— Ты откуда? — спросил подпоручик.
— Здешний, из Софии, — ответил светловолосый.
Говорить с арестованными запрещалось, подпоручик просто хотел удостовериться в том, что ему удалось прогнать сон и одолеть усталость. Он подошел к щитам с проводами и словно забыл о людях, сидящих у стены. Он не хотел больше смотреть на них, но любопытство продолжало искушать его. Лицо светловолосого — такое белое, что сливается со стеной. Над ним, под самым потолком, висит портрет малолетнего царя во весь рост с широкой трехцветной лентой через плечо. Тень от телефонной аппаратуры закрывает левый угол комнаты, и Велеву почему-то показалось, что там прячется подстерегающий его незнакомец. В сущности, такая раздвоенность была во всем. Она захватила его мысли, она была в ощущении неизвестности, которое им владело. Она читалась в бледном лице солдата, в тревожном молчании здания, она шла от осторожных шагов в коридоре, полутьмы и тревоги, которая все нарастала и выразилась, наконец, в немом вопросе: «Что же там происходит, наверху?»
Велеву казалось, что время тянется чрезвычайно медленно, что нечто непредвиденное и страшное случилось с его товарищами… Он посмотрел на своих солдат. Они стояли, сжимая оружие, готовые немедленно пустить его в ход.
— Спокойно, ребята, спокойно, — сказал подпоручик. И, услышав свой голос, подумал, что спокойствие нужно ему самому больше, чем солдатам… Он подошел к столу с телефонами. Среди них — один белый, в уме почему-то промелькнуло сравнение с белым козлом среди черного стада. Телефоны выглядели дремлющими, на время замолчавшими из-за присутствия людей, поглощенными какой-то своей тайной. И только сигнальные устройства аппаратов легонько жужжали, и это жужжание действовало на нервы подпоручика. Велев не разрешал солдатам отвечать на зуммеры, и не потому, что они не умели управляться со шнурами коммутатора, а потому, что могли ответить не как положено. А вдруг позвонит министр… Димо Велев закончил почтово-телеграфное училище, потому его и направили сюда, в узел связи, но на военной службе у Его величества его научили повиновению, и он все еще никак не мог подавить свою внутреннюю дисциплинированность. При одной только мысли, что он, подпоручик, может оказаться на одном проводе с военным министром и, вместо того чтобы исполнить приказание, должен будет отказать, у Велева перехватывало дыхание… Лучше было вообще не отвечать на сигналы. Но, по-видимому, молчание аппаратной кого-то раздражало, потому что неожиданно зазвонил белый телефон, и этот звонок походил на учащенное дыхание разъяренного человека. Велев протянул было руку к трубке, постоял в нерешительности и отошел. Телефон словно понял его колебания, притих на мгновение и снова подал голос. Тогда к столу подошел солдат и поднял пластмассовую трубку. Он приложил ее к уху и в ответ на чей-то вопрос сказал:
— Пароль! — Человек на том конце провода, по-видимому, возмутился, но солдат упорно повторял: — Пароль! Пароль скажи!..
Потом наконец крепко выругался и положил трубку. Ругательство, подобно вороньему карканью, облетело помещение, и для всех стало ясно, что пути назад отрезаны…
— Кто это? — спросил подпоручик.
— Откуда ж я знаю, господин подпоручик… Ругается, орет… Может, и министр. — И солдат улыбнулся широко и открыто. И эта улыбка разогнала давящую тишину и сразу все прояснила. Велев убрал пистолет. Ему показалось, что он слышит шаги того, кто только что звонил. Подпоручик представил себе, как тот спускается по лестнице, недоумевающий и рассерженный, лаковые сапоги поскрипывают на мраморных ступеньках. Новенький китель обтягивает талию, в руке пистолет, курок снят с предохранителя. Он ищет дежурного, чтобы взыскать с него за грубость и неподчинение. Димо Велев представил себе его лицо — суровое, с торчащими скулами, как у бывшего регента Богдана Филова. Неизвестно почему, это лицо врезалось в память подпоручика. Узкие татарские глаза прищурены, смуглая рука с короткими пальцами тянется к дверной ручке. И действительно, ручка тяжелых дверей начала вдруг опускаться. Велев выхватил пистолет и приготовился стрелять в упор. Солдаты тоже взяли ружья на изготовку. Сидящие у стены телефонисты побледнели еще больше. Сейчас и другой, темноглазый, походил на блондина, но Велев его не видел. Он смотрел, как дверная ручка медленно поворачивалась книзу, еще чуть-чуть, еще… Но, прежде чем дверь открылась, через щель донесся голос капитана Попова, командира прожекторной роты. Он с кем-то говорил. Подпоручик опустил пистолет. Все в порядке.
Капитан Попов улыбался. Подпоручик поднес руку к козырьку и отрапортовал, как положено:
— Господин капитан, приказание выполнено…
— Хорошо, подпоручик… Вольно!.. — И крикнул в коридор: — Смена! Войти!..
Взгляд его остановился на арестованных у стены:
— Вывести!..
Подпоручик перевел дух и стал подниматься по лестнице. На верхнем этаже солдаты его роты куда-то вели высокого мужчину с плоским угловатым лицом.
— Министр внутренних дел, — сказал один из солдат, но подпоручик даже не остановился. Его охватила смертельная усталость. Лишь когда солдаты прошли мимо, он обернулся и поглядел им в спину. Рослый человек, откормленный. Подходил для министра. Такой мог приказывать и угрожать. И, неизвестно почему, подпоручик решил, что именно он, министр внутренних дел, звонил тогда по телефону в аппаратную.
И еще почувствовал подпоручик, что министр этот вполне заслужил солдатскую ругань.
34
Игра была в разгаре. Капитан Развигоров поставил на кон те самые мятые банкноты, которые обнаружил утром в кармане, и ему неожиданно повезло. Как всякий игрок, он был фаталистом и думал, что своей удачей обязан хорошему дню. Разбудило его яркое солнце. Потом обнадежила Трина. Вот и повезло в игре. Время шло быстро, но он не спешил уходить, хотя обещал своей молодой красивой хозяйке быть дома пораньше. Он хотел вернуть все, проигранное накануне. Играл у незнакомого человека, служившего в полиции. Остальные — офицеры местного гарнизона, этих он знал. Начали после обеда, сейчас — около десяти вечера. Капитан отыграл вчерашнее и уже искал повод закончить игру, но мрачные физиономии партнеров пока что его удерживали. Можно, конечно, сначала выйти в туалет, но без портфеля не уйдешь. Занятый мыслями, как бы улизнуть, он играл рассеянно, машинально поставил довольно крупную сумму и проиграл. Это подхлестнуло его намерение уйти, он хотел было подняться, но две тяжелых руки опустились ему на плечи.
— У меня дела, — сказал он, сделав попытку освободиться, но руки крепко прижимали его к стулу.
Пришлось подчиниться. Он продолжал играть, но теперь счастье покинуло его. Он проигрывал. Проигрывал отчаянно. К полуночи все выигранное было спущено. Он мог уже идти, но теперь ему мешало честолюбие игрока. Чтобы какие-то провинциалишки взяли над ним верх! Да никогда! Партнеры начали умышленно зевать, но сейчас уже капитан не желал прекращать игру. В запале он неосторожно открыл свой портфель, чтобы взять деньги. Золото сверкнуло в глазах его партнеров… Когда колбаска наполовину растаяла, Борис понял, что переборщил, положил оставшиеся золотые в верхний карман кителя и посмотрел на часы. Шесть утра. Радио за спиной сообщало о каком-то новом правительстве Отечественного фронта. Кимон Георгиев, политический деятель, о котором ходили самые противоречивые слухи, возглавил кабинет. Борис Развигоров поднялся, но вдруг почувствовал, что кто-то хватает его сзади за горло. Невероятным напряжением ему удалось вырваться, он ударил кого-то локтем в живот и ногой опрокинул стол. Он уже вытаскивал из кобуры пистолет, когда один за другим прогремели два выстрела. Борис зашатался, попытался ухватиться за стол и как подкошенный свалился на пол. Все произошло так быстро, что новый премьер-министр не успел произнести и двух слов. Стрелявший сказал:
— Значит, так. Человек застрелился… Слабые нервы… Услышал о новом правительстве и…
— Да, но пули-то две…
— Бывает, что человек не может убить себя сразу… А этот вон какой здоровый… Ему и трех пуль не хватило б. Ну-ка, что там у него в портфеле…
Золото заставило их забыть об убитом. Они молча поделили содержимое портфеля, офицеры собрались уходить, но хозяин квартиры остановил их:
— Ну ладно, покончил с собой!.. — сказал он. — А дальше что?..
Один из офицеров предложил сегодня же отправить тело родным. Хорошо бы в сопровождении старого Холилулчева или его дочери. Он ведь остановился у них. Но это предложение отвергли. Холилулчеву, конечно, надо сказать, он известит родных, остальное придется взять на себя. Там, в Софии, могут поинтересоваться, что и как, все должно быть продумано. Хозяин взял пистолет Бориса, усилил звук в радиоприемнике и выпустил две пули в угол комнаты. Золотые из кармана убитого брать не разрешил. Пусть останутся. А то будет похоже на ограбление. Он прошелся по комнате и сказал:
