– У тебя каждый день сложные больные! – отчётливо слышится из трубки. – Профессия такая – сложные больные! И их у тебя много, а семья, между прочим, одна! И семейную жизнь твоя профессия не отменяет!!! – впадает в истерику собеседница. – А если отменяет, не надо было жениться! Говорила мне мама…
– Ляля, у меня сегодня и в самом деле сложный случай. Человек ослеп в результате бездарной операции, а я могу вернуть ему зрение. Если не откладывать – шансы есть, а так – повреждённый нерв может атрофироваться, умереть. Есть косвенные данные, что процесс уже пошёл…
– Нерв ещё может, а ты уже давно нет!!! – окончательно выходит из себя жена. – Данные у него! Косвенные!!! Да подотрись ты этими данными!!! У нас билеты на концерт пропадают! Когда, в конце концов, в нашу глушь опять столичная труппа приедет? Или я должна свою жизнь угробить с таким «косвенным» мужем?! Говорила мне мама…
– Ляля, пойми, у меня слепой пациент. Иногородний. А слепому человеку, да ещё и иногороднему, до нас очень сложно добраться. Представляешь, они с дочерью, как приехали, ночевали на вокзале. В зале ожидания. Это хорошие люди. Простые, но настоящие. На таких страна держится. Та самая, что их в нынешнее скотское состояние вогнала!.. Я просто не могу им отказать. Тем более такое стечение обстоятельств: могу провести этого пациента по бесплатному голландскому гранту, да и «окно» и в моём расписании и на эксимерном лазере есть только сегодня…
– А то, что это окно образовалось из-за того, что мы полтора месяца назад приобрели билеты, ты забыл? Козёл!!! Можешь домой больше не приходить! Живи на своей работе! Целуйся с ней, трахайся, в конце концов!!! Доработаешься, пока сердце не посадишь!!! И своё! И моё, между прочим!!! – взвизгнула жена и бросила трубку.
– Ну и о чём там труженик эксимерного скальпеля задумался? – улыбается всё слышавшая медсестра. – Насколько я слышала, лицензия на адюльтер от нашей доблестной супруги получена… Так как там добрый доктор Айболит насчёт быстро, но качественно «потрахаться»?.. Владик, ты только честно скажи, я тебе вообще нравлюсь или это у нас так? Баловство? Хочешь, я сама этих провинциалов спроважу? Назначу им другой срок? Пусть едут домой, денежку собирают! Или ты им этот голландский гранд уже пообещал? Нет? Ну и славно! Август 2006 года. Волгоград, ул. Землячки 80. Волгоградский филиал МНТК «Микрохирургия глаза»
Два дня спустя, после неудачной поездки к саратовским офтальмологам, была другая клиника. Целый специализированный центр.
Красивый, современный, оборудованный по последнему слову техники.
Процедура приёма больных поставлена на конвейер. Каждый из них записан на строго определенный час и ожидает своей очереди в удобном мягком кресле, а потом громко вызывается по фамилии и сопровождается в объявленный кабинет вышколенной до естественной вежливости молоденькой медсестрой. Т. е., вышколенной настолько давно, что её вежливость стала второй сутью.
– А можно мне тоже с больным? Я его дочь.
Лёгкое удивление, впрочем, тут же истаявшее, сменяется явным неприятием и твёрдым, не терпящим возражений:
– Подождите, пожалуйста, в коридоре.
Как припечатала…
– Ну, пожалуйста… Разрешите и мне присутствовать при обследовании. Он совершенно ничего не видит, да и к другим людям не привык, а я буду вам помогать его водить.
Медсестра недовольно вздыхает, некоторое время смотрит в сторону ослепительно сияющих на подвесном потолке неоновых трубок. Пожав плечами, нехотя бросает:
– Ладно, проходите…
Прошли.
Общий вид залитого ярким светом кабинета и его оснащение превзошли все мыслимые ожидания. Позабыв обо всём на свете, пораженная Лиса какое-то время восхищенно озирается по сторонам. «Веди себя прилично, тюха деревенская!» – мысленно одёргивает она себя, заметив в искажающих лица хромированных панелях хирургического оборудования собственное разинувшее рот отражение…
Врачом оказалась миловидная женщина средних лет. Она ободряюще улыбнулась Лисе и своему незрячему пациенту, стряхнула с ослепительно белого халата невидимую соринку и приступила к обследованию.
Один аппарат, второй, третий… Чем больше процедур оставалось позади, тем напряженнее становилось лицо врача. Было видно, что ей уже всё ясно и теперь она рефлекторно оттягивает момент, когда придётся встретиться с направленными на неё двумя парами глаз. С застывшим в них стоическим ожиданием – слепых, и, постепенно наполнявшихся нарастающим ужасом – зрячих.
– Понятно… Всё понятно… – врач отошла от приборов и, коротко посоветовавшись с ассистировавшей ей медсестрой, вздохнула. Всё так же, не поднимая головы от распечаток и не глядя в глаза, начала говорить: – Картина у нас малоутешительная… Шансов на то, что…
Фраза осталась незавершенной. Врачу пришлось обратить внимание на активную жестикуляцию Лисы, которая, вытаращив глаза, энергично махала ладошкой и буквально молила остановиться, не выносить уже готового сорваться с губ приговора.
Доктор поначалу опешила, вопросительно подняла брови, но, видимо о чём-то догадавшись, быстро нашлась:
– Так. Проводите больного в коридор, а сами возвращайтесь! Обсудим!!!
Когда Лиса, оставив беспомощно таращившегося отца в стоявшем за дверью кресле, вернулась в кабинет – медсестры-ассистентки там уже не было. Врач же, заложив за спину сплетенные в кистях руки, нахохлившейся белой птицей расхаживала вдоль широкого, закрытого пластиковыми жалюзи, окна.
– Вернулись?! А теперь извольте объяснить, почему сорвали консультацию?
– Доктор, извините, но я не специально… Я умоляю вас… Не надо говорить ничего окончательного. Пожалуйста, пригласите его ещё раз, но вселите в него надежду! Хоть какую-нибудь… Расскажите там что-нибудь про идущие внутри процессы… Про то, что оперироваться ещё рано… Давайте, мы приедем к вам через год?.. Нельзя ему сейчас говорить, что шансов никаких… Как он будет с этим жить дальше? Понимаете?
– …понимаю… Но это же… А через год вы для него очередную отсрочку придумаете? Так? – возмутилась доктор и тут же сломалась, наткнувшись на наполняющиеся слезами глаза. – Вот только не надо мне тут рыдать!!! Не надо!.. Оттого, что вы плачете, ничего не изменится. Да что вы в самом деле… Чёрт знает что такое!!! … Ну ладно, ладно… ведите его! – и, оглянувшись вдогонку убегающей Лисе, одёрнула: – Подожди, дурёха! Куда летишь? Успокойся, остынь. Умойся, как следует, приведи себя в порядок. Умывальник там, за ширмой, – немного помедлив, добавила спокойным, усталым голосом: – Не переиграй, девочка… Слепые, они очень чувствительны ко лжи и к чужому настроению.* * *
– Больной, послушайте меня. Все подробности я уже объяснила вашей дочери, поэтому повторяться не будем. У вас сложный и довольно редкий случай. Пока не закончились идущие внутри глазного нерва процессы, оперироваться рано. Приезжайте через год. Мы ещё раз проведём обследование, а там будет видно, что и как с вашей проблемой делать. А пока, вот вам назначение – капельки. Капайте дважды в день, утром и вечером. К концу года должно наступить значительное улучшение состояния, а там посмотрим. До свидания и… удачи вам!
– Спасибо вам, доктор!!! – просияла Лиса.
Врач ещё раз взглянула на пациента, на благодарившую её девушку и, неодобрительно покачав головой, вздохнула. Уходить Лисе пришлось в сгустившейся, словно грозовая туча, тишине…
* * *
Бывают ситуации, когда бессильны деньги, связи, врачи… Закусившая удила судьба ничего из этого списка не признаёт. Не зря, когда заартачилась сама природа – ситуацию называют безвыходной.
Но человека нельзя загонять в угол, нельзя лишать надежды. Именно поэтому, иногда, когда её нет, этой надежды, кто-то безрассудный и отчаявшийся берёт грех на душу и обещает поставленному в безвыходное положение человеку то, что под силу только Господу Богу. Обещает чудо. И тогда на сцену выходит ложь. Просто ложь. Не во спасение… Ложь, потому что правда такова, что произнести её невозможно.
Впрочем, на лжи никогда и ничего построить нельзя. Ничего, кроме отсрочки неизбежного приговора. Но и у подаренной ложью отсрочки тоже есть свой недолгий срок…
Капли, капли, капли… Беспокойное отцовское напоминание о них – словно щелчки встроенного в замороженное отчаяние метронома – растянулось на целый год.
* * *
– Галя, мы капли купить не забыли?
– Не забыли…
– Тогда, может быть, закапаем?
– Давай, закапаем…
* * *
– Ты знаешь, он видит!
– Мама… он не может видеть…
– …но он сказал, что видит. Ночью, перед тем, как заснуть… Что-то светлое, словно размытые дождём звёзды. Далеко, но видит… И, знаешь, говорит, что эта картинка становится всё отчётливее и отчётливее…
– Хорошо… Продолжайте капать…
* * *
Два года спустя отца Лисы не стало.
Он ушел легко. Во сне.
В тот день у Лисы было хорошее настроение.
