чья-то рука. Это был парень из оркестра.
– Бродяжничаешь? – спросил он, и, не ожидая ответа: – Пойдём, переночуешь, по дороге поговорим. Кстати, я – Семён, а ты?
– Санька.
Разговор получился откровенным; подходя к дому, Семён сказал:
– Не тужи, придумаем что-нибудь. А на балалаечке ты шаришь здорово!
Дома у Семёна выпили чай с баранками; его мать, поворчав, спать Сашке постелила на сером, обшарпанном диване, швырнув под голову скрученную, старую фуфайку, а в ноги – суконное одеяло.
– Семён, скажи, чего дед меня про адрес спрашивал? – спросил Сашка.
– А вдруг ты инструмент утянешь. Когда ты ушёл, я ему свой адрес дал. Так что, дружок, придётся тебе пока у меня пожить.
– Спасибо, конечно. Но я б лучше на гитаре поиграл.
– Получишь и гитару, да хоть и баян: у нас заядлых музыкантов не много.
Сашке плохо спалось: досаждали волнующие мысли. Утром он отправился с Семёном, ещё не зная, куда и зачем. «Когда придём – увидишь» – хитро сказал Семён. Они вошли в ограду приземистого здания из двух этажей. Семён вошёл в приоткрытую дверь, а Сашку попросил подождать. Сашка сел на маленькую скамейку. От здания тянуло запахом типографской краски. Через некоторое время из двери выбежал Семён, пронёсся мимо Сашки к лестнице, которая вела со двора на второй этаж. На нём болтался во все стороны чёрный фартук. Сашка заскучал. Но вот опять появился Семён; вихрем скатившись сверху, он оказался возле Сашки.
– Вставай! – радость в голосе. – Директор с тобой потолкует. Давай, иди!
На втором этаже маленький коридор и две двери – налево и направо. Которая налево, была приоткрыта, там располагался кабинет, в котором за массивным столом сидел человек с добродушным лицом, седовласый.
– Рассказывай, – оглядев Сашку, директор обратился к нему. – Кто, откуда, на самом деле трудовая книжка есть?
– Есть, – ответил Сашка. – И метрики есть. Всё со мной.
Директор полистал документы.
– Значит, решил стать печатником?
Разговор затянулся; после него Сашку приняли на должность печатника с неплохим, по мнению Сашки, окладом. Этого оклада хватило бы на сытую жизнь, но мамаша Семёна, как отрезав, сказала, что с него возьмёт пятьдесят рублей квартирных, и что жратва в плату не входит.
Семён похлопотал, чтобы Сашку прикрепили к нему. Печатать оказалось не так просто. Белая бумага, зажимы, барабан. Семён работал, как автомат, а Сашка путался, и если бы не терпенье друга, он бы долго не выдержал. Но Семён подначивал: «На струнах играть трудней, тренируйся, и будешь печатать лучше меня». Скоро и в самом деле стало у Сашки кое-что получаться. И как-то к нему подошёл мастер – строгий, очки на краю носа, и сказал:
– Молодец, Ерёмин: брак у тебя уже ниже нормы.
Жизнь Сашкина вроде налаживалась…
46
Наконец, печатать Сашка стал без брака. Посещал оркестр, где играл на гитаре. Казалось, дела шли прекрасно, но еды не хватало. Правда, Семён приглашал его за стол, но, видя косые взгляды мамаши его, он отказывался. А Семён против матери – ни звука. Это стало первой трещиной в их дружбе. А ещё появились у Сашки новые приятели. Возникли они сами собой, когда Сашка, с разрешения руководителя оркестра, стал брать домой гитару. Вот тогда и слепилась блатная компания. Сашка играл на гитаре под окном дома, нашлись и певуны. Когда кто-нибудь из пареньков покупал вино, веселились часов до трёх ночи. После этого у Сашки слипались глаза на работе, и строгий мастер уже сделал ему замечание.
А однажды случилось непредвиденное. Сашка шёл с репетиции, бренча на гитаре. Подошёл к магазину. И лишь глаза от гитары оторвал, батюшки! – видит, идёт его мамочка. Он поднялся по ступенькам, она – за ним, нарядная, накрашенная. А на нём старая рубаха, вся в пятнах. Он вошёл в магазин и, косясь на мамочку, купил дорогие папиросы и плитку шоколада. Сбежав с крыльца, оглянулся. Мамочка вышла следом за ним на крыльцо, стоит, лицо всё в пятнах. Ударил тогда Сашка по струнам и запел: «И зачем ты меня, мать, на свет белый родила…». И пошёл прочь. Она его не окликнула.
Вечером он с другом попался в руки милиционера, когда у вокзала они ломали ветки сирени. В отделении им сказали, что родителям придётся заплатить штраф. Сашка с ехидной улыбкой дал мамочкин адрес. Выкатившись из отделения, друзья пошли уже на настоящее дело, которое было намечено накануне. Давно уже обращал на себя внимание дружков забор лесного склада. И вот, дождавшись темноты, без особых трудностей они умыкнули пять досок по шесть метров. Пенсионер заплатил им сорок рублей. Расплачиваясь, сказал: «Таскайте, сынки, таскайте, мне досок таких много надо». Воровство пиломатериала длилось долго и без неприятностей. Этот «левак» хорошо помог Сашке подкормиться, и ещё оставалось на выпивку в компании. Жизнь Сашкина, вроде, налаживалась, если можно так сказать, плюсуя сюда трудоустройство, участие в самодеятельном оркестре, ночное пьянство и удачное воровство.
