Атамурад подтвердил, что креста на могиле Сергея-аги нет. Казаки поскакали к росшим неподалеку деревьям и срубили два молоденьких тополька. Как приехали в Ашак, сразу взялись за дело, смастерили крест, и на закате дня поставили на могиле Сергея. Кирилл постоял у могилы отца, поклонился ему, а вечером помянул вместе с туркменами.
Рузмамед собрал к себе всех, кто жил рядом с его становищем. Пришли, в основном, чабаны да подпаски. Сидели в большой белой юрте человек двенадцать, и русские казаки с ними. Рузмамед, как узнал от сына, что оренбургский генерал-губернатор не посмел принять йомудов и каракалпаков в подданство России, весь вечер возвращался к этой худой вести. «Хай, шайтан... Сколько надежд на него было, а он царя испугался!». Доволен был Рузмамед тем, что генерал-губернатор взял на службу Атамурада, и время от времени спрашивал, чем же Атамурад будет заниматься, Атамурад от вечал отцу: первый приказ — пригнать в Кунград двадцать-тридцать верблюдов и тянуть пароход в Хиву, Рузмамед только отмахивался культей и посмеивался: разве это служба?
— Кирилл-джан, сына моего лучшего друга я считаю своим сыном, — обратился он к гостю. — Ешь-пей... Все, что есть в моей кибитке, твое.
— Спасибо, Рузмамед-ага, я тронут вашими словами. Нет у меня ни отца, ни матери, и родственников никаких нет. Потому я вашим словам придаю особое значение... Два года назад, когда были живы мой опекун дед Касьян да бабка, — я их за родню признавал. Да обоих земля взяла. Считаю теперь своим родным домом. Неплюевский кадетский корпус в Оренбурге. Там я целых десять лет прожил. Поехал потом в Санкт-Петербург, в академию Генерального штаба, два года учился. Начальник нашей миссии полковник Игнатьев тоже из этой академии, только на год раньше меня ее закончил. Назначили его главой посольства в Хиву — вспомнил он обо мне. Меня в академии все «хивинцем» кликали, потому, как знали, что в Хиве я родился и отец у меня там. «Поехали, говорит, со мной, тебя мне только в недоставало. Ты и язык мусульманский знаешь, да и родину свою вновь увидишь». Дал я согласие, конечно, А дальше — больше. Приказ военного министра появился: ехать в Хорезм к хивинскому хану. В числе прочих военных и моя фамилия...
— Кирилл-джан, ты человек умный, скажи нам: для чего нужна России Хива? — спросил вдруг Рузмамед.— В этом ханстве ничего нет, кроме хлопка. Да хлопок давно возят в Кунград, а оттуда в Оренбург.
— Рузмамед-ага, России Хива нужна не для того, чтобы вывозить из нее какие-то богатства, а для ввоза русских товаров, а главное везти их на Сырдарью и дальше в Кашгарию и Китай — пояснил Кирилл — России некуда свои товары девать. Европа повернулась спиной к нам после Крымской войны. Проиграли мы Крымскую кампанию, битыми с поля боя ушли. Вот и ищут государь и его министры, кому бы продать всякую всячину: мануфактуру, железо, хлеб, сахар и все прочее... Говорят, в сенате большой разговор шел на сей счет. Собрал государь крупных купцов. Поразмыслили и решили: надо торить дорогу на восток, в Среднюю Азию, в Кашгарию и Китай... Вот такие дела, Рузмамед-ага. А если еще глубже в политику смотреть-то, то на Англию выйдешь. Англичане из Индии, через Афгани стан, тоже в Хиву стремятся. И тоже со своим малиновым сукном да с шелками разными... Конкуренция, словом, за рынки сбыта идет. Жестокая конкуренция... От нее все неполадки в политике, и войны кровавые от нее... Россия спешит в Хиву, чтобы опередить Великобританию... Купцы наши избрали самый удобный торговый путь, который еще две тыщи лет назад существовал. Назывался он Великим шелковым путем. Часть этого пути идет от Балханского залива до Амударьи, через Хорезм. Если удастся проторить эту дорогу да еще железную колею проложить, о какой наши господа мечтают, то туркмены станут самыми полезными людьми для России. Вся охрана дорогих товаров на них будет возложена. Тогда, Рузмамед-ага, вы не станете смеяться над своим сыном. Тогда не тридцать верблюдов поведет он на Амударью, а три тысячи, а то и больше...
— Большие дела затевают русские, — подумав, согласился Рузмамед. — Дай Бог, чтобы все сбылось, как задумано. — Только не скоро эти дела сделаются, а жить нам надо. Ты попроси, Кирилл-джан, своего полковника замолвить за бедных туркмен-иомудов словечко. Скажи ему, что не ради забавы они режут хивинских серкеров. Вода им нужна... Налогами хан душит, а воды почти не дает — все время каналы перекрывает.
— Скажу, Рузмамед-ага, да он и сам об этом знает. Вон ваш Атамурад на сей счет с самим генерал-губернатором говорил. Он просил и о другом: если, говорит, а ханом не сладится дело, пусть переселяет туркмен Хорезма к берегу Каспийского моря и в подданство России примет Но это, скажу вам, невыгодно для госу даря императора. Вы нужны России как проводники караванов, как надежный конвой на пути в Хорезм.
— Нам бы большую плотину на Чаркрауке срыть да пустить Амударью по старому руслу... По Узбою. В древние времена по нему вода текла до самого Каспийского моря, в Балханский залив впадала. — Глаза старого сердара засверкали молодо и живо.— Тогда бы мы повезли русские товары на каюках.
— Глубока ли была древняя река? — заинтересовался Кирилл.
— Завтра утром я тебе покажу Узбой, сынок.
На другой день Рузмамед поехал с русскими вдоль древнего русла. Шумели на ветру камыши и травы, множество птиц кружило над озерками сточной воды. День провели в осмотре древней крепости Шах-Сенем. Вернулись на урочище вечером. Утром отправились в Кунград, гоня стадо верблюдов.
Рузмамед-сердар проводил сына и гостей до караванной дороги. Прощаясь, снял с себя в серебряных ножнах саблю, протянул Кириллу:
— Возьми, сынок, будешь помнить обо мне. Вспомнишь обо мне — вспомнишь и об отце своем. Аллах всемилостив, может быть, еще встретимся.
— Чем же мне вас отблагодарить, Рузмамед-ага? — всполошился он и вынул из кармана серебряный портсигар. — Возьмите, это самое дорогое, что я имею... Этот портсигар я получил из рук генерала Перовского за отличную службу.
— Не надо, сынок! — Рузмамед решительно отстранил подарок. — Я увидел тебя — это для меня лучший подарок. Счастливого тебе пути! — Рузмамед круто развернул коня и поехал назад к урочищу.
Через два дня отряд Атамурада возвратился в Кунград, но русского посольства в городе уже не застал. Сутками раньше Игнатьев получил от хивинцев семь каюков, перегрузил на них подарки хану и переправился на ту сторону Амударьи. Не было на мели и пароходе. Мат-Мурад спешно выехал в Хиву, чтобы подготовиться к встрече русских.
— Почему русский посол переправился на каракалпакский берег? — озаботился Атамурад-сердар.
— Ай, Аташ, разве ты не знаешь этих хитроумных лис! — возмущался Мухаммед-Фена. Как только ты уехал, ханские хитрецы распустили слух, что Атамурад-сердар подался на Узбой поднять всех туркмен в напасть на русское посольство. Когда полковник Игнатьев приехал в Кунград, они и его запугали.
— Аллах знает, кто из нас больше благоволит к русским — Хива хан или я! — возмутился Атамурад. — Мы должны догнать Игнатьева и снять с его глаз пелену заблуждения!
Отряд выступил в поход по западному берегу Аму-дарьи, чтобы, достигнув ближайшей переправы, перебраться на ту сторону реки. Ехали весь день, ночевали в степи. На рассвете приблизились к берегу и пошли дальше. Наконец, достигли канала Лаудан, раздобыли несколько лодок. Только уселись в них, увидели: с той стороны плывут каюки с русским посольством.
Игнатьев был рад встрече с Атамурадом, но с подъесаулом Лихаревым обошелся строже.
— Как смели вы пуститься на безрассудство?.. Тут такие слухи пошли... Будто бы Лихарев переметнулся к повстанцам и собирает войско своих же казаков,
— Какая чушь, ваше высокоблагородие!
— Хорошо, присоединяйтесь к экспедиции...
Несколько дней, пока плыли мимо плодородных земель и роскошных садов Магыта и Гурлена, Атамурад неотступно находился в каюке Игнатьева, всем своим видом и поведением показывая, как он предан России, Однако сердар никак не мог уразуметь, почему русский посол боится ехать по суше.
— Господин полковник, пока я рядом — с вашей головы не упадет ни одного волоска! — заверял Атамурад.
Наконец, когда Игнатьеву надоели заверения сердара, он, качая головой, сказал:
— Ну и упрям же ты, сердар! А наивности в тебе еще больше. Неужели ты думаешь, что я боюсь хивинцев? Я верю им, а тебе еще больше... Но ведь есть у меня и другие заботы: надо всю Амударью — от Арала до самой Хивы — промерить, чтобы точно знать: можно ли по ней пароходам ходить.
Трудный и медленный ход против течения реки продолжался. Несколько сотен пленных персиян тянули каюки на бечеве. Стоило кому-то из них замешкаться, как тут же проворные ханские нукеры подскакивали к виновнику и замахивались плетьми. Но вот каюки во шли в устье канала Шах-Абад, поплыли по течению, в бурлаков заметно поубавилось. По берегам канала встречали русских толпы дехкан. Игнатьев, чтобы расположить к себе хивинцев, велел казакам надеть красные рубахи и играть на балалайках. Понеслись залихватские частушки под струнный звон, удивляя толпу.
