— Но если ему не по пути, так зачем же этот прекрасный князь проходит по улице Бак?
— Чтобы остановиться перед вашим магазином, милая мадам Фово, и иметь счастье полюбоваться вами одну минуту. Но, скажите откровенно, вы заметили его?
— Еще бы! У меня только и дела, что глядеть на прохожих!
— Какое несчастье для князя! Он надеялся, что вы, по крайней мере, хоть знаете его в лицо.
— А что ему от того?
— Если бы он имел счастье быть замеченным вами, то, быть может, для вас не было бы неожиданностью предложение… которое я хочу вам сделать от его имени… потому что, по правде… Буду говорить откровенно — вы созданы не для того, чтобы держать магазин.
— Я? Хотела бы знать, чего это мне не хватает?
— Напротив, милая г-жа Фово, у вас слишком много…
— Как! Слишком много?
— Ну, да. Вы слишком привлекательны, слишком красивы и грациозны, чтобы схоронить себя в какой-то несчастной лавчонке. Послушайте, сударыня, ведь это жаль! Знаете ли вы, где ваше настоящее место? Вам следует жить в прелестном отеле, иметь свою карету, ложу в опере, бриллианты, костюмы герцогини, — словом, все, что подобает такой очаровательной женщине, как вы. И вы, дорогая барынька, все это будете иметь, как только пожелаете.
— А, вот что!
— Как только пожелаете! Вам стоит сказать только одно слово.
— Да неужели? Может ли это быть?
— Повторяю, все зависит от вас, скажете ли вы «да» или «нет».
— Только «да» или «нет»? Но послушайте, сударь, ведь то, что вы мне предлагаете, заслуживает, по крайней мере, размышления.
— Конечно.
— И вы все это предлагаете мне взаправду?
— У вас будут какие вам угодно гарантии.
— Ну и прекрасно! Потому что, видите ли, нехорошо смеяться над бедными людьми. Итак, если я скажу «да», то буду иметь отель, экипаж, бриллианты, ложу в театре, туалеты герцогини и что еще? Я больше не помню.
— Конечно, полная обстановка, белье, серебро и т. п., тысяча экю в месяц на ваши расходы и двадцать пять тысяч на приданое.
— Да это прямо великолепно, многоуважаемый сударь! Подумайте, у нас с мужем только две маленькие комнаты на антресолях, и только по торжественным дням мы ездим на извозчике и в театре бываем не больше одного раза в месяц, и то в галерее!
— Дорогая мадам Фово, это неприлично! Такая восхитительная женщина и вдруг на галерее!
— Да, сударь, и еще во втором ряду.
— Во втором ряду? Всемогущий Боже!
— И бриллианты, бриллианты… А теперь у меня всего-навсего одна брошка и пара серег из аметистов.
— О, бедная барынька! Аметистовые драгоценности! Да ведь это непристойно.
— И тысяча экю в месяц! А мы с мужем проживаем, самое большее, полторы тысячи франков в год.
— Как раз жалованье вашей будущей горничной, г-жа Фово.
— У меня будет и горничная?
— Ну конечно. По крайней мере, одна, да еще лакей, кучер, повар.
— Повар? А я так часто обжигаю пальцы, зажаривая котлеты, когда моя прислуга уходит.
— Ах, сударыня, — сказал седой господин с гневным негодованием, — этими прелестными ручками брать котлеты! Фи! Какое поношение красоты! Это требует мщения.
— Действительно, я больше люблю делать шоколадный крем: тут не обожжешься. Но, скажите, сумеет ли повар приготовить яичницу с ветчиной? Я спрашиваю потому, что Жозеф ее очень любит.
— Какой Жозеф?
— Да мой Жозеф, которого обожает его маленькая жена.
— Но как, сударыня? Вы серьезно это говорите?
— Поймем же, наконец, друг друга. Вы спрашиваете, серьезно ли я говорю, что Жозеф любит яичницу с ветчиной?
— Нет-с, я спрашиваю, неужели вы думаете, что ваш муж согласится разделить с вами жизнь, которую мне поручили предложить вам?
— То есть как? Согласится ли он иметь отель, экипаж, повара, горничную, серебро, и прочее, и прочее? Ну, он не такой простофиля, чтобы отказаться от подобного предложения.
«Положим, мы видали и таких мужей», — сказал себе седой господин с пренебрежительной улыбкой.
— Однако, милая барынька, — обратился он к продавщице, — это, пожалуй, будет неудобно, несмотря на всю снисходительность превосходного г-на Фово. Вы понимаете меня, ведь вы умны, как бесенок. И князь придумал отличную комбинацию. Он пользуется большим влиянием у министров и запасся местом для вашего мужа в двухстах лье отсюда. Если г-н Фово заупрямится, найдут средство склонить его к согласию. Да князь сам объяснит вам все нынче же вечером, во время маскарада в оперном театре, если вы согласны. Ваш муж сегодня дежурный и вернется только завтра утром. Вы останетесь одна на антресолях, ваша прислуга спит на пятом этаже, и в вашем распоряжении целая ночь.
Мария очень удивилась и даже встревожилась, видя, как этот господин хорошо осведомлен, и сказала:
— Вы, однако, знаете все?
— Да, мы все знаем. Итак, в час ночи вам ничего не стоит сойти в лавочку; я буду уже ждать вас на извозчике у магазина. Вы наденете приготовленное домино, и я провожу вас в оперу. Князь уже взял ложу. Вы увидите этого достойного, любезного вельможу, поговорите с ним и убедитесь, что он — самый благородный, великодушный и очаровательный из князей. Правда, он не первой молодости…
— Быть может, ни второй и ни третьей, почтеннейший?
— Не хочу вас обманывать. Ему пятьдесят лет, но он так сохранился, он так выхолен… Наконец, дорогая г-жа Фово, у вас слишком много здравого смысла, чтобы не понять, насколько привязанность пожилого человека солиднее и выгоднее, чем любовь целой толпы молодых вертопрахов. Они только губят женщин. За князя я могу ручаться, потому что имею честь состоять уже двадцать пять лет на его службе в качестве его поверенного.
— Уже двадцать пять лет, почтеннейший, вы имеете честь… быть?.. Поздравляю вас.
Выражение лица молодой женщины несколько озадачило седого господина, но он продолжал:
— Итак, дорогая г-жа Фово, дело решено, не правда ли? В час ночи я буду у двери вашего магазина с извозчиком и домино. Вы видите, как осторожно действует князь. Он мог бы попросить у вас свидания в его особом домике. У него прелестный домик, как у всех старинных важных бар; вы его увидите. Но князь предпочел избрать нейтральную почву, оперу, и там вы можете обо всем сговориться. А эти восемнадцать тысяч франков оставьте у себя. Надеюсь, такая гарантия убеждает, что вы должны иметь полное доверие к обещаниям, которые я вам сделал от имени князя.
Мария молча выслушала «друга князя». Потом достала из конторки золото и билеты, положила их на прилавок и, глядя в упор на старика, сказала с холодным пренебрежением:
— Послушайте, уважаемый и почтенный сударь, хотя вы и занимаетесь недостойным для ваших лет ремеслом, но именно вследствие вашего возраста я не хотела бы видеть, как мой Жозеф отдует вас палкой. Вероятно, это случалось с вами не раз за двадцать пять лет, как вы имеете честь состоять маклером честных сделок для вашего князя?
— Но, сударыня… — пробормотал старик, пораженный внезапным оборотом дела.
— Это так и будет. Если придет мой муж, то я расскажу ему все в вашем присутствии. Вы понимаете, какими неприличными тумаками он угостит вас тогда? Жозеф силен как турок и докажет вам свою силу, если вы, «всезнающий», не знали этого. Он дежурный, но сейчас придет обедать в магазин. Уже половина четвертого. Хотите подождать его, почтеннейший?
— Дорогая г-жа Фово, послушайтесь меня, не поддавайтесь первому побуждению. Вы пожалеете об этом. Лучше подумайте, а пока оставьте у себя деньги. Вы отдадите их потом. До свидания. Во всяком случае, сегодня в час ночи я буду у вашего магазина.
И «друг князя» встал.
— Милостивый государь, — живо сказала Мария, — унесите эти деньги.
— Всегда будет время отдать их мне.
И старик взялся за дверную ручку.
Молодая женщина ни за что не хотела держать у себя постыдный залог и с беспокойством заговорила:
— Постойте! Выслушайте меня. Уж если вы непременно хотите оставить деньги у меня, я согласна. Только сделайте мне удовольствие, заверните кошелек и бумажник в эту бумагу и перевяжите тесьмой.
