или Артаксеркса... Мне известно, какие поборы Аршама дерет с жреческой коллегии Дельты.
Сем пожевал губами. Он заметил синяк под слоем грима на лице демарха и сделал правильный вывод.
Однако спросил:
— Тебе какая выгода?
— Личный мотив... — Амфилит скосил глаза в сторону. — Просто убей шпиона, и дело с концом... А серебро оставь себе.
Он передал сему сверток:
— Это для исполнителя... Может пригодиться в деле.
Развернув сверток, Нетрухотеп изучил лежавший на ткани атрибут. Потом сделал вид, что задумался, хотя на самом деле решение уже принял.
— Хорошо, — процедил он наконец. — Сочтемся.
На хлопок в ладоши в зал снова вошел привратник.
— Пришли Сат-Хатор, — приказал сем.
Вскоре в притворе появилась долговязая темнокожая девушка в черном льняном каласирисе. Жрица казалась высокой даже для эфиопки. Она молча опустилась на колени, сложив ладони в молитвенном жесте.
На обритом черепе Сат-Хатор виднелись ритуальные шрамы. Ее плечи были покрыты красными рисунками: жезл уадж в виде стебля папируса, знак плаценты, каравай хлеба и торс женщины в позе адорации.
Амфилит знал, что такими иероглифами обозначается имя Сехмет. В полутемном зале он сначала принял жрицу за юношу из-за узких бедер, но потом различил стянутую лямками каласириса маленькую грудь.
Красоту словно высеченного из сердолика лица эфиопки портили беспощадные глаза цвета темного циркона. Когда она подошла ближе, демарха покоробило от ее взгляда — внимательного, неподвижного, жестокого. Так крокодил смотрит на тонущего козленка.
— Сат-Хатор — семет, жрица заупокойного культа, — ровным тоном проговорил Нетрухотеп, словно описывал статую, а не живого человека. — Но она еще и охраняет храм... Я бы не пожелал какому-нибудь ротозею встретиться с ней в неположенном для мирян месте... Однажды она насмерть забила вора погребальной статуэткой-ушебти.
Нетрухотеп обратился к жрице:
— Ты должна догнать и убить афинянина, который плывет по Нилу на юг в сопровождении египтянина и трех карийцев. Этот чужестранец враг нашего храма. Гость подробно расскажет тебе о нем... От себя добавлю, что серебро, которое он везет в сундуке, принадлежит Сехмет. Поэтому все, что тебе придется сделать для его возвращения в храм, можно считать служением богине... Мне все равно, как умрет эллин.
Выслушав сначала сема, а потом и демарха, эфиопка легко поднялась с колен:
— Будет исполнено, господин, — сказала она бесцветным голосом...
На рассвете папирусный барис с поднятым парусом отчалил от храмовой пристани. Сат-Хатор все в том же черном каласирисе стояла возле мачты, глядя перед собой спокойным пристальным взглядом.
Шею семет охватывало ожерелье из львиных когтей в серебряной оправе и черных бусин оникса. За ее спиной костяная рукоятка хопеша перекрещивалась с коротким лезвием косы из метеоритного железа, насаженной на бамбуковый посох.
4
Когда показался заросший тамариском и олеандром мыс, Настес взял правее, чтобы течение не отнесло нуггар в Себеннитский рукав. К разделявшему Нил на два русла мысу лучше не приближаться, потому что он заканчивается песчаной банкой, где легко сесть на мель.
Да и руль, чего доброго, завязнет в гуще водорослей или дебрях податливого, но вяжущего движение роголистника. Выгребай тогда из затона, как можешь.
А еще через парасанг от Нила отщепился Пелусийский рукав. Плодородная Дельта с ее фруктовыми садами, пшеничными полями и заливными лугами осталась за кормой.
Засаженный яблонями канал уходил к Гелиополю [50]. Саманные кварталы Керкасора обрывались у самой воды. От разноцветных парусов рябило в глазах. По штабелям готовых к сплаву пальмовых стволов ползали коричневые фигуры в белых набедренных повязках.
Похожий на полумесяц жреческий барис Тасуэи Геродот увидел сразу. Папирусная лодка с флагами храма Пер-Баст терлась о причальный кранец. Загнутый ахтерштевень походил на жало скорпиона, а большое рулевое весло под ним безвольно повисло в уключине. Со скул бариса смотрели два нарисованных черной краской глаза-апотропея.
Вместо наоса на толстом круглом корпусе торчали жерди под крышей из пальмовых листьев. За подрагивающей на ветру занавеской угадывались очертания пустого кресла.
Парус был подтянут к верхнему рею, отчего двуногая мачта казалась голой. На носу бариса ярким пятном выделялся расписанный цветочным орнаментом сундук.
Геродот понял, что Тасуэи находится в городе, но, чтобы найти ее, придется расспросить портовый люд. Ему повезло, так как первый же эллин, которого он распознал по бороде, подсказал, что жрица остановилась в храме Хатхор.
Договорились так: карийцы и Хети почистят нуггар от налипших на днище ракушек, затем отправятся на ближайший к порту постоялый двор, а галикарнасец тем временем разыщет Тасуэи. В путь тронутся все вместе с рассветом следующего дня.
Издали обсаженный священными сикоморами храм Хатхор поражал простотой линий. Заросший мятликом некрополь хранил тишину веков. Маленький огород зеленел стрелками лука и чеснока.
Плоская крыша храма покоилась на колоннах. При этом капитель каждой из них опиралась на голову богини. Коровьи уши смотрели вперед, словно Хатхор прислушивалась к голосу Нила или ждала приветственных слов от прохожего.
Наконец, привратник привел Тасуэи. Убедившись, что жрица и гость действительно знакомы, он растворился в вечерней тени. Египтянка повела галикарнасца в прохладу колоннады.
— Как доплыли? — приветливо спросила Тасуэи, когда они остановились.
На ней был белый каласирис, а голову на этот раз закрывал ритуальный парик в виде ниспадающих прямых буклей иссиня-черного цвета, обвязанный красной лентой и украшенный маргаритками из красного и синего стекла. Лямки едва прикрывали налитую оливковую грудь.
Геродот медлил с ответом. На миг он потерялся в
