и сосен. В лесу было тихо, едва ли не зачарованно. Где все? Дэвид с Шонед гуляли два часа и встретили, может, полдюжины людей. Чувствовали себя преступниками: прогулка уже начала казаться действием беззаконным. Может, все остальные устремились в супермаркеты, чтобы запастись всяким нужным в хозяйстве и непортящейся едой? Накануне канцлер казначейства объявил о системе принудительных отпусков, в рамках которой сотрудникам будут выплачивать восемьдесят процентов их зарплат, если на работу им выходить нельзя, а премьер-министр велел всем пабам, ресторанам и кафе закрыться и ждать дальнейших указаний. Страна, казалось, переходит в режим чрезвычайного положения. Уже случилось больше семи тысяч заражений вирусом и почти двести смертей. Эти цифры подсказывали, что Британия всего на пару недель отстает от Италии, а значит, в считаные дни, если судить по телевизионным новостям, ждут их жутковатые пейзажи пустынных улиц и обезлюдевших городских площадей.
– Нас со дня на день тоже запрут, – сказала Шонед. – Блядский закон, а? В кои веки у меня завязывается с кем-то пылкий роман, и мне тут же запрещают выходить из дома. Ты виртуальный секс пробовал когда-нибудь?
– Скорее, нет, – ответил Дэвид. – А как это?
– Видимо, так: мы сидим каждый у своего компьютера и разговариваем, а сами тем временем трогаем себя.
– Наверное, можно попробовать, – с сомнением сказал Дэвид. – Ну или всегда есть “скрэббл” онлайн.
– Ага, несколько менее неловко, если сын зайдет в спальню без стука спросить, где его ужин.
Они шли дальше. В тех редких случаях, когда им кто-то встречался, они слегка отстранялись, чтоб быть подальше от прохожих, и отвертывали головы, чтобы никто ни на кого не дышал.
– Я тут думал о своем отце, – сказал Дэвид, – и о службах безопасности. Интересно, выполнял ли он для них еще какие-то задачи помимо валлийских. В шестидесятых он много ездил в Восточную Европу. Особенно в Прагу. Всегда говорил, что это по работе, но что-то не сходится. И я знаю, что он был на Всемирной ярмарке в Брюсселе в 1958-м. У нас в гостиной стояла маленькая модель “Атомиума”. Об этом эпизоде его тоже не удавалось разговорить.
– Может, стоит уже заняться его бумагами?.. – с надеждой спросила Шонед.
– Так или иначе, вчера вечером звонила Джилл. Сказала, что у нее есть о нем кое-какие новости.
Шонед повернулась – с небывалым предвкушением, читавшимся у нее на лице.
– И?
– Джилл только-только вернулась от отцова стряпчего. Похоже, есть письмо. Он написал его нам несколько месяцев назад. Джилл спрашивала, не приеду ли я вскрыть его вместе с ней, поскольку оно адресовано нам обоим, или я удовлетворюсь тем, что она его зачитает мне по телефону. Я и сказал, пусть зачитывает.
– Небось там инструкции, как отыскать рукопись, запертую в каком-нибудь банковском сейфе. “Признания главного шпиона”. “Как Эм-ай-5 наняло меня сражаться с валлийским терроризмом”.
– А тебе такое понравилось бы, правда? Но нет, там оказалось совсем другое. – Он тянул время. – Как выяснилось… – начал Дэвид. К ним, пыхтя и радуясь, прискакал крупный эрдельтерьер. Дэвид присел погладить его по голове. Уж звери-то, во всяком случае, не переносят вирус. Дэвид осторожно поздоровался с хозяевами пса, а затем, встав, обратился к Шонед: – Как выяснилось, у отца есть еще одна дочь. У меня появилась сестра, о которой я ничего не знал. В Италии.
4
Март – апрель 2020 года
“Начиная с этого вечера я вынужден дать британскому народу очень простую инструкцию: вы обязаны оставаться дома”.
– Ну, мы все видели, что все к тому шло, – сказала Бриджет. – Не запыхались.
“С друзьями встречаться нельзя. Если друзья зовут вас повидаться, отказывайтесь”.
После двадцати лет в Брюсселе Бриджет осталась без работы: британские члены Европарламента официально покинули его в конце января. Начав недельным отпуском, который они с Мартином провели в Корнуолле, – они оттуда только что вернулись – Бриджет взялась составлять насыщенную программу общения, чтобы заполнить грядущие дни, но все это теперь отменялось. Бриджет не улыбалось остаться взаперти в этом доме – в доме, который они купили из-за его близости к аэропорту и международному вокзалу Бирмингема, но ни Мартин, ни Бриджет его так и не полюбили. И все же им повезло больше многих, и жаловаться она не собиралась.
“Нельзя встречаться с родственниками, не проживающими в одном доме с вами… Нельзя ходить по магазинам ни с какой целью, за исключением продуктов питания и лекарств, и эти выходы следует свести к минимуму. По возможности пользуйтесь службами доставки”.
– Мои будут в порядке, – сказала Бриджет. – У них кругом соседи. А твоя мама как? Она уже разобралась, как планшетом пользоваться?
“Если вы нарушите эти правила, полиция уполномочена принуждать к их исполнению, в том числе посредством штрафов и разгоном собраний”.
– О да, и как же это будет устроено?
Мартин, казалось, в разговоре не участвует, а потому она предоставила Борису Джонсону завершить речь и больше его не прерывала. Попыталась сосредоточиться на том, что он сообщает, но это давалось с трудом – очень отвлекала его манера говорить. Казалось, он пытается строить из себя Черчилля с его обращением к британцам в мрачнейшие часы Блица, но до чего же чужда была Борису Джонсону такая подача, так далека от его обычной бездумной трескотни, пересыпанной скверными шуточками и едва ли сообразными отсылками к античности, – было в его выступлении нечто тревожно лишенное веса, словно к нации обращался порожний сосуд, голограмма премьер-министра, а не что-то всамделишное.
“Никакой премьер-министр не пожелал бы принимать подобные меры, – напирал он. – Я знаю, какой ущерб этот сбой наносит и еще нанесет жизням людей, их предприятиям, их работе… Но сейчас попросту нет легких решений… Путь предстоит тяжкий, и правда по-прежнему в том, что многие жизни будут, увы, утрачены… Я желаю поблагодарить всех, кто трудится не покладая рук, чтобы победить вирус… Всех – от сотрудников супермаркетов, работников транспорта и соцслужащих до медсестер и врачей на передовой. Но можно не сомневаться, что в этой борьбе участвуем все мы, каждый из нас… Каждый из нас теперь обязан действовать вместе со всеми… Чтобы остановить распространение этой болезни… Чтобы защитить нашу Национальную систему здравоохранения и спасти многие, многие тысячи жизней… И я знаю, как это бывало много раз в прошлом… Народ этой страны выстоит в этом испытании… Мы выйдем из него сильнее прежнего… Мы победим коронавирус – и победим мы его вместе”.
Когда речь завершилась, Мартин не нашелся что сказать. Бриджет, прожившая с мужем почти сорок лет, точно знала, о чем он думает. Мысли его были в прошлом, как это частенько случалось, в тех днях в Брюсселе в начале
