Вновь и вновь подступали татары под стены Владимира и всякий раз откатывались, не достигнув победы. Хан Батый все больше мрачнел. Его непобедимые нукеры не могли взять русского города с ходу, а значит, снова многодневная осада и осуждающие взгляды ханов и темников. И тогда хан приказал:
– Город сжечь!
Глиняные сосуды с горючим маслом обрушились на город, огненный дождь падал с неба, а в стены и городские ворота били и били пороки. Одновременно в нескольких местах обрушились стены, и татары ворвались в город. Сдержать эту вползающую многоголовую змею не было никакой возможности, и Петр Ослядюкович, собрав вокруг себя сотни три воинов, отступил к детинцу. Но и там владимирцы продержались недолго. К полудню детинец был захвачен. Владимир пал.
В полдень великий Джихангир вступил в стольный город. По приказу Субудай-багатура на пути движения хана убирали тела павших в сражении воинов, как татар, так и русских. Но их было так много, что эту работу не успели сделать, и ханский конь спотыкался о трупы, чем вызывал недовольство Батыя.
– Злые урусы! Этот народ недостоин служить нам, – косясь на Субудай-багатура, раздраженно бросил хан. – Слишком много воинов я оставляю на пути по этой земле. – И, помолчав, спросил: – Отыскали царя Юрия, как я велел?
– Нет, Великий, – склонил голову Субудай. – По словам пленных, урусский царь ушел на север. Здесь же остались его сыновья и жена.
– Почему же их не привели еще ко мне? – удивленно повел бровью хан.
– Они заперлись в доме, где живут урусские боги, и не желают покориться силе.
– Безумные! – рассмеялся Батый. – Страх лишил их ума! Они думают, что боги защитят их от моих воинов. Раз они так любят своих богов, то пусть и остаются с ними. Сжечь!
Ежели бы хан Батый видел великолепный Успенский собор, то он, пожалуй, пощадил бы это чудо каменного зодчества, но Джихангир направлялся на владимирский торг, куда стаскивали награбленное добро завоеватели, и его приказ был исполнен. Разломав соседние дома и дворы, татары обложили бревнами стены собора и подожгли.
Даже ожесточившиеся в сражениях ханские нукеры, не знавшие жалости и сострадания, заслыша вопли и душераздирающий вой сквозь треск пылающих бревен, в страхе покинули соборную площадь.
2
Весть о разорении и сожжении Владимира, о гибели княжеской семьи настигла Юрия Всеволодовича в Ярославле. Великий князь был сражен этим известием: взор его замутился, ноги подкосились, и он рухнул в снег. Ни кровопускание, ни растирание груди снегом, ни вливание в рот настоя на семи травах, ни спасительная молитва – ничто не могло привести его в чувство. Лишь поздно ночью, когда сидевшие у его изголовья князь Василька и Всеволод Константиновичи начали терять надежду, Юрий Всеволодович открыл глаза. Обведя стоявших вокруг ложа воевод и племянников взглядом, он приказал:
– Оставьте меня одного. Не страшитесь, не помру. Держат меня на этом свете души не отмщенные детей моих, Агафьюшки, сношенек, всех погибших безвременно от темной силы. Пока кровью татарва не умоется, не покину вас. Идите!
А когда дверь ложницы закрылась, залился князь слезами горючими, безутешными. Утром вышел великий князь из спальни с черным от горя лицом, с красными от бессонно проведенной ночи глазами. В горнице, привалившись спиной к стене, спал Василька. Стараясь не разбудить племянника, Юрий, осторожно ступая, направился к двери. Но Василька спал сторожко и тут же открыл глаза.
– Не знаю, что и сказать, как помочь горю, – развел он руками.
Юрий Всеволодович лишь покачал головой:
– Нет времени горе тешить. Коли побьем татар, легче с утратой справиться, а коли примем смерть, то не нам слезами умываться. – Помолчав, князь добавил: – Где ворог? Вернулся ли дозор?
– Еще ночью сотня Гришки Мигуна возвернулась. Идут татары. Ввечеру боярин Роман Федорович объявился. Да не один. Поболее тысячи воев привел, из Низового Новугорода и Городца. Все оружны, конны. Я говорил с ним. Вести у него плохие. Я пошлю за ним?
– Приведи. Рад ему всегда, – разрешающе кивнул Юрий Всеволодович.
Вскоре в горенку вошел Роман. Позвякивая наборной кольчугой, он с трудом протиснулся в узкие двери.
– Здрав будь, великий князь, – поклонился посольский боярин поясно. – Привел я войско, как ты велел.
– Наслышан, сядь, – кивнул он на лавку. – Василька довел, что вести у тебя не радостные.
– Что верно, то верно, – пригладив ладонью спутавшиеся волосы, медленно произнес Роман Федорович. – После Володимира рассыпались татары по всей земле. Часть их пошла на Юрьев, Дмитров, Волок, Тверь. Все городки пали. Другая часть пошла на Городец-Радилов. Тоже сожжен.
– А что с Андреем? Нет вестей?
– Сын твой, великий князь, ни воле твоей не покорился, ни словам моим не внял. В Городце не остался. Пришел со мной и женку с собой взял. Я тоже, государь, детишек и жену свою привел.
– Вот и хорошо, – думая о чем-то своем, тихо произнес Юрий Всеволодович. – Своих-то побереги. Не след им с войском матыриться. В Новгород отправь, к брату моему – Ярославу.
– Рад бы, да Мария своенравна, как-никак царская дочь, без меня не поедет.
– А ты поезжай с ними. Семью сохранишь и дело сделаешь: свезешь князю Ярославу послание. Ты уж третий будешь, кого в Новгород отправляю. Молчит братец. Молва доносит, что в Киеве он, а то и в Чернигове. Но коли таится и в земле новгородской князь Ярослав, ты, Роман Федорович, письмо ему в руки передай и в глаза его посмотри.
– Все исполню, государь, не тревожься, – поднялся с лавки посольский боярин.
– Поспеши. Из Ярославля я утром ухожу. Ищи меня на Сити, о том и князю Ярославу скажи, – а затем быстро встал, шагнул к Роману и обнял его. – Прощай. Свидимся ли еще?
3
Второй раз на неделе гудел вечевой колокол, второй раз новгородцы судили-рядили и не могли решить: посылать или не посылать дружину новгородскую и ополчение на помощь князю владимирскому. Князь Александр, источая красноречие, пытался убедить новгородцев в том, что супротив татар надо всем миром становиться. Простой люд был не против ополчиться и двинуть на татар, но бояре стояли на своем: откупимся.
– Земля новгородская за лесами и болотами, татарской коннице к нам не пробиться! – кричал боярин Никита Хрулев, тряся заиндевевшей на ледяном ветру бородой. – А коли приступят к нашим рубежам, посольство отправим. Хан Батыга-то с головой, всего десятину для себя требует. С десятины не обеднеем, чай!
– А как же братья наши, володимирцы?! Неужто в беде их оставим? – настаивал на своем Александр Ярославич.
– С каких это пор ты братьев в Белой Руси завел? – не унимался боярин Никита. – Решение наше таково: ни сами не пойдем, ни войска не дадим! Коли охота головы класть, то бери с собой дружину переяславскую. Но только к нам потом ни ногой! Не обессудь, князь Александр Ярославич.
На каменную степень взошел Роман Федорович. Поклонившись поясно, он смахнул с головы меховую лисью шапку и прокричал, до предела напрягая горло:
– Здрав будь, Господин Великий Новгород! Ни перед кем не преклонял колен, а перед тобой встану! – Опустившись на колени, посольский боярин продолжал: – Богом прошу, всеми святыми умоляю вас, люди добрые, не оставьте в беде землю русскую! Знаю, обида у вас на Володимир, да не за володимирцев прошу. Рязанцы полегли, пали Ростов, Кострома, Углич и еще четырнадцать городов. Нет Володимира! Разграблен и сожжен стольный град. Но еще жив великий князь Юрий Всеволодович и не истреблена сила земли володимирской. Татары же разделились, и сейчас есть возможность бить их по частям, только и для этого силы нужны немалые. Новгородцы! К вам взываю, к вашей мудрости и состраданию: помогите!
И хотя в толпе раздавалось немало голосов в поддержку похода, вече постановило полков князю не давать и против хана Батыя ратной силой не выступать.
Оставшись наедине с Романом Федоровичем, князь Александр, еле сдерживая гнев, раздраженно произнес:
– Сам все видел, о том и доведи князю Юрию Всеволодовичу. Коли прижмут татары, то пусть отступает в землю новгородскую. Это пока хан Батый далеко, бояре несговорчивы, а ежели добру своему угрозу почуют, то сами мужиков ополчат и супротив татар направят. Пока же дам три сотни переяславцев – сила малая, но многого стоит.
С тем и отбыл Роман Федорович из Новгорода.
4
Стали лагерем на Сити. Юрий Всеволодович решил ждать помощи здесь, и помощь приходила. Правда, это были небольшие отряды дружинников из малых городов, ополченцев и просто мужиков, идущих на зов великого князя. Юрий Всеволодович молил Бога, чтобы не объявились татары до прихода новгородских полков, и, рассудив, что на Сить прийти можно только по льду Волги, направил туда для охраны три тысячи дружинников во главе с воеводой Дорофеем Федоровичем. Сам же великий князь готовил войско к неравной битве. Он уже знал, что по его следам хан Батый пустил тумены хана Бурундая.
