был подслушан посредством микрофона четырьмя членами Союза, сидевшими в соседнем помещении. Был составлен протокол этого конспиративного собрания. Изучив протокол, Исполнительное бюро передало его югославской полиции, где говорилось, что Пепескул и Черташ, видимо, завербованы советской агентурой, свившей гнездо в Четвертом отделе РОВСа, поскольку готовятся убить генерального секретаря Союза Георгиевского…
Но произошел совсем неожиданный поворот!
10 ноября полиция арестовала всех четверых участников собрания, которых отвезли в Главнячу. 12 ноября для дачи показаний были вызваны Георгиевский и Околович, 14 ноября из провинции прибыли Байдалаков и член Исполнительного бюро Вергун. После данных Байдалаковым объяснений были отпущены с допроса Георгиевский, а через три дня и все остальные члены Союза.
Перфильева вызвали на допрос лишь на третьи сутки: за столом в большом кабинете восседал начальник полиции Драгомир Йованович.
– Почему меня арестовали? – сразу же спросил Перфильев.
– Согласно данным, расшифрованным стенографисткой и подтвержденным свидетелями, виновата не одна сторона: вы провоцировали Марию Пепескул, когда предложили свою помощь убрать профессора Георгиевского, как это сделал с бароном Врангелем его денщик…
– Мне поручили узнать, на что может пойти эта женщина. Вся операция была проведена ради Георгиевского, который опасается за свою жизнь.
– Тем не менее… роль обвиняемых пассивна, – ответил Йованович.
Перфильева снова отвели в камеру. Шагая в сопровождении жандарма, он решил, что за Пепескул, вероятно, заступился генерал Барбович.
Однако, как выяснилось впоследствии, все было намного сложней: завербованному немцами Драгомиру Йовановичу выпал удачный повод, воспользовавшись недостаточной убедительностью обвинения, повлиять на руководство НСНП и заставить работать на себя, верней, на немцев!
Вместе с Йовановичем под влиянием комиссара гестапо при немецком посольстве баварца Ганса Гельма, сына мюнхенского извозчика, недоучившегося студента и любимца шефа гестапо Генриха Мюллера, находился и начальник разведывательного отдела Генштаба Югославской армии полковник Углеша Попович.
До 1937 года в Югославии работал VI отдел РСХА и, разумеется, осведомительная служба министерства Риббентропа. Главным уполномоченным нацистской разведки по Югославии был Карл Краус Лот, но он оставался в Берлине, а в Загребе был его представитель – Руди Коб. В непосредственной связи с ним были Макс Борхард, Герхард Хибнер и красавица Лина Габель.
Прошло десять дней. Байдалаков и Георгиевский, понимая опасность назревавшего скандала, грозившего подорвать престиж Союза, обратились за помощью к высокому правительственному чину Джуре Чирковичу, а тот попросил заступиться за Перфильева бывшего городского голову Белграда, чей загородный дом снимал в аренду. По их ходатайству дело было прекращено: Перфильева выпустили, а Марию Пепескул и Алексея Черташа выслали из Белграда в провинцию.
5.
4 октября 1937 года в квартиру Надежды Петровны Линицкой кто-то долго и настойчиво звонил. Надежда Петровна плохо себя чувствовала, видимо, немного подстыла. Она встала, накинула на ночную сорочку теплый халат, подошла к двери.
– Кто там?
– Надежда Петровна, это я, Канева, ваш домоуправ. Откройте, пожалуйста.
– А что случилось?..
Надежда Петровна не успела договорить: открыв дверь, она увидела на пороге двух милиционеров в синей форме, в фуражках с синим околышем, домоуправшу Каневу, а также двух сестер – Александру Арцыбашеву и Ольгу Солодовникову. У всех женщин был очень испуганный вид. Почувствовав всю трагичность своего положения, Надежда Петровна все же собралась и, пропустив всех в дом, повторила свой вопрос:
– Что случилось, товарищи?
– Вы – Линицкая Надежда Петровна?
– Да!
Капитан помахал перед лицом Надежды Петровны бумагой на бланке Харьковского областного управления НКВД с синей печатью:
– Капитан Григоренко, – представился он. – У меня ордер на обыск вашей квартиры.
– А в чем дело? Что вы хотите найти?
– Не задавайте лишних вопросов! – обрубил капитан. – Старшина, начинайте. Понятые, вы должны будете письменно подтвердить все, что мы найдем во время обыска.
Надежда Петровна сначала стояла рядом с сестрами, затем, почувствовав, что ноги стали ей отказывать, подошла к стулу, стоявшему рядом с круглым столом в комнате, и села. Милиционеры особенно не церемонились, вытаскивали все ящики из шкафов и столов, выворачивали все содержимое на пол и потом уже начинали просматривать бумаги, книги, записные книжки. Очередь дошла до гардероба, откуда также на пол выбрасывалась одежда, белье, простыни, наволочки… Обыск продолжался несколько часов. Надежда Петровна сидела вся бледная, периодически зажмуривала глаза, стараясь таким образом сдержать себя. Три женщины-понятые молча стояли, боялись пошевелиться и лишний раз вдохнуть-выдохнуть. Они понимали, особенно сестры Надежды Петровны, что все это добром не кончится. И лишь сама Линицкая надеялась, что обыск закончится ничем и все образуется.
Наконец, уставший капитан, собрав в кучу все бумаги, еще раз пересмотрел их и сосчитал.
– Старшина, садись, будешь заполнять протокол обыска.
Старшина, не менее уставший, нежели капитан, послушно сел за стол, Григоренко достал из своего кожаного планшета бланк протокола, перьевую ручку, чернильницу-непроливайку, положил их перед старшиной, приказал:
– Пиши!
Старшина обмакнул перо в чернильницу, послушно стал записывать:
– Я, сотрудник областного отдела НКВД г. Харьков НКВД УССР Григоренко на основании ордера Харьковского областного отдела НКВД УССР за № 85/10 произвел обыск у гражданки Линицкой Надежды Петровны, проживающей в Харькове-Основа, Балашовская улица, в доме № 41, кв. № 2.
При производстве обыска присутствовали: Канева, А.П. Арцыбашева, Солодовникова.
Согласно полученным указаниям задержана гражданка Линицкая Н.П.
Изъято для представления в Областной отдел НКВД г. Харьков НКВД УССР следующее… Понятые, вы должны внимательно смотреть на количество изымаемого. Вам понятно?
Женщины кивнули.
– Хорошо! Старшина, пиши. Изъято:
1. Паспорт Линицкой 1 шт.
2. Фотокарточки – 2 шт.
3. Заграничные письма на имя Линицкой Н.Г. – 117 шт.
4. Заграничные письма на имя Солодовниковой (сестра Линицкой Н.П.) – 11 шт.
5. Талоны отправления писем за границу – 20 шт.
6. Справки на имя Линицкой – 7 шт.
7. Адреса разные – 4 шт.
Записал?
– Так точно!
– Гражданка Линицкая, жалобы на неправильности, допущенные при произвеодстве обыска, на пропажу вещей, ценностей, документов есть?
– Нет! – еле слышно ответила Надежда Петровна, покачав головой.
– Отлично! Так и запишем в протоколе: жалоб нет. А теперь подойдите понятые и вы, Линицкая. Подпишитесь: в протокол все занесено правильно, протокол нам прочитан, в чем и подписываемся… Вот здесь, каждый на своей строчке… Хорошо! Понятые, вы можете быть свободны.
Женщины не заставили себя просить дважды. Управдомша ушла сразу, сестры же подошли к Надежде Петровне, обнялись, каждая по очереди, поцеловались. И, едва заметив недовольный жест Григоренко, тут же вышли из квартиры.
– А что будет со мной? – поинтересовалась Линицкая.
– А вы собирайтесь, поедете с нами. Вы арестованы!
– Как? На каком основании? – кровь прилила к голове Надежды Петровны, сердце защемило, она непонимающе смотрела на капитана.
Она не могла даже предположить, что обыск в ее квартире и в ее присутствии – всего лишь формальность. Решение об ее аресте было
