Побег в Тоскану - Кэт Деверо

– Вот и все. – Теперь я тоже улыбаюсь.

– Вот и все, – подтверждает Стелла. – Я стала жить с ними, помогала приглядывать за свиньями и курами, а по воскресеньям ходила в церковь с матерью и сестрой Джузеппе. Замуж за Джузеппе я выходила как Мария Фурлан, а не как Стелла Инфуриати. В конце концов, по документам я и была Марией Фурлан. У нас родился один сынишка, потом другой. Постепенно я сроднилась с этим местом, тихим и ровным, и научилась любить долину По. Да и как мне было не любить ее, ведь она столько мне дала.

Однажды мы с матерью Джузеппе были на кухне. Она учила меня готовить пасту, фаршированную тыквой, которую так любят феррарцы. У меня мало что получалось, но мы от души веселились. Светило солнце, играло радио, и вдруг мы услышали… – Стеллу пробирает дрожь, и она подтягивает плед повыше. – Передавали новости, и диктор сказал – я слышу этот тяжелый голос как сейчас, – что Акилле попал в катастрофу. О его гибели скорбит вся Италия. Да, именно так диктор и сказал.

– Необязательно рассказывать об этом, – говорю я. – Не рассказывайте, если вам тяжело.

– Нет, я должна выговориться. Мне нужно выговориться. Прекрасная умиротворенная жизнь, которую я вела… мне всего лишь ссудили ее на время. Я должна была понимать, что Акилле рискует каждый день, что может всякое случиться, а если он покинет нас, то родители осиротеют. Останутся одинокими и раздавленными, потому что любили его больше всего на свете. Больше себя, больше меня. – Стелла мрачнеет. – Так неужели теперь оставить их наедине со случившимся? Во всяком случае, так советовал мне Джузеппе. Но я не могла так поступить. Я бы все равно думала о них, представляла бы себе, как они мучаются. В газетах говорилось, что Акилле работал с Пьерфранческо Леньи. И я написала Пьерфранческо. Постаралась все объяснить и спросила, не поможет ли он. Конечно же, он помог. Пьерфранческо любил Акилле, но прежде всего он хотел поддержать товарища по партизанской борьбе.

– Значит, с баром вам помог он?

– И не только с баром. Он дал нам в долг приличную сумму – точнее, он сказал «в долг», хотя мы оба отлично знали, что он никогда не потребует вернуть ссуду. Этих денег хватило бы, чтобы перевезти во Флоренцию и моих родителей, и родителей Джузеппе, если они того захотят. Все устроили его юрист, его управляющий банком, его бухгалтер и так далее, так что никто впредь и не пытался перепроверить мои злосчастные фальшивые документы или поинтересоваться, откуда у меня тосканский акцент, если я родом из Триеста. Пьерфранческо позаботился буквально обо всем. Он даже подарил нам на новоселье ту дурацкую фотографию, что висела в баре, пока мы не начали вешать на стену свои собственные.

– «Бугатти-251».

Стелла натянуто улыбается:

– Значит, помните. Эта фотография была для нас чем-то вроде горькой шутки. Та «бугатти» так и не побывала ни в одном заезде, а нам обоим хотелось, чтобы Акилле тоже никогда не участвовал в гонках.

Мне хочется обнять ее, но я не решаюсь. Стелла, полная достоинства, напряжена как пружина.

– А вы никогда не думали снова стать Стеллой Инфуриати? – спрашиваю я. – В смысле – официально?

Стелла качает головой.

– К тому времени я уже много лет была Марией Фурлан. Я повзрослела и изменилась, я родила двух детей. Я перестала быть похожей на себя прежнюю, да и чувствовала себя совсем другим человеком. Может быть, я и смогла бы вернуться к прошлой жизни, Пьерфранческо все уладил бы, но мне нравилось, как я живу, и я не хотела ничего менять. Наверное, родители могли бы запротестовать, могли бы настаивать на том, чтобы я снова стала Стеллой Инфуриати, могли бы даже потребовать, чтобы мы все переехали к ним… Могли бы – но не стали. После гибели Акилле они не захотели оставаться в Ромитуццо, не захотели общаться с тамошними жителями. Им невыносимо было видеть и слышать, как их сын бронзовеет, как любой разговор сводится к его особе. Все это причиняло им острую боль. Они были вполне довольны, живя с нами, играя с обожаемыми внуками и коротая время в ожидании того дня, когда они встретятся с Акилле на небесах. Так они постепенно и старели. Отец продержался еще пять лет, мать гораздо дольше, и жизнь их была если не счастливой, то хотя бы безбедной. Я не могла заменить родителям Акилле, но они были рады, что я вернулась к ним, все равно под каким именем. Отношения у нас были… нормальные.

– Всего лишь нормальные? – спрашиваю я.

– Ничего лучше я и не ждала. – В голосе Стеллы отчетливо звучит боль. – Но большее мне теперь и не требовалось. У меня была собственная семья, Пьерфранческо стал мне добрым другом и надежным союзником. А потом я познакомилась с вашей бабушкой, и у меня появилась сестра. О, это целая история. – Стелла окидывает меня оценивающим взглядом. – Может, отложим ее до следующего раза? Наш разговор сильно затянулся, и вам наверняка хочется домой, к своему приятному молодому человеку – тому, что ездит на красной спортивной машине. Я ведь не ошиблась, он ваш молодой человек?

– Теперь – да. – Я чувствую, как по шее ползут красные пятна. (Воссоединение с Марко доставило мне немалое удовольствие.)

– Я так и знала! – Стелла хлопает в ладоши. – Что ж, придется мне огорчить внука, Никколо. Он в тот день обратил на вас внимание, но теперь я ему скажу, что он опоздал. – Она улыбается мне, нимало не сконфуженная. – Если вы хотите сбежать – я пойму. Доскажу вам свою историю как-нибудь потом, если Господу будет угодно. А то давайте я сварю кофе и мы поговорим еще немного.

Я придвигаю к себе телефон и проверяю время: еще даже нет пяти. Марко обещал написать после работы, спросить, не нужно ли заехать за мной, но до конца рабочего дня еще далеко. А мне очень, очень хочется узнать, как бабушка познакомилась со Стеллой. И я говорю:

– Кофе был бы очень кстати.

* * *

Я прощаюсь со Стеллой уже после заката. Когда я поворачиваюсь, чтобы уходить, Стелла хватает меня за руку:

– Постойте. Я хочу отдать вам кое-что.

Она вытягивает из горловины блузки подвеску на серебряной цепочке и теребит застежку. Пальцы плохо слушаются ее, и Стелла что-то бормочет себе под нос.

– Нет, – резко говорит она, когда я открываю было рот, чтобы предложить помощь. – Я сама. Oddio… [53] Вот! – Стелла снимает подвеску и решительно вкладывает