— Да, это видно, ты парень стойкий и сдержанный, — согласился Камбар-бек. — Ты и в корчмах, когда мы их сажали к себе за стол, стороной держался, словно бы сам баба или евнух!
— Ладно, Камбар-бек, давай без оскорблений. Плохое это дело, когда один другого оскорбляет. — Арслан нахмурился и отвернулся и, помолчав, добавил: — Мы, арзгирские, так воспитаны, что на каждую, продажную девку не бросаемся.
— Ты прав, Арслан, не будем ссориться, — пошёл на попятную Камбар-бек. — Но скажи мне, Арслан, разве можно постороннему человеку в такой стране, как Россия, найти порядочную женщину? Порядочные не продаются ни за какие деньги…
Неделикатный этот разговор, завязавшийся у костра, со следующего дня остудил пыл путешественников. Стали они задумчивее и строже, словно Арслан подперчил им вкус самой жизни. И на арзгирца смотрели осторожно, словно на человека, который может донести об их вольностях самой императрице.
Ковыляя на колымагах и тарантасах по степи, туркмены всё ближе приближались к Москве: и говорили уже не о женщинах, а о горячей бане. Город Рязань был для них самым благодатным, где они, остановившись на постоялом дворе, сходили в баню, разместились в чистых комнатах и спустились со второго этажа в добротную корчму с самоваром, курящимся над столом белым паром, с горячими блинами, источающими запах коровьего масла. Уселись заморские гости за стол, покрытый белой скатертью. Хозяйка появилась — красивая, белокурая женщина лет тридцати, пышущая здоровьем. Онбеги-Суергап только и успел тихонько сказать: «Вот это да!», как она ахнула, отступила от стола, а потом, сильно смутившись, спросила:
— Арслан, ты ли это?! Ну, конечно, это ты, Арслан! — Её мягкий голос сорвался в радостный крик, и она приблизилась к нему.
— Бай-бо, да это же Юлия! — Арслан, ошеломлённый неожиданной встречей, поднялся со скамьи, и она, на радостях чмокнув его в щёку, увела за занавески. Там они расцеловались от всей души, забрасывая друг друга вопросами. И когда донёсся до них голос Камбар-бека: «Эй, хозяйка, подай блины, потом поговоришь!», Юлия торопливо подтолкнула Арслана к столу:
— Садись, поешь, потом поговорим!
Арслан любовался ею, как ловко она подавала на тарелочках блины, как ухаживала за ним, не скрывая своей любви. Туркмены подшучивали над ним, острили, отчего у него уши краснели. Наконец, он встал и пошёл за ней за занавески и дальше, по узкому коридору, в комнату.
— Ты здесь живёшь, Юлия… Как ты сюда попала?
— Ох, Арслан, долгая история рассказывать. — Она приоткрыла дверь в другую комнату и показала подбородком: — Видишь, вон лежит — ни жив, ни мёртв человек мужского пола. Это муж мой, пьяница беспробудный.
— Значит, ты вышла замуж? — Арслан вздрогнул и сразу приуныл.
— А ты что думал: буду я пятнадцать лет ждать, когда ты объявишься. Ты-то тогда уехал из Казани, даже не простился. Слышала я потом, будто бы ты Волынского испугался, оттого и убрался от помещика Писемского раньше времени!
— Ты потише, Юлия, а то проснётся твой бугай, скандал будет, — предупредил Арслан.
Женщина повела бровями, усмехнулась:
— Бугай только с виду, а на самом деле яловый бык. Не живём мы с ним, как положено. Так, соседствуем. Боюсь я одна тут оставаться: если уйдёт, то и корчма моя в трубу вылетит. Незамужней бабе тут делать нечего — всяк старается протянуть руку: то ущипнуть, то облапить. Ну-да чего же стоим, садись на диван…
Арслан бросил насторожённый взгляд в другую комнату. Юлия поняла, что Арслан боится её мужа, тихонько прикрыла дверь и сунула в петли увесистый замок.
— Ну вот, так будет лучше, — сказала довольно и села рядом. — Ты-то мало изменился лицом, хоть и возмужал. Руслан твой тоже таким будет…
— Какой Руслан? — не понял Арслан.
— Какой-какой! Сын твой! — Юлия тихонько засмеялась, затем положила руку ему на плечо. — Что примолк, голубчик? Думаешь, бежал из Казани, так от тебя и следа не осталось? Остался след, дорогой Арслан, да ещё какой след: сын-то прямо две капли воды на тебя похож!
— Шутишь, Юлия? — Арслан не верил её словам, да и сознанием пока не принял, что такое возможно.
— Не шучу, Арслан… Сын твой сейчас придёт — он у башмачника в подмастерьях служит… Такой парень-красавец вырос, хоть куда!
— Если сын от меня, то почему ты меня не нашла? Разве может сын без отца жить? — оскорбился Арслан.
— Может, — смиренно отозвалась она. — Отчим же у него… вон он, — кивнула она на запертую дверь.
— Я не знаю теперь, что мне делать, — огорчился он.
— А что тебе делать? — удивилась она. — Живи, как жил. У тебя, наверное, есть жена и дети…
— Есть жена и сын… Сыну шесть лет, — расстроенно отвечал он.
— Ну вот видишь, ты счастливый отец. Два сына у тебя: один в Рязани, второй в…
— В Арзгире, — подсказал он.
— С одним будешь шутить-баловаться, о другом вспоминать время от времени. — Юлия вытерла слёзы ладонью, Арслан с тревогой смотрел на неё, не зная, как её утешить. Она видела, как напуган он сообщением о сыне, и это оскорбило её. Помолчав, произнесла отчуждённо:
— Ты не переживай, Арслан, я не стану больше причинять тебе боль. Ты иди… друзья твои наверно заждались… Подумают ещё обо мне, что я шлюха какая— то… Иди…
Он не двинулся с места. Услышав её слова, бросил на неё суровый взгляд, от которого она съёжилась:
— Я должен увидеть своего сына, если только он в самом деле мой. Ты была любовницей губернатора Волынского — сын может быть его.
— Уходи, Арслан! — воскликнула Юлия и отвернулась: — Вот уж не думала, что так печально окончится наша встреча. — Уходи, говорю!
Он поднялся с дивана, и из другой комнаты донёсся хриплый голос:
— Кто там у нас?! Скажи ему, хай даст на шкалик, погибаю, мать ей так!
— Проснулся, ирод! — закричала на мужа Юлия. — Спал бы уж до утра. Ладно, сейчас принесу, пей, пока не околеешь. — Подталкивая, она выпроводила Арслана из комнаты в коридор, а сама вышла во двор. Арслан постоял и через пустую корчму вышел в коридор гостиницы. Постоял, не зная, что дальше делать, и поднялся в свою комнату, где поселился с Камбар-беком.
— Быстро вернулся, — насмешливо сказал хан. — Не зря говорят, кто мало говорит, тот много делает. Молчал всю дорогу, о женщинах вообще не говорил, а на деле вон оно как получилось. Откуда ты знаешь эту женщину?
— Ай, скажу тебе, всё равно не поверишь, кто она.
— Почему не поверю? Тебе я поверю, ты лишних слов не говоришь, но лишнего много делаешь.
— Я знаю, ты давно живёшь на Мангышлаке, Камбар-бек… Значит, ты должен помнить губернатора Волынского.
— Вах, джигит, конечно, я помню его, но при чём тут он, если мы говорим о красавице?
— А притом, что это его вторая жена…
— Да что ты! — удивился Камбар-бек. — А почему она к тебе лезет?
— Камбар-бек, веришь — не веришь, ко эта женщина, не боясь никого, ушла от Волынского и сделалась моей. Я долго жил с ней в Казани, потом уехал в Арзгир. А теперь встретились — и сам не рад! Оказывается, у неё от меня сын, живёт здесь, вместе с пей.
— Вот это да, джигит! — удивился Камбар-бек, вскочив с постели. — Не пойму, почему ты не рад встрече?
— Муж у неё есть… Я с ней разговор вёл в одной комнате, а в другой её муж спал…
— Но сын-то твой! Причём тут её муж? Забери и её, и сына с собой! У туркмен нет привычки своих детей по всему свету разбрасывать…
— Сердце заболело, не знаю, как быть, — признался Арслан.
— Ладно, ты успокойся и постарайся уснуть; утром сердце тебе подскажет, что дальше делать.
Арслан проворочался до полуночи, а когда уже стал засыпать, дверь в комнату легонько скрипнула и старушка-горничная позвала:
— Эй, с краю… Ты что ли Арслан? Оденься да выйди на минутку.
Выйдя, Арслан спустился следом за горничной вниз и вновь оказался в комнате Юлии. Она ждала его, а рядом за столом сидел паренёк, очень похожий на Арслана. Он уже был посвящён в тайну, которую долго скрывала от него мать, и, увидев отца, насторожённо посмотрел в упор. Дрогнуло сердце Арслана: схватил он за плечи сына, встряхнул и привлёк к себе. Юлия заплакала и закрыла лицо подушкой…
— Прости, Арслан, сын пожелал увидеть тебя — я не могла отказать ему в этом.
— Куда ты едешь, отец? — стеснённо спросил Руслан.
— В Санкт-Петербург едем, к самой императрице. Туркмен к ней везу, захотела царица познакомиться с ними.
— На обратном пути заедешь?
— Заеду, Руслан… Обязательно заеду: гостинцев из Санкт-Петербурга привезу.
— Ох, счастье моё горькое. — Юлия вздохнула, потянулась к графину и налила в рюмки. — Давайте-ка выпьем за встречу.
Выпили молча по одной, потом по второй… Водку пил Арслан впервые, но не заметил ни крепости её, ни горечи, ни того, как разговорился вроде бы ни с того ни с сего. Вот уже и сына обнял, целовать стал. А потом Юлию привлёк к себе и, сидя с ней на диване, ласкал её, произнося самые нежные слова.
