Клеймо дьявола - Вольф Серно

сказал ему, что делать, после того как женщина исполнила свое предназначение и больше была не нужна. Третий сын дьявола очень смышленый, должен вам заметить, он может даже писа́ть. Умение, которым Второй сын дьявола не владеет.

— Верю вам на слово. Во всяком случае, я обследовал мертвую голову и выяснил…

— …что в ней торчат козлиные рога! Какое потрясающее достижение! — Гесселер прыснул. — И какая острота ума! Это из-за своих остроумных выводов вы бегали по всему Кирхроде в поисках безрогого козла? К вашему несчастью, вам перебежал дорогу не один безрогий, их было изрядное количество, а? А теперь догадайтесь, кто об этом позаботился? Я! Я, Первый сын дьявола!

Воспоминания о том неудачном дне были Лапидиусу не слишком приятны, поэтому он повествовал дальше, опустив дела с буром Тауфлиба:

— …и выяснил, что отверстия в лобной кости сделаны не обычным слесарным инструментом. Об этом свидетельствовали отходы сверления. В случае с нашим черепом речь шла о тончайшей костной муке, а не об опилках. Четкое указание на то, что здесь применялось особое сверло, а именно трепанатор.

— Вам, медикусу, не надо долго объяснять, что трепанатор является созданным специально для медицинских целей инструментом, из-под острых зубцов которого сыпется тончайшая костная мука. Поскольку никто в Кирхроде не обладает таким буравчиком, это могли быть только вы, тот, чьи уши торчат за всеми дьявольскими преступлениями. Правда, должен признаться, что одно время я сильно подозревал аптекаря Вайта, но у фармацевтов нет в продаже трепанаторов.

Гесселер, который во время речи Лапидиуса еще пытался смеяться, теперь притих. Второй и Третий сыны дьявола тоже молчали. Они были всего лишь жалкими марионетками.

— Когда я в этом убедился, господин городской медикус, все объяснилось само собой. Например, ваше преувеличенное внимание к половым органам, на которые наталкиваешься в вашем доме на каждом шагу. Я имею в виду иллюстрацию из Версалия с вашими пометками красным на гениталиях, мраморные экспонаты в форме фаллосов, заспиртованные яички и пенисы. И не случайно вы сказались больным, когда Фрея Зеклер потеряла сознание во время пыток. Поскольку, стали бы вы ее пользовать, были бы узнаны и разоблачены. И не случайно вы сфальцифицировали заключение по трупу корзинщицы Гунды Лёбезам, за освидетельствование которого вы отвечали. Почему? Потому что вам и так было хорошо известно, что она изнасилована, но предавать это гласности вы не хотели. Вы даже не коснулись этого тела, над которым сами надругались в разрушительном упоении и дурмане. Не случайно, что вы принадлежите к тем, кому аптекарь Вайт поставляет средства, возбуждающие мужскую силу. И на свое место встал охотничий нож с буквами DRJG, найденный мной в этой пещере. DRJG — значит на латыни доктор Йоханнес Гесселер, не правда ли?

Городской медикус отвел взгляд в сторону:

— Право, вы знаете больше, чем я полагал. Однако ваши прозорливые умствования вам не помогут, потому что теперь вы мой, и что с вами делать, решаю я. А я решил, что вы заслуживаете смерти, поскольку осквернили своим присутствием пещеру Люцифера. И вас следует убить.

— Убить? — как эхо повторил Горм. — Убить? Да, Мастер.

Великан надвинулся на Лапидиуса, но Гесселер жестом остановил его.

Лапидиус оставил эти телодвижения без внимания. Он еще не закончил.

— И вы, доктор Гесселер, испытываете в прямом смысле дьявольское наслаждение, насилуя женщин. Молодых, красивых женщин, которые были бы вам недоступны, не додумайся вы до того, чтобы повергать их в бессознательное состояние. Только так вы и можете овладевать ими, чтобы потом, обесчестив, перерезать горло вашим охотничьим ножом. Вы больны, доктор Гесселер! Вы больны! Только не падучей, как представляетесь. Ничего не предпринимать от этой болезни! Вы, дипломированный медикус!

Гесселер не возразил ни словом. Но Лапидиус видел, что он надулся как индюк.

— Вы утверждали, что только что претерпели приступ падучей, только вот язык у вас не кровоточил, а прикусывание языка — характерный признак припадка. Как и пена у рта. Нет, нет, господин городской медикус, вы только прикидываетесь, что страдаете этой болезнью, чтобы не исполнять ваши обязанности в определенные дни. Дни, когда совершаете ваши бесчинства. И я скажу, доктор Гесселер, какой болезнью вы страдаете. Жаждой власти, страстью мучить и убивать, но не просто убивать, а получать от этого плотское наслаждение. И при всем при том оставаться в тени, выставляя Горма и Фетцера для своих низменных нужд. Проделываете вы это силой ваших глаз и голоса, и весь этот маскарад нужен вам лишь для того, чтобы те двое не сомневались в вашей избранности. Горм и Фетцер вам очень нужны. Они для вас инструменты.

Гесселер тяжело дышал. Уголки его губ подергивались, глаза метали молнии.

— Заткнись! Ты… ты… ты, жалкий алхимик! Дистиллят глупости! Ничтожество! Думаешь тягаться с Первым сыном дьявола? Да я тебя…

— Ничего вы больше не сможете! Об этом я позабочусь. Я положу конец вашим бесчинствам раз и навсегда, Гесселер! Не ведомо мне, с каких пор вы практикуете непотребство, только знаю, что Фрея Зеклер сбежала из вашей пещеры! Вот вы и приложили все силы, чтобы объявить ее ведьмой. Хотите, чтобы ее сожгли на костре? Чтобы с ней навсегда была похоронена ваша тайна? Хладнокровный убийца, человеческая жизнь для вас ничего не стоит! Убить — вот ваш закон!

— Убить, — оживился Горм.

Фетцер тоже пришел в движение. Он поднял с земли охотничий нож:

— Убить?

— Нет! — крикнул городской медикус подручным. — Я, Первый сын дьявола, говорю вам, еще не время. Еще не время. Вы должны быть послушны. Вы послушны и ничего не сделаете, пока я не велю вам, пока не велю…

— Да, Мастер, хорошо, Мастер.

Покорный тон обоих «братьев» умилостивил Гесселера. Его надменность вновь обрела силу:

— Разумеется, я велю их убивать, эти отребья. Хладнокровно и с улыбкой. А как вы хотели? Та же Кривая Юлия… не хотела, видите ли, отдать свою корзину… Многие должны умереть… — Он снова хихикнул. — Раз уж вам приспичило знать, могу долго рассказывать во всех подробностях, как Горм убил ее. А также о том, как эти Кёхлин и Друсвайлер подпали под мое влияние. Такие порядочные женщины, хи-хи, и обе теперь овдовели, хи-хи! Мне почти что удалось поставить Зеклер туда, где ей и место, но… как бы вы ни мешали, что должно быть, то будет! — Он расхохотался громче. Сама мысль ему несказанно понравилась. — Деньги, угрозы, сила моих глаз — этим можно добиться всего в жизни, Лапидиус, всего! И вы не избежите своей участи. Пещеру Люцифера вам не удастся покинуть живым.

— Да? Так вы полагаете? А Фрее