаг в здешних водах!
Матросы отвечали дружным «ура». Офицеры салютовали шпагами.
Курс флотилии контр-адмирал проложил к Керченскому проливу, где, по данным лазутчиков, находилась сильная турецкая эскадра. Шли двумя отрядами. Первый из новоизобретенных кораблей вел капитан Сухотин, второй, из мелких судов да казачьих лодок, – капитан Скрыплев. Сам командующий – на «Хотине» под белым брейд-вымпелом.
Осторожно, делая промеры глубин, вошли в пролив. Штормило. Вскоре обнаружили и турок. Неприятель держался под берегом, но ветер не позволил его атаковать немедленно. Русские ж корабли, едва наполнив свои паруса, немедленно устремились вперед, лавируя в ордере баталии.
Не приняв вызова, турецкие суда на парусах и на гребле старались оторваться от неожиданного противника. Внезапный шквал с густою мрачностью и дождем накрыл противоборствующие стороны. Туркам это было на руку; наши, наоборот, в азарте кляли погоду на чем свет стоит.
Но едва погода улучшилась, атака была продолжена. Турки, не сделав и выстрела, пустились в бегство, наши неотступно их преследовали. Погоня продолжалась целые сутки, пока турецкие суда не нашли себе прибежище под стенами Еникальской крепости. Так бескровно и лихо был изгнан турецкий флот из Азовского моря, изгнан навсегда!
В своем донесении в столицу Сенявин писал: «Выгнанных из Азовского моря судов больших и малых, как-то: шебек и полугалер видно было 14, а теперь в заливе Керченском до 30; по сей час я могу уверить… что милостию Божиею на Азовском море владычествует флаг всероссийской императрицы, с чем и имею честь… поздравить».
На русских кораблях настроение было самое боевое. Матросы шутили:
– Извинить-то робость турков можно! Наложишь в шальвары, когда на тебя целый флот налетает, да не с моря, как везде принято, а с Азовских высоких гор!
Заслуги Сенявина без внимания императрицы не остались. За успешное и скорое строительство флотилии он был пожалован орденом Святой Анны, а за бескровную победу при Еникале получил орден Святого Александра Невского – второй по значению в империи!
Сам же флагман флотилии Азовской столь щедрые награды расценивал как аванс, а оттого трудился не покладая рук своих. На Хоперских верфях заложил Сенявин сразу два 32-пушечных фрегата для будущих действий на море Черном. С названиями не мудрствовал. Первый из фрегатов назвал «Первым», второй же «Вторым». Изыскивал адмирал и способы борьбы с червями-древоточцами, что в южных водах изъедают корабельную обшивку. Самолично травил их всяческими отравами и в банках стеклянных отсылал в адмиралтейств-коллегию для обозрения.
А в конце июля 1771 года под ударами русских войск пали Еникале и Керчь. Отныне путь в Черное море был для русских кораблей свободен!
Теперь нам надобны настоящие линейные корабли! – сетовал Сенявин. – Без оных с флотом турецким совладать нам трудно будет!
Однако старые верфи строить суда столь больших размеров не могли. И все же командующий нашел выход. Он велел закладывать фрегаты, но размеров больших, чем прежде. Сидя ночами над чертежами и расчетами, добился Алексей Наумович и того, что разместил он на тех фрегатах до 58 пушек. Почти столько, сколько несли на себе корабли линейные!
Кампанию следующего, 1772 года, азовцы начали вдоль всего крымского побережья, надежно прикрывая его от возможных турецких десантов. Отряды контр-адмирала Баранова, капитанов Кингсбергена и Сухотина непрерывно крейсировали на подходах к полуострову. Сам же Сенявин с сильным резервом находился на якорях у Керчи, готовый по первому сигналу броситься на пересечку неприятельской эскадре.
В течение всего года турки так и не решились напасть на русские корабли, ограничиваясь лишь разведкой да мелкими пакостями. Сенявин же, не теряя времени даром, сколачивал экипажи, готовя флотилию к грядущей борьбе за обладание Черным морем. Ни у кого сомнений не было, что нынешнее затишье временное. Турки Черного моря без боя не отдадут, и впереди еще кровопролитные бои.
В марте 1772 года было получено известие из Вены, что Турция согласна на заключение перемирия с Россией и готова выслать своих уполномоченных на конгресс. Согласились собраться в Фокшанах в июне. Уполномоченными представителями России на конгрессе были граф Григорий Орлов и освобожденный турками из заключения русский посол Обресков. Переговоры проходили с 27 июля по 28 августа и закончились неудачей.
Турки вели себя в Фокшанах неуступчиво, но объективная реальность заключалась в том, что успешно продолжать войну с Россией Порта была уже не в состоянии. Поэтому 7 сентября Румянцев получил от визиря письмо, в котором тот предлагал возобновить мирные переговоры в Бухаресте. Предложение было принято, поскольку Россия тоже стремилась к миру. К тому же в Швеции в то время произошел государственный переворот, могущий вызвать новую напряженность в русско-шведских отношениях.
В Бухаресте переговоры возобновились 29 октября. Они были более продолжительными, но положительных результатов тоже не дали – турки и здесь не хотели согласиться с потерей своего господства в Крыму и со свободой судоходства на Черном море. Принятое обеими сторонами перемирие кончилось 9 марта. Весной 1773 года снова начались военные действия. Весной 1773 года Сенявин объявил своим капитанам:
– Детство и отрочество наше позади. Теперь настала пора возмужания, а по сему мы переходим к действиям наирешительным!
Сказано – сделано. Вскоре каперанг Яков Сухотин обнаружил отряд неприятельских судов в устье реки Кубани. Немедленно последовало нападение. Потеряв в ожесточенной перестрелке два судна, турки бежали. А через несколько дней новый успех: на этот раз Сухотин разгромил турецкий отряд, спешивший на помощь первому. И снова неприятель недосчитался нескольких судов.
Но главные события кампании 1773 года были впереди! Основные силы турецкого флота еще только направляли форштевни своих кораблей в сторону Крыма.
И 23 июня неприятель был обнаружен. На этот раз неподалеку от селения Балаклава. Против наших тридцати двух пушек турки имели все двести, но это никого не смутило. Наоборот, на наших кораблях ликовали: наконец-то выпал случай сразиться с врагом!
Турки держались к ветру. Над 52-пушечным флагманом развевался вице-адмиральский флаг. Командир российского отряда капитан Кингсберген на своей «Короне» атаковал с ходу, не отставал от флагмана и шедший следом «Таганрог». Сражение длилось более шести часов. «В продолжение сего с обеих сторон чрезвычайного огня… были от них в море многое число убитых… от такого неустрашимого сопротивления ощущал неприятель великий вред и пришел уже в крайнее изнеможение, принужден был уступить и, поворотя, поднял все паруса, бросился в бег тем же самым следом, откуда пришел…» Сам Кингсберген был краток:
– Честь сего боя я приписываю прежде всего храбрости моих команд! С этими молодцами я выгнал бы и черта из ада!
Едва Сенявину стало известно о Балаклавской баталии, он немедленно поспешил на помощь Кингсбергену. Тем временем бравый кавторанг выдержал еще одно ожесточенное сражение с турками: 23 августа он решительно атаковал с расстояния картечного выстрела турецкую эскадру в восемнадцать вымпелов. В ее составе было три линейных корабля и четыре фрегата. Не выдержав напора, турки отошли под защиту крепости Суджук-Кале. А через неделю подошел с несколькими кораблями Сенявин, и тогда объединенная русская эскадра повторила нападение. Документы донесли до нас рассказ самого Алексея Наумовича о том сражении: «И я построил свой флот на той же линии, на коей и они шли, имея на кораблях новоизобретенного рода все паруса, пошел на них, что неприятель усмотря и хотя имел превосходство в числе и величине своих кораблей… сколько можно иметь парусов, побежали к Анатолии; мы гнались за ними до самой ночной темноты…»
