– Ты должна теперь принести искреннюю и безыскусственную присягу в том, что ты будешь правдиво отвечать на все предлагаемые тебе вопросы.
Жанна возразила невозмутимо:
– Я уже присягнула вчера, господин мой; удовлетворитесь этим.
Епископ продолжал настаивать; раздражение его заметно возрастало. Но Жанна лишь качала головой и молчала. Наконец она произнесла:
– Я уже присягнула вчера; этого достаточно. – Затем она добавила, глубоко вздохнув: – Поистине, вы налагаете на меня непосильное бремя.
Епископ по-прежнему настаивал, по-прежнему приказывал, но ничего не мог с ней поделать. В конце концов он отказался от дальнейших попыток и поручил производство допроса старому мастеру по части ловушек, хитросплетений и лицемерия – Бопэру, доктору богословия. Обратите внимание на внешнюю форму первого заявления этого крючкотворца – его слова были кинуты так непринужденно, так простодушно, что всякий неосторожный человек забыл бы об опасности:
– Ну, Жанна, дело наше совсем несложно: старайся только отвечать без запинки, искренно и правильно на те вопросы, которые я тебе буду предлагать; ведь ты обещала это своей присягой.
Затея его не удалась. Жанна бодрствовала. Она фазу заметила подкоп.
– Нет, – сказала она. – Вы, может быть, спросите меня о таких вещах, о которых я не пожелаю и не буду говорить.
Затем, подумав о том, как святотатственна и как несвойственна их сану попытка этих служителей Бога проникнуть в дела Вседержителя, охраненные грозной печатью Его тайны, она добавила с оттенком предостережения в голосе:
– Если б вы лучше знали меня, то вы не решились бы иметь дело со мной. Я не поступала иначе, как по Откровению.
Бопэр переменил атаку и повел наступление с другой стороны. Он хотел, видите ли, подкрасться к ней под прикрытием невинных и малозначащих вопросов.
– Обучилась ли ты дома какому-нибудь ремеслу?
– Да, я умею шить и прясть.
И тут непобедимая воительница, победоносная героиня Патэ, покорительница льва-Тальбота, освободительница Орлеана, спасительница королевской короны, верховная начальница войск целого народа – гордо выпрямилась и, слегка встряхнув кудрями, произнесла с наивным самодовольством:
– Если уж пойдет на то дело, я готова состязаться со всеми руанскими женщинами.
Толпа зрителей разразилась рукоплесканиями – это было приятно Жанне; и можно было заметить дружелюбную и ласковую улыбку на многих лицах. Но Кошон гневно обрушился на толпу, требуя соблюдения тишины и благопристойности.
Бопэр продолжал допрос. Он спросил:
– Занималась ли ты дома еще чем-нибудь?
– Да. Я помогала матери по хозяйству и пасла в поле овец и коров.
Голос ее слегка дрожал, но едва ли многие могли это заметить. Но на меня вдруг повеяло очарованием детских лет, и мои глаза затуманились слезами: некоторое время я не мог видеть того, что писал.
Бопэр, выдвигая различные вопросы, осторожно подбирался к запретной области и наконец повторил один вопрос, на который она незадолго перед тем отказалась ответить: приобщалась ли она тогда в иные праздники, кроме Пасхи? Она сказала кратко:
– Passez outre.
Это можно перевести так: «Переходите к тому, на чем вам позволено останавливаться».
Я слышал, как один из членов суда сказал своему соседу:
– Свидетели, по большей части, – народ придурковатый; их легко сбить с толку и запугать. Но это дитя, поистине, невозможно ни устрашить, ни застать врасплох.
Вот собрание насторожилось и начало прислушиваться с жадным вниманием: Бопэр коснулся вопроса о Голосах Жанны – животрепещущего вопроса, который всех занимал и волновал. Его цель была – завлечь Жанну в область необдуманных слов, в которых можно было бы найти намек, что Голоса иногда давали ей злые советы, – и, следовательно, что они исходили от Сатаны. Сношения с нечистой силой… да за это Жанну фазу отправили бы на костер, и долгожданная конечная цель суда была бы достигнута быстро.
– Когда ты впервые услышала те Голоса?
– Тринадцати лет я услышала в первый раз Голос, ниспосланный от Бога: то был совет, как мне вести праведную жизнь. Я испугалась. Произошло это в полдень, летом, в саду моего отца.
– Ты тогда постилась?
– Да.
– Накануне этого дня?
– Нет.
– С какой стороны послышался Голос?
– Справа – со стороны церкви.
– Сопровождался ли он ярким светом?
– О да. Свет был ослепителен. С тех пор, как я приехала во Францию, я часто слышала Голоса.
– Как звучал голос?
– То был благородный Голос, и я думала, что он послан мне от Бога. Услышав его в третий раз, я поняла, что он принадлежал ангелу.
– Был ли он тебе понятен?
– Вполне. Он всегда был слышен отчетливо.
– Какие советы преподал он тебе относительно спасения твоей души?
– Он повелевал мне жить праведно и не пропускать церковных служб. Он также сказал, что я должна отправиться во Францию.
– Какой образ принимал Голос, являясь тебе?
Жанна с подозрением посмотрела на священника и ответила невозмутимо:
– Этого я вам не скажу.
– Часто ли посещал тебя Голос?
– Да, два или три раза в неделю; и он говорил: «Покинь деревню свою и отправляйся во Францию».
– Знал ли твой отец, что ты уходишь?
– Нет. Голос говорил: «Иди во Францию», и потому я не могла дольше оставаться дома.
– Что еще говорил он?
– Что мне предстоит снять осаду с Орлеана.
– И это все?
– Нет: я должна была пойти в Вокулер; тогда, дескать, Роберт де Бодрикур даст мне солдат, в сопровождении которых я отправлюсь во Францию; а я сказала в ответ, что я – бедная девушка, не умеющая ни ездить верхом на лошади, ни сражаться.
Затем она рассказала, сколько препятствий она встретила в Вокулере и как она все-таки получила наконец отряд солдат и начала свой поход.
– Как ты была одета?
Суд в Пуатье определенно разъяснил и постановил, что, поелику Господь поручил ей совершить мужское дело, то нет ничего непристойного или оскорбительного для религии, если она будет одеваться, как мужчина; но что толку? – теперешний суд не разбирался в средствах для погибели Жанны; он готов был воспользоваться даже поломанным и негодным оружием, и из вопроса Бопэра предполагалось извлечь весьма многое.
– Я носила мужское платье, и со мной был меч, который я получила от Роберта де Бодрикура, но другого оружия у меня не было.
– Кто дал тебе совет носить мужское платье?
Жанна опять сделалась подозрительной. Она не отвечала.
Вопрос был повторен.
Она снова отказалась.
– Отвечай! Тебе приказывают.
– Passez outre, – больше она ничего не сказала.
И Бопэру пришлось до поры до времени оставить этот вопрос в стороне.
– Что сказал тебе Бодрикур при твоем отъезде?
– С моих спутников он взял обещание, что они будут меня охранять, а мне он сказал: «Ступай, а там будь что будет! (Advienn que pourra!)»
После целого ряда других вопросов ее опять спросили о ее одежде. Она сказала, что ей было необходимо носить мужское платье.
– Не Голос ли посоветовал тебе это?
Жанна ответила спокойно:
– Я думаю, что Голос дал мне добрый совет.
Больше ничего нельзя было от нее добиться, идопрос, перейдя на другие предметы, коснулся наконец ее первой встречи с королем – в Шиноне. Она сказала, что фазу узнала короля, которого никогда не видела раньше: ей открыли Голоса. Перебрали все обстоятельства, сопровождавшие эти события. Затем задали Жанне вопрос:
– Продолжаешь ли ты теперь слышать те Голоса?
– Они посещают меня каждый день.
– Что ты спрашиваешь у них?
– Я никогда не просила у них иной награды, кроме спасения моей души.
– Всегда ли Голос поощрял тебя следовать за войском?
Опять он расставляет ей сети! Она ответила:
– Он приказывал мне остаться в Сен-Дени. Я повиновалась бы, если бы была свободна, но рана меня обессилила, и рыцари увезли меня против моей воли.
– Когда ты получила рану?
– Я была ранена у окопов, перед Парижем, во время приступа.
Следующий затем вопрос покажет вам, куда метил Бопэр.
– Был ли то праздничный день?
Видите? Его мысль такова: голос, ниспосланный Богом, едва ли мог советовать или разрешать кровопролитие в священный день.
Жанна смутилась на минуту, но потом ответила:
– Да, то было в праздничный день.
– В таком случае ответь мне: считаешь ли ты праведным делом – идти в такой день на приступ?
Это был выстрел, который мог пробить первую брешь в стене, до тех пор стоявшей несокрушимо. В зале мгновенно воцарилась тишина, и на всех лицах отразилось напряженное ожидание. Но Жанна разочаровала судей. Она лишь слегка махнула рукой, как бы отгоняя муху, и произнесла с невозмутимым равнодушием:
– Passez outre.
Улыбка на минуту осветила даже наиболее суровые лица, а иные из присутствующих рассмеялись громко. Ловушку приготовляли долго и тщательно; она захлопнулась – и оказалась пуста.
Судьи встали. Они сидели несколько часов подряд и к концу заседания смертельно устали. Большая часть времени была посвящена на первый взгляд несущественным событиям в Шиноне – спрашивали об изгнаннике, герцоге Орлеанском, о первых воззваниях Жанны и так далее, но вся эта якобы случайная канитель в действительности изобиловала скрытыми ловушками. Однако Жанна всякий раз благополучно выбиралась из беды; то ей приходила на помощь удача, оберегающая неопытность и невинность, то – счастливая случайность, то – ее наилучшие и вернейшие пособники: ясная прозорливость и молниеносная проницательность ее необычайного ума.
