— В чем дело, мать? — спросил Брут, начиная сердиться. — Я не люблю всякие секреты и игры в таинственность.
— Прими их. Выслушай, — сказала она, пропуская его слова мимо ушей. — Вот и все.
Сервилия молча смотрела, как сын прячет кинжал в складках тоги, и затем, отступив на шаг, окинула его пристальным взглядом.
— Ты кажешься сильным, Брут. Возраст принес тебе не только шрамы. Я позову их.
Она вышла, и минуту спустя дверь открылась, чтобы впустить двух сенаторов. Брут их сразу узнал и подозрительно прищурился. Светоний и Кассий тоже выглядели настороженно. Закрыв дверь, они приблизились к Бруту.
— И что за важное дело привело вас в дом моей матери? — осведомился Брут. Он скрестил на груди руки, и его правая рука оказалась рядом с припрятанным кинжалом.
Первым заговорил Кассий:
— А где еще в Риме можно найти уединение?
На шее сенатора вздулись жилы. Он сильнейшим образом волновался, и Бруту было неприятно стоять рядом.
— Я готов вас выслушать, — медленно произнес Брут.
Он указал на скамью и внимательно смотрел, как гости усаживаются. Сам же предпочел остаться на ногах, чтобы в случае чего действовать быстро. Инстинктивно Брут чувствовал, что следует быть осторожным, но виду не подал. Прикосновение к рукояти кинжала немного успокаивало.
— Забудь о наших именах, — сказал Кассий. — На улице темно, и нас никто не видел. Мы вообще сюда не приходили. — Его нервное лицо растянулось в неприятной улыбке.
— Продолжайте, — потребовал Брут, начиная раздражаться. — Я обещал матери уделить вам две минуты. Если больше нечего сказать — уходите.
Сенаторы обменялись взглядами, и Кассий нервно сглотнул. Светоний прокашлялся.
— Кое-кто в городе еще не забыл о республике, — вымолвил он. — Кое-кому не нравится, когда с сенаторами обращаются словно со слугами.
Брут резко вдохнул; он начинал понимать.
— Продолжайте, — подбодрил он гостей.
— Тех, кому дорог Рим, не устраивает, что в руках одного человека сосредоточено так много власти, — продолжил Светоний. По щеке сенатора пробиралась крупная капля пота. — И они не желают, чтобы у нас возникла династия царей, берущая начало от вырождающегося чужеземного рода.
Слова Светония повисли в воздухе. Брут молча смотрел на гостей, а мысли его понеслись вихрем. Много ли известно матери об их намерениях? Если хоть одна из ее девушек подслушает этот разговор, жизни всех троих в опасности.
— Ждите здесь, — распорядился он, шагнув к дверям.
Его резкое движение едва не повергло Светония и Кассия в панику. Брут распахнул дверь и увидел Сервилию сидящей в другом конце коридора. Мать поднялась и направилась к нему.
— Ты тоже с ними? — тихо спросил Брут.
Глаза Сервилии блеснули.
— Я привела их к тебе. Остальное — твое дело.
Брут посмотрел на мать и понял, что ее спокойствие — всего лишь маска.
— Выслушай их, — повторила она, заметив колебания сына.
— Мы здесь одни?
Сервилия кивнула:
— Никому не известно, что сенаторы говорят с тобой, что они вообще здесь. Это мой дом, кому же знать, как не мне.
Брут поморщился:
— Ты можешь нас погубить.
Мать насмешливо улыбнулась:
— Так поговори с ними, и побыстрее.
Брут закрыл двери и повернулся к сенаторам. Он уже все понял, но не мог ответить сразу.
— Продолжай, — снова бросил он Светонию.
— Я говорю ради блага римского народа, — произнес Светоний старинную формулу. — Ты нам нужен.
— Для чего именно? Говорите все или уходите.
Светоний глубоко вздохнул.
— Мы хотим смерти одного человека. Мы хотим, чтобы ты помог нам восстановить власть сената. Там немало слабых людей, которые могут проголосовать за нового царя, если их не остановить.
От сильного ужаса Брут похолодел. Он был не в силах спросить об имени. Боялся не выдержать.
— Сколько вас?
Светоний и Кассий обменялись настороженными взглядами.
— Тебе лучше пока не знать, — ответил Кассий. — Мы еще не слышали твоего ответа.
Брут молчал, и Кассий потемнел лицом.
— Ты должен ответить. Мы сообщили тебе слишком много и не можем уйти просто так.
Глядя на своих гостей, Брут понимал, что, если откажется, ему не позволят остаться в живых. Снаружи уже, наверное, ждут лучники и убьют его, как только он выйдет. На месте этих двоих Брут именно так бы и поступил. Впрочем, боятся нечего. Ответ он знал с самого начала.
— Я — тот, кто вам нужен, — прошептал он.
Напряжение сенаторов понемногу стало спадать.
Брут продолжил:
— Ответственность очень велика. Я не хочу вовлекать Сервилию. Я сниму другой дом.
— Я думал… — начал было Светоний.
Брут прервал его движением руки.
— Нет. Я — тот, кто вам нужен, чтобы возглавить заговор. Я не намерен доверять жизнь каким-нибудь глупцам. Если берешься за дело, нужно делать его как следует. — Брут остановился и перевел дыхание. — И раз уж мы готовы рисковать нашими жизнями ради Рима, то следует успеть до весны. Он собирается воевать с Парфией, а на это вполне могут потребоваться многие годы.
Кассий победоносно улыбался. Он поднялся и протянул руку.
— Республика стоит того, чтобы отдать за нее жизнь, — произнес сенатор, когда Брут сжал его тонкие пальцы.
С самых высоких крыш на улицы плавно падали лепестки красных роз, осыпая триумфальную процессию диктатора. Римляне, очарованные зрелищем, словно дети тянули к ним руки.
Уже несколько недель жители всей округи собирались в город, привлеченные пышными празднествами и необычайными зрелищами. Цены на жилье сильно подскочили, но Юлий приказал выдать каждому семейству кошель с золотыми монетами, зерна и оливкового масла. На рассвете город наполнился аппетитным запахом хлеба — сегодня горожане проснулись пораньше, чтобы увидеть, как Юлий приносит в жертву Юпитеру белого быка. Предсказания были благоприятными — он, впрочем, в этом и не сомневался.
Сотни человек помогали готовить триумфальные празднества — от бесстрашных бывших легионеров, отправившихся в Африку ловить диких зверей, до каменотесов, возводивших в Риме некое подобие Александрии. Вдоль пути процессии установили статуи египетских богов. К полудню эти статуи были облеплены детьми, которые лазали вверх-вниз, смеялись и кричали от восторга.
На улицы древнего города пришел праздник. По всему Риму радостно трепетали флаги — целые гирлянды их висели на каждом перекрестке. Позже многие девушки будут благодарны Юлию за отличное полотно для свадебного наряда, а пока в Риме царило буйство красок и оглушительный шум.
Колонна шествия, продвигающаяся по главным улицам под приветственные крики горожан, растянулась больше чем на милю. Для участия в триумфе вызвали солдат Десятого и Четвертого легионов. Они шли как герои — римляне, знавшие об их подвигах, всячески выказывали свою радость при виде воинов, покоривших Галлию и в битве при Фарсале разгромивших Помпея.
На гладиаторах были уборы в виде голов ястребов и шакалов; закованные в цепи леопарды, к восхищению зрителей, фыркали и пытались драться.
В самом центре процессии двигалась огромная повозка высотой больше двадцати футов. Восемьдесят белых коней, тряся гривами и изгибая шеи, тянули это сооружение. Спереди и сзади на нем красовались сфинксы. В середине, на помосте, огороженном перилами, сидели разрумянившиеся Юлий и Клеопатра. Кроваво-красное одеяние Клеопатры открывало взорам толпы живот, который после родов уже обрел прежнюю стройность. Глаза у нее были густо подведены черной краской, волосы перевиты золотыми нитями. В мочках ушей и на груди горели рубины, надетые по случаю официального торжества.
Над ними кружились и падали лепестки роз. Триумфатор был в своей стихии — пока процессия ползла через Рим, Юлий с удовольствием показывал Клеопатре чудеса родного города. Его новые ауреусы дождем сыпались в протянутые руки римлян, а дарового угощения и вина хватит каждому до отвала.
Клеопатра лично — тут она не пожелала довериться людям Цезаря — посылала в Египет за лучшими храмовыми танцовщицами. Сотни красавиц сегодня кружились и подпрыгивали под странную музыку своей родины. Мелькающие босые ножки вызывали у зрителей одобрительные улыбки. Танцовщицы держали в руках ароматические палочки, и за каждым их движением вились струйки дыма, наполнявшие улицы пряными запахами. Зрелище было необычное и волнующее; Клеопатра громко смеялась от удовольствия. Она не ошиблась, остановив свой выбор на Цезаре. Его народ умеет так шумно восхищаться! В нем столько сил и бодрости! Жизнь Рима казалась ей замечательной. Эти люди, которые сейчас радостно машут руками, умеют строить мосты и галеры, на сотни миль прокладывают водопроводы. Им нипочем океаны, нипочем вершины и пропасти. Они торгуют по всему миру. Их женщины рожают поистине железных солдат, для которых война — обычная работа.
