Можно отметить любопытнейший факт. В совершенно иной обстановке, когда ни о какой национал-социалистской немецкой пятой колонне не могло быть и речи, то же самое думали и чувствовали люди, проживавшие на другом континенте, но тоже подвергавшиеся нападению.
Морской министр США после удара японцев по Пирл-Харбору (7 декабря 1941 года) выступил с утверждением, будто “наиболее эффективными за всю войну действиями пятой колонны (если не считать событий в Норвегии) оказались действия на Гавайских островах”. Речь шла при этом о 160 000 проживавших на Гавайях [372] японцев, большинство из которых являлось американскими гражданами{735}. Многие в Америке утверждали, что эти люди стреляли по американским солдатам, воздвигали баррикады на дорогах, вырубали тростник на сахарных плантациях таким образом, что получались гигантские стрелы, указывавшие направление на военные объекты. Японцы, торговавшие овощами и фруктами, тщательно следили за закупками продовольствия для американского военно-морского флота, делая отсюда выводы о перемещениях его кораблей{736}. Член палаты представителей американского конгресса Рэнкин, выступая (19 февраля 1942 года) на заседании, кричал: “Будь они прокляты, предатели!”{}
Вскоре после японского нападения на Пирл-Харбор подобные же обвинения выдвигались против проживавших в Калифорнии 110 000 американских граждан японского происхождения, так называемых нисэев (Niseis). Говорили, будто эти люди каждую ночь либо подают световые сигналы японским подводным лодкам, либо держат с ними связь при помощи тайных раций; будто они располагают цветочные клумбы, грядки помидоров или кормушки с сеном для скота таким образом, чтобы условно указывать расположение аэродромов и авиационных заводов; будто они отравляют овощи и фрукты, продаваемые американским домохозяйкам{738}. Враждебные настроения против местных японцев усилились до такой степени, что весной 1942 года власти всех их интернировали, разместив в лагерях внутренних районов США{739}.
Если внимательно рассмотреть периоды напряжений и конфликтов, предшествовавшие второй мировой войне, мы встретимся и с другими сходными явлениями. [373]
Когда в 1938 году в Чехословакии пришли к выводу, что война с Германией неизбежна, по Праге поползли слухи, будто врачи немецкой клиники подготовили тысячи пробирок с микробами брюшного тифа, чтобы отравить питьевую воду после начала военных действий. Говорили, что сторонники Генлейна написали светящимися красками название чехословацкой столицы на крыше немецкого университета, облегчая тем самым ориентировку немецким бомбардировщикам{740}.
Во время гражданской войны в Испании один из приехавших туда иностранцев заметил близ Сарагосы, как из мест расположения правительственных войск подавались световые сигналы противнику. Как ему сказали, подобные явления происходили “каждую ночь”{741}. Незадолго до начала войны сотни женщин в Мадриде охватила паника: до них дошел слух о том, что “монахини раздают отравленные сладости детям и что больницы города переполнены пострадавшими малышами”{742}.
Как обстояло дело в этом отношении в период первой мировой войны?
В августе 1914 года, то есть в первый месяц войны, во Франции тоже ходили слухи, будто в Париже и его окрестностях появилось много немецких офицеров во французской форме, пытающихся разрушать мосты.
Особо яростная кампания развернулась против швейцарской фирмы “Магги”, работавшей с привлечением немецких капиталов; эта фирма якобы снабжала население Швейцарии отравленным молоком{743}. Когда осенью 1914 года на бельгийской границе пала сильная крепость Мобёж, многие пытались найти объяснение этого факта в том, что обстреливавшие крепость тяжелые немецкие орудия были доставлены на позиции, имевшие бетонные площадки, которые незаметно подготовили еще задолго до войны проживавшие в этом районе немцы [374] под видом строительства теннисных кортов или гаражей{744}. В Англии тоже верили рассказам о заблаговременной подготовке немцами огневых позиций близ Мобёжа. Многие англичане были убеждены, что замечают подобную подготовку, казалось бы безобидную, но на самом деле в высшей степени опасную: бетонирование подъездов к домам, бетонирование теннисных кортов, бетонирование дворов{745}. Сообщения из Франции о рекламных вывесках “Магги” привели к тому, что в Лондоне создали специальные группы людей, которые, захватив отвертки, занялись просмотром обратной стороны всех рекламных плакатов{746}. В те времена многие были убеждены, что немцы систематически на протяжении ряда лет занимались шпионажем в Англии, проводя его в широком масштабе. Группа бродячих музыкантов могла оказаться хорошо знающими свое дело немецкими офицерами{747}; немецкие парикмахеры и ювелиры селились по всей стране, даже в таких местах, где (как предполагалось) они не могли заработать на пропитание; число официантов-немцев угрожающе велико - значит кругом шпионы!{748}. Обычно предполагалось, что все эти люди будут маскировать враждебную деятельность мнимым ремеслом и после начала войны. В сотнях мест отмечалась подача световых сигналов. Говорили, что по стране ездит таинственный автомобиль, передающий радиосообщения{749}. Предполагалось, что в горных районах Шотландии немцы организовали склады горючего для снабжения своих дирижаблей. Власти объявили о вознаграждении тем, кто поможет установить местонахождения таких складов{750}. На первом этапе войны многие попадали под подозрение только потому, что несколько необычно одевались или “разговаривали вполголоса, причем голоса были похожи на немецкие”. [375]
В Германии в начале августа 1914 года немцы думали, что в стране находится много французских и русских агентов, причем некоторые из них носили немецкую форму. “Многие немецкие офицеры и солдаты подвергались придиркам и аресту, так как их принимали за переодетых шпионов”{751}. В Берлине и других местах иногда задерживали и опрашивали священников и монахинь. Ходили слухи, будто через Германию перевозится огромное количество золота, направляемого из Франции в Россию; в результате проезжавшие автомобили стали задерживать и тщательно обыскивать. Наступил момент, когда из-за этого едва не приостановились все военные перевозки{752}. Некоторые офицеры и гражданские лица, отказывавшиеся остановить свои машины или замедлить ход, были убиты или получили ранения. “Самых безобидных людей принимали за шпионов, если они по своей внешности чем-либо выделялись из окружающей публики”, - писала одна англичанка, являвшаяся супругой немецкого аристократа{753}.
Охота за французскими агентами, которые якобы перевозили в Россию золото на самых обычных автомашинах, распространилась и на Австрию.
Проживавших в России немцев русские подозревали в связях с противником. Убеждение в том, что мобилизованные в армию местные немцы могут оказаться изменниками, было настолько сильным, что в 1915 году этих людей сняли с западного фронта и отправили на Кавказ для выполнения тяжелых и опасных работ в высокогорных районах. Каждое новое поражение русских войск приписывалось шпионажу, широко развернутому местными немцами{754}.
В Соединенных Штатах Америки во время первой мировой войны существовало широко распространенное мнение о том, что немцы, проживающие за пределами [376] своей страны, являются опасными людьми. Когда началась война с Германией (апрель 1917 года), американцы постепенно все более и более проникались убеждением, что “все немцы, находившиеся в Америке в период с 1914 по 1917 год, занимались только заговорами, ничем другим, кроме заговоров{755}. В Латинской Америке разговоры о немецкой опасности распространились до бразильских джунглей, а затем проникли еще дальше. “На немецких поселенцев смотрели как на переодетых солдат, которые, действуя в качестве хорошо организованной войсковой части, когда-нибудь смогут отвоевать себе новое “отечество” и подчинить его германской империи”{756}. В Уругвае уволили с работы всех немцев, служивших на мясоконсервных заводах; опасались, что они могут отравлять мясо, предназначенное для экспорта в Англию{757}.
В годы первой мировой войны можно было часто услышать; “Среди нас есть предатели и переодетые агенты противника!” Это не представляло собой явления, присущего только XX столетию. То же самое наблюдалось и в более ранние времена.
Во время франко-прусской войны (1870 - 1871 годы) в Париже развернулась настоящая охота за прусскими шпионами; людям мерещились шпионы “почти всюду”. Случалось, толпа парижан брала приступом дома, когда кто-либо высказывал подозрение, что из них подают противнику световые сигналы{758}. Газета “Фигаро” сообщала, что в последнюю минуту удалось обнаружить и задержать партию французского военного обмундирования, пересылавшуюся в адрес прусского короля и предназначенную для его агентов{759}. [377]
