Подумать только, затосковать в родном своем городе. Он понять не мог, что это с ним происходит.
Он улыбался людям, родным и знакомым, был внимателен и любезен с каждым, но сердце его раздирала печаль. Мало-помалу он разучился улыбаться, ходил хмурый и подавленный, радость его рассеялась, словно утренний туман, и начались дни, полные грусти и невыносимой тоски. Сердце его терзала горечь разлуки.
Вначале отец Зульфикара считал, что все обстоит благополучно, что сын многое постиг даже за такой недолгий срок, многому научился у прославленного зодчего и теперь он будет работать на родине, в родном своем городе. Но прошло немного времени, и мастер Нусрат призадумался: что-то творится с сыном, сердце его не на месте, — не иначе, здесь скрыта какая-то тайна…
Зульфикар ходил растерянный и напряженно о чем-то думал, ночами он стонал во сне, ничто ему не было мило, а когда встревоженные родители приступали к нему с расспросами, он кратко отвечал, что просто чувствует себя не совсем здоровым.
Сын не сказал ни одного худого слова о зодчем. И вообще ни на кого и ни на что не жаловался, и это несколько успокаивало отца, однако его беспокоила задумчивость и молчаливость сына. Откуда бы это? Почему он не нашел спокойствия и утешения под отчим кровом? Почему он, как бывало прежде, с радостью не помогает отцу в его делах? Почему, вместо того чтобы, поплевав на руки, подхватить носилки, или развести ганч, или принять участие в кладке кирпичей, он только тяжело вздыхает? В чем дело?
Что-то здесь не так, неладное творится с сыном. Кажется, он что-то скрывает…
Порою Зульфикар часами просиживал в задумчивости, перед глазами его вставала столица Хорасана. Величественные, уходящие в лазурное небо минареты, купола медресе, мечеть Джаме, Кандахарский базар, дворец Джахан-аро, мост Пули Малан, шумные, многолюдные улицы Герата. Он вспоминал день за днем свою тамошнюю жизнь. Там, в этом большом городе, в махалле Дарул Хуфо, что недалеко от реки Герируд, в той стороне, где восходит солнце, живет его учитель — старый зодчий Наджмеддин Бухари с семьей. Живет в почете и уважении. Нет человека в городе, который не знал бы зодчего. Заслуги его велики — скоро будет достроено медресе Байсункура-мирзы, и где-то, в скрытом от глаз уголке каменной стены этой великой сокровищницы просвещения, будет начертано: «Строил Наджмеддин Бухари». Здание медресе простоит века, и память о создателе его с гордостью будут хранить потомки.
Это медресе станет украшением города так же, как и Мусалло. Устад Наджмеддин, мавляна Лютфи, мавляна Шарафуддин Али Язди, мавляна Давлятшах Самарканди, Мухаммад Авфи, устад Кавам, устад Андугани — вот кто придает своеобразие облику Герата.
А в доме у самого Наджмеддина Бухари есть вечно сверкающая звездочка, и имя ее — Бадия. В мыслях Зульфикар обходил весь Герат, не забыв ни одной улицы.
Три года назад он пришел с отцом туда не для того, чтобы служить отпрыску великой династии, пришел не к Шахруху, перенесшему столицу из Самарканда в Герат, а пришел в город зодчих, строителей, плотников, каменотесов, поэтов…
Кроме того, по словам отца, они пустились в путь еще и для того, чтобы искать покровительства бухарского зодчего Наджмеддина Бухари. Шли они с караваном почти месяц, миновали множество живописных перевалов и селений и достигли наконец «земного рая»— Герата. Устроившись в караван-сарае, в одной из комнатушек для приезжих, отец и сын переоделись во все новое и отправились на Кандахарский базар.
У мастера Нусрата в складки пояса было зашито сто золотых, да и в кармане имелось кое-что, у Зульфикара тоже в поясе монеты помельче — «кибла» и «шахрухия». Недолго побродив по базару, они направились к мечети Джаме, боясь пропустить пятничную молитву. Среди тысячи гератцев, собравшихся сюда, стояли отец и сын из Бухары.
И только после окончания молитвы мастер Нусрат с сыном отправились на строительство медресе Мирзо. У проворного смотрителя работ Ахмада Чалаби они спросили, где можно видеть зодчего Наджмеддина Бухари. Тот ответил, что зодчий не совсем здоров, не выходит из дома, но что живет он в махалле Дарул Хуфо и что можно навестить его, тем более что путники приехали из самой Бухары.
Без труда и излишних расспросов отец с сыном отыскали дом Наджмеддина Бухари. На стук вышел сам зодчий, занятый чем-то во дворе.
— Здравствуйте!
— Здравствуйте, — ответил Наджмеддин, разглядывая гостей. Он тут же понял, что это отец и сын, понял даже, зачем они пожаловали к нему. Когда речь шла о поступлении в ученики, обычно отцы сопровождали сыновей. И, увидев на голове юноши круглую тюбетейку, прославленный зодчий догадался, что они не гератцы.
— Мы пришли выразить вам свое почтение, — начал мастер Нусрат.
— Проходите, пожалуйста, — хозяин пошел впереди, указывая посетителям дорогу.
Они вошли в гостиную во внешнем дворе, зодчий усадил их, прочел короткую молитву и, кликнув Низамеддина, велел накрыть дастархан.
— Здоровы ли вы?
— Благодарствую.
— Мы приехали сюда из Бухары. Это сын мой — Зульфикар, — сказал мастер Нусрат.
— Добро пожаловать!
Наджмеддин был не слишком доволен тем, что эти нежданные гости оторвали его от работы, но, услыхав, что они из Бухары, сразу повеселел.
— Я ведь тоже из Бухары, — с улыбкой промолвил он. — Ну как благословенная Бухара? Наверно, стала еще прекраснее?
— Ой, как она похорошела, — подхватил мастер Нусрат, ответно улыбаясь. — Появилось множество новых зданий. Мы знаем, что вы родом из Бухары. И поэтому, устад, мы ищем вашего покровительства. Если вы возьмете моего сына в ученики, он будет верой и правдой служить вам. Сам я плотник, занимаюсь иногда и резьбой по камню… Простите великодушно, я не хотел бы, чтобы сын мой стал тоже плотником. Мне хочется, чтобы он научился зодчеству. Ваше имя славно и в Бухаре. Вся наша надежда на вас.
Мастер Нусрат вытащил шелковый мешочек с золотом и положил рядом с зодчим.
Наджмеддин на миг задумался, затем поднял удивленные глаза на мастера Нусрата.
— Верно, у меня есть ученики. Могу принять и вашего сына. Но с одним условием. Денег я не беру, — он протянул мешочек с золотыми Нусрату. — Устрою ему экзамен. Ежели ваш сын выдержит испытание, я возражать не стану. Если нет, тогда уж не обессудьте.
Мастер Нусрат поглядел на сына и понял, что тот согласен. Сутулившийся от смущения Зульфикар заметно повеселел.
— Мы согласны, устад.
— Испытание не совсем обычное и, я бы сказал, даже опасное. И если ваш сын потерпит поражение, не будьте на меня в обиде. Я ведь не всех беру в ученики. Вы из благословенной Бухары… Но в общем-то я сейчас в учениках не нуждаюсь.
— Спасибо, устад… Прикажите ему класть кирпичи на самом высоком минарете, мы и от этого не откажемся.
— Угощайтесь, отведайте сладостей. Я знаю, в Бухаре много прекрасных кондитеров.
— Да, устад.
— Как, впрочем, и ювелиров, портных, любителей книг… там всегда шумно и людно.
Не желая отнимать у зодчего драгоценного времени, отец и сын, прочтя благодарственную молитву, откланялись. Зодчий проводил их до калитки.
— Пусть юноша придет завтра, — бросил он на прощанье.
Радостные и окрыленные вернулись Зульфикар с отцом в караван-сарай, и после скромной трапезы Зульфикар, не теряя времени, достав карандаш и бумагу, принялся решать задачи из геометрии. А потом долго разглядывал листы, на которые были перенесены проекты Магоки Аттори, Масжиди Намазгох, Минораи Калан и других, медресе, и ’все время советовался с отцом. Они еще долго беседовали об устройстве гробниц святого Сайфиддина Бухорзи, Буёна Кулиджана, Исмаила Самани. Не забыли они и декоративную и орнаментную облицовку, густоту ганчевого раствора для этой облицовки, геометрические рисунки орнамента, единицы измерения, устойчивого равновесия, отделку изразцовых плиток для облицовки порталов и верхней части 10 резных дверок. В тот день Зульфикар повторил все, что знал о строительстве, а потом пошел к недостроенным минаретам недалеко от цитадели и долго бродил вокруг них.
На небе уже вырисовывался серпик молодого месяца, и при свете его сверкала, блистала и сказочно переливалась мозаика Мусалло, купола и своды, казалось, во весь голос подтверждали всю ценность этого беспримерно прекрасного творения человеческих рук. Спору нет, они умножали славу хорасанской столицы. Бродил он и вокруг недостроенного медресе Мирзо.
Когда он вернулся в караван-сарай, отец его уже крепко спал. Он тоже лег, но долго не мог уснуть, он думал о завтрашнем испытании, и целый поток мыслей захлестнул его, унес вдаль. Ему чудилось, будто он ничего не помнит, не знает. Все, что он учил в школе, те навыки, которые он приобрел, строя вместе с отцом новую городскую баню и крышу базара, его хоть и небольшой опыт и подлинная страсть к зодчеству привели его сейчас сюда, в столицу, в надежде, стать учеником прославленного зодчего Наджмеддина Бухари. Как же ему хотелось учиться у этого человека, самому стать зодчим.
