― А Николас что, сражается за веру? ― язвительно осведомилась Кателина.
Грегорио обернулся к ней.
― Он взял с собой сотню вооруженных наемников, чтобы поставить их на службу императору Давиду.
― А Дориа привез оружие и доспехи, ― с усмешкой возразил Саймон. Его улыбка очень не понравилась Грегорио.
― Разумеется, мы знаем об этом. Но как он поступит со своим грузом?
Стряпчий перехватил напряженный взгляд шотландца и понял, что тот неожиданно задумался, ― возможно, впервые за все это время. Грегорио очень надеялся, что тот думает сейчас о Пагано Дориа. Женившись на Катерине, Дориа стал сильнее, чем рассчитывал его наниматель. Теперь он вполне мог обойтись и без помощи Саймона.
― Клаас… ― неожиданно промолвил тот. ― Ведь это он велел вам явиться сюда?
Но леди Кателина ответила мужу даже прежде, чем Грегорио успел открыть рот:
― Как он мог, ведь он в Трапезунде? Если Дориа натворил глупостей, это может подождать до его возвращения. Подождет и демуазель де Шаретти. Мейстер Грегорио ― разумный человек. Он ничего не станет предпринимать.
― А если он не вернется? ― предположил Грегорио. ― Так что лучше я подожду милорда Генри. Он ведь крестный вашего сына, не так ли? Полагаю, он заботится о репутации семьи.
Он надеялся шантажировать шотландца с позиции силы, но недооценил его. Внезапно в воздухе сверкнул меч, и послышался приглушенный женский крик. Грегорио отскочил в сторону, хватаясь за кинжал, а Саймон угрожающе надвинулся на него, обнажив оружие.
― Я защищаю репутацию своей семьи, как считаю нужным, ― заявил шотландец. ― Собственными силами, а не через суд. Запри дверь.
― Нет, ― заявила Кателина.
Саймон обернулся к жене. Грегорио, перепрыгнув через стол, бросился к выходу, но тут шотландец, упершись руками в стоявший рядом сундук, подтолкнул его вперед, и тот с грохотом ударился в дверь. Лорд Саймон распрямился.
― Защищайся!
― И вы говорите о чести? ― возмутился Грегорио. ― Меч против кинжала?
Он думал, чтобы шотландец слишком зол, чтобы рассуждать здраво, но тот неожиданно усмехнулся. Не отводя глаз от противника, он велел жене:
― Принеси другой клинок.
― Нет, ― повторила Кателина.
― Тогда ему придется защищаться кинжалом.
Женщина бросилась к дверям.
Грегорио огляделся. Он был напуган и одновременно ощущал неловкость.
― Чего вы добиваетесь, милорд? ― спросил он. ― Мои люди знают, что я здесь.
― И они будут знать, какая участь вас постигла, ― отрезал Саймон. ― Вы явились убить меня по приказу Николаса. А, вот и меч! Умеете драться?
― Да, ― кивнул Грегорио. Внезапно гнев его прорвался наружу: ― Глупец, что же вы творите? Искалечили судьбу бедной девочки, ее семья в трауре от горя, а вы, вместо того, чтобы ответить за содеянное, как подобает мужчине, во всем вините других. Николас стоит десятерых таких, как вы!
Клинок метнулся к его горлу при этих словах. Стряпчий торопливо вскинул меч и успел парировать выпад Саймона. Он отбил и удар, направленный ему в живот. И другой, метящий в сердце. Оступившись, он ощутил, как сталь оцарапала предплечье, и вновь парировал выпад, нацеленный в голову.
Грегорио отступил к стене, затем, пригнувшись, метнулся на середину комнаты. Сейчас гнев Саймона был нацелен на него одного, и больше не было времени для пустых слов…
Конечно, ломбардский стряпчий был не ровней искусному фехтовальщику и турнирному бойцу.
Грегорио отбивался, потому что не хотел умирать. Он лишь защищался, то уходя из-под удара, то парируя выпады, когда ему это удавалось. Поединок уже затянулся куда дольше, чем он считал возможным.
Женщина, прерывисто дыша, пряталась у окна. В комнате уже были перевернуты все стулья и столики, разбросаны подушки, вдребезги разбита каминная ширма и какая-то чаша. Медный кувшин с лязгом отлетел к стене…
Грегорио надеялся, что на шум явятся слуги и спасут его, ― но никто не пришел. Прежде стряпчий полагал, что он в неплохой форме, но Саймон всю свою жизнь проводил в боевых тренировках, оттачивая искусство фехтовальщика. И теперь он без устали нападал, понемногу тесня противника к противоположной стене.
Чуть дальше была приоткрытая дверь, ведущая во внутренние покои. Там, в комнате, царила мертвая тишина, но Грегорио не знал, есть ли смысл ему кидаться туда. Возможно, он успеет сбежать прежде, чем Саймон ударит его в спину…
Тем временем шотландец, схватив меч обеими руками, изготовился для решающего удара Раненый в левое предплечье, Грегорио никогда не смог бы отбить такой удар, и потому упал и откатился в сторону, пытаясь вовремя вскочить на ноги, но сознавая, что это бессмысленно. Саймон с легкостью изменил направление удара. Острие меча вонзилось в плечо стряпчего. Тот ощутил толчок чудовищной силы, ― а затем рывок, когда меч высвободился, запятнанный кровью. Последнее, что он увидел, это вновь занесенный клинок Саймона, его сузившиеся глаза и стремительное движение… Однако удара так и не последовало. Грегорио медленно поднял голову.
Он видел перед собой отороченный мехом подол туники шотландца, его искусно выделанный кожаный пояс и алые пятна на ткани, ― должно быть, сюда брызнула его собственная кровь… И гордо вскинутый подбородок шотландца… И его странный пустой, невидящий взгляд…
― Дорогие мои, ― внезапно послышался чей-то незнакомый голос. ― Полагаю, на сегодня довольно. Кателина, мне кажется, моему сыну нужно принять ванну и переодеться. А что с этой комнатой? Ох уж мне эти детские игры… Конечно, все это очень мило, но не имеет никакого отношения к скучному миру, в котором приходится выживать нам, взрослым. А когда дети вырастают, то, боюсь, это даже «милым» счесть уже никак нельзя. Право, сдается мне, нас больше никогда не пригласят в этот дом.
Саймон по-прежнему стоял неподвижно, и тогда голос холодно скомандовал:
― Опусти оружие, глупец. Или ты думаешь, я постесняюсь отдать слугам приказ, чтобы они выпороли тебя?
Шотландец побледнел как снег. Меч дрогнул в его руке, но, казалось, теперь он был направлен вовсе не на Грегорио… Однако Саймон все же опустил оружие.
― А вы, бедный мастер Грегорио… Что с вами такое?
На слух, как и на зрение, он уже не мог полагаться. Где-то в вышине стряпчий видел массивную фигуру человека, затянутого в пышный бархат и в меховой шляпе с такими широкими полями, что под ними от дождя без труда укрылась бы дюжина человек. Глаза незнакомца холодно изучали его.
Говорить Грегорио не мог. Ничуть не смущенный, незнакомец усмехнулся.
― Я виконт Джордан де Рибейрак. Вы слышали обо мне. Это мой корабль Саймон столь неразумно забрал в Антверпене без моего дозволения. Кажется, теперь парусник именуется «Дориа»? Что ж, вполне подходит для Колхиды и Золотого Руна. Золото нас просто преследует в этом королевстве. Но лучше уж пусть преследует золото, нежели законники, ибо, в отличие от моего сына, я предпочитаю разговоры действию. Желаете ли поговорить со мной, дражайший мастер Грегорио? Когда почувствуете себя лучше…
― Вы наблюдали? ― с трудом выдавил стряпчий. Словно сквозь туман он видел, что Кателина, до сих пор не произнесшая ни звука, отошла от окна и внимательно смотрела на них.
Джордан де Рибейрак усмехнулся.
― По-вашему, я ждал слишком долго, чтобы вмешаться? Мне было любопытно, станете ли вы сражаться. Вы защищались, не слишком хорошо, но все же… А теперь позвольте кто-нибудь осмотрит ваши раны.
Ухаживать за Грегорио вызвалась та же женщина в белом чепце, что встретила его по приходу в особняк. Похоже, она умела обращаться не только с младенцами, но и с ранеными, хотя, напичканный всевозможными снадобьями, он и чувствовал себя беспомощным, как ребенок.
Проснувшись, Грегорио обнаружил, что рядом горят свечи, а Джордан де Рибейрак восседает на стуле с высокой спинкой и пристально смотрит на него.
Стряпчий пошевелился.
― А, ― воскликнул толстяк. ― Я вижу, наш паладин пришел в себя. Очень рад. Мне бы очень не хотелось пропустить пиршество по случаю возведения Луи де Грутхусе в рыцарский сан. Надеюсь, вы достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы уйти?
― Разумеется, ― коротко подтвердил Грегорио. Он обнаружил, что на нем дублет и рубаха с чужого плеча. Перебинтованная рука причиняла невыносимую боль. ― Я уйду, когда получу то, за чем пришел.
Толстяк засмеялся, тряся двойным подбородком.
― Так значит, нам не стоит ждать благодарности за труды?
Грегорио стойко выдержал его взгляд.
― Разумеется, я благодарен. Большое спасибо.
― Поблагодарите Аньес. Это она вас спасла.
― Служанка вашего сына?
― Это он так думает, ― заявил Джордан де Рибейрак.
― Вы шпионите за ним?
― Разумеется. Мы терпеть не можем друг друга, но это не означает, что я желаю выставить его перед всем миром не только убийцей, но еще и круглым болваном. Ни мной, ни Аньес не двигало простое человеколюбие, когда мы спасали жертв моего сына, мастер Грегорио. Вы и впрямь считаете, что бедняга Николас стоит десятерых таких, как Саймон?
