Джейн содрогнулась:
– Не хочу даже думать об этом. Вы так спокойно говорите о своей смерти!
– Единственный раз в жизни я могу предвидеть будущее. Я знаю, они хотят окружить меня стеной молчания, и намерена воспрепятствовать этому. Я происхожу из старинного и почетного рода, поэтому моя смерть должна быть достойна моей крови.
«Даже если я не всегда жила так, чтобы быть достойной ее», – добавила она про себя.
Вечером перед судом Мария провела целый час в молитвах, а потом послала за отцом Депре. Когда пришел старый священник, она взяла его за руку и отвела в один из крошечных альковов.
– Благословите меня, – попросила она. – Укрепите мои силы для завтрашнего дня.
– Хорошо, – ответил он. – Не беспокойтесь о том, что вы скажете или не скажете. Поверьте, в нужный момент слова придут к вам.
– Я боюсь. – Ее руки были холодными, и она знала, что проведет эту ночь без сна. – Боюсь, что меня заставят предать себя, мою веру и королевскую кровь. Ведь на самом деле меня обвиняют именно в этом. – Она дрожала всем телом. – Именно эти вещи нестерпимы для них! И я буду одна перед множеством обвинителей.
– Не одна, – возразил священник. – Он будет там, рядом с вами.
– Если бы я на самом деле могла опереться на Него… Мне хочется, чтобы там было нечто вещественное. – Она стиснула руки и вонзила ногти в ладони, как будто хотела привыкнуть к боли. – О, отец, я совершала такие ошибки! Однако каждый мой выбор был сделан с лучшими намерениями. Я руководствовалась ограниченными знаниями, которые имела в то время. Я знала, что мне следует выйти замуж, и полюбила Дарнли, в чьих жилах текла королевская кровь, что делало его приемлемым для шотландских дворян. На бумаге он выглядел идеальным мужем, но я ничего не знала о нем…
– Это в прошлом, – твердо сказал Депре. – Ни один человек не может стать Богом и заглянуть в будущее или в сердце другого человека. Простите себя, как Бог простил вас, и не забудьте, что из-за этого «греха» на свет появился Яков, который когда-нибудь объединит два королевства. Предоставьте такие вещи Господу.
Той ночью Мария лежала без сна и в то же время боялась, что ее разум помрачится от усталости.
Золотистый солнечный свет сочился через крошечные окна утром пятнадцатого сентября, когда Мария одевалась перед судебным слушанием. Она немного нервничала, но больше не боялась; казалось, все уже произошло и лишь повторится перед нею в зале суда. Она не боялась испортить то, что уже вошло в историю, но ей было интересно узнать, что это такое.
Суд должен был проходить в просторных покоях над большим залом. С утра ее ноги сильно распухли и онемели, что было дополнительным неудобством. Это означало, что ей придется опираться на двух сопровождающих, как на костыли, – такой выход едва ли можно было назвать подобающим для королевы. Но это тоже уже было написано в книге ее судьбы. Она выбрала Мелвилла и Бургойна и медленно направилась в зал вместе с ними между двух рядов стражников с алебардами.
Перед ней, на протяжении семидесяти футов до самого конца длинного зала, восседали ее судьи. Две длинные скамьи были установлены вдоль стен, а в центре стоял небольшой стол, вокруг которого расселись судебные чиновники английской короны; два прямоугольника, внешний и внутренний, были заполнены людьми. Мария была единственной женщиной в этом зале. Когда она вошла, сорок четыре лица повернулись к ней. Она неторопливо пересчитала их, как будто для того, чтобы успокоиться.
«По одному на каждый год моей жизни, – подумала она. – Есть ли в этом некий умысел или это знак от Него, напоминающий о порядке, который превыше всех законов и установлений?»
Наступила тишина; мужчины смотрели на нее, пожирая глазами легендарную «Змею, пригретую на груди королевы Англии». Лишь немногие из присутствующих видели ее за все годы, пока она находилась среди них; пожалуй, они скорее могли бы встретиться с призраком.
Была ли это femme fatale, женщина, обрекшая на гибель столько мужчин ради любви к ней? Время лишило ее опасных соблазнов и полностью обезоружило ее. Они испытывали разочарование, смешанное с облегчением. У женщины, одетой в черное и появившейся в дверях, был двойной подбородок и полная талия.
В ближнем конце зала на небольшом помосте стоял трон под балдахином. Мария направилась туда, но ее мягко остановили и указали на стул, установленный под троном.
Мария окинула тоскливым взглядом пустой трон.
– Я королева по рождению, и мое место должно быть под балдахином, – возразила она.
– Это место Елизаветы, – ответил лорд-канцлер.
Место Елизаветы… издевательски пустое. Ее отсутствие казалось более материальным, чем живое присутствие судей.
Мария заняла место на бархатном стуле под пустым троном и огляделась по сторонам. Лица вокруг были связаны с именами, которые она слышала многие годы.
– Как много советников, – прошептала она Мелвиллу. – И ни одного у меня!
Лорд-канцлер встал и зачитал обвинение, выдвинутое против нее. Ее собирались судить по обвинению в заговоре с целью убийства Елизаветы, разрушения Англии и подрыва устоев национальной религии. Как и раньше, она ответила, что подверглась незаконному задержанию в Англии и согласилась явиться в суд лишь для того, чтобы доказать свою невиновность в предполагаемом покушении на Елизавету. Она готова ответить только на это обвинение. Она не признает юрисдикцию суда, но пришла для защиты своего доброго имени.
Лорд-канцлер зачитал на латыни распоряжение о проведении судебного слушания над нею согласно «Акту о безопасности королевы»; Мария возразила, что новый закон был принят только ради того, чтобы оставить ее в заключении.
Парламентский пристав Гоуди, представлявший английскую корону, встал и обвинил ее в попытке убить Елизавету и организовать иностранное вторжение в Англию. И то и другое считалось государственной изменой по «Акту о безопасности королевы» независимо от того, как давно и по какой причине он был принят. Потом он подробно рассказал о заговоре Бабингтона и обвинил Марию в том, что она знала о нем, содействовала ему и обещала помочь мятежникам, а также подсказывала им средства и способы его осуществления.
– Я знала Бабингтона пажом в доме Шрусбери, – ответила Мария. – Но после того, как он уехал в Лондон, я никогда не встречалась с ним, не писала ему и не получала от него посланий такого рода. Я также не организовывала заговор с целью убийства вашей королевы и не вступала в него.
Это было то, чего бы он хотел от нее; она была обязана сказать это в память о нем.
– Но Бабингтон признался! – заявил Гоуди. – Да, он сознался во всем, словно надеялся, что это даст ему какие-то преимущества. Как будто признанием в государственной измене можно купить помилование!
«Он признался! – с упавшим сердцем подумала Мария. – Он предал себя и свои убеждения». Она внутренне поморщилась, представив его сломленным. Такое состояние было хуже смерти.
– Он рассказал нам о переписке с вами; он даже любезно воспроизвел по памяти одно из писем. Как выяснилось, он говорил правду, потому что у нас есть заверенная копия оригинала!
У Марии все поплыло перед глазами. Откуда они достали его? Тайный канал… как его обнаружили?
Теперь заговорил Уолсингем.
– Дело с пивоваром с самого начала было нашим замыслом, – объявил он, глядя прямо на нее.
Значит, это задумал Уолсингем: пуританин с болезненно желтым лицом в строгом черном камзоле с брыжами. Она с гневным изумлением смотрела на него.
«Это их рук дело! – подумала она. – И я с самого начала клюнула на их наживку…» Ее замутило.
Уолсингем полностью зачитал письмо Бабингтона и ее ответ. Она вдруг задалась вопросом, действительно ли Бабингтон написал это письмо. Может быть, это лишь фальшивка Тайного совета.
– Я… возможно, Бабингтон написал это письмо, но пусть докажут, что я получила его! А для доказательства моего согласия на злой умысел необходимо иметь послание, написанное моим собственным почерком. Кроме того, если Бабингтон сознался в подобных вещах, почему его казнили вместо того, чтобы свести нас лицом к лицу, когда он мог бы свидетельствовать против меня? – Она с горечью огляделась по сторонам. – Я обращаюсь к закону, принятому в пятнадцатый год правления Елизаветы, где ясно сказано, что никого не могут обвинить в покушении на жизнь монарха без клятвенных показаний законно признанных свидетелей.
– А я думал, вы не разбираетесь в английских законах, – язвительно заметил Сесил. – Видите, джентльмены, насколько можно верить ее заявлениям и опровержениям?
– Письмо Бабингтона может быть фальшивкой! – воскликнула она. – Откуда вы знаете, что его не вскрывали? Оно явно прошло через множество рук. Это дело рук Уолсингема! Он не остановится ни перед чем, лишь бы добиться моей смерти!
