— А ты? Ты сам? Тоже стосковался по своему дому? — глухо спросил хакан, заметив, что Аранда нетерпеливо ожидает конца их разговора.
— Душа у меня почему-то болит по дому, — сознался Олег, — но боюсь, что сердцем я прирос к Аранде, — проговорил он и грустным взором окинул сиротливо стоящую у айвы девушку.
— Ты возьмешь ее с собой? — хладнокровно спросил хакан.
— Если она на это решится, — сумрачно ответил Олег. — Но… об этом рано говорить! Пока не достроим вал, я никуда отсюда не уйду! — с веселой решимостью заявил он и встал. — Прости, хакан, что покидаю тебя!
— Благих тебе успехов, великий киевский князь! — добродушно проговорил вслед ему хакан и с досадой заметил: — А тебе и впрямь некогда учиться нашему языку!
Но Олег уже не слышал его; он стремительно шел к Аранде, гонимый одним желанием: поскорее обнять ту, дороже которой для него сейчас не было никого на всем свете. Но, подходя к айве, укрывшей ее своими причудливо раскидистыми ветвями, он вдруг почувствовал резкий толчок в грудь и остановился как вкопанный: перед ним стояла Экийя.
Олег онемел. Широко раскрытыми глазами смотрел он на ее распущенные кудрявые черные волосы, овеваемые ласковым теплым ветром, на ее изумленные, приподнятые соколиные брови и горящие гневом черные глаза. С немым укором смотрела она на Олега, протягивая к нему руки и маня его к себе.
— Экийя! — прошептал наконец ошеломленный Олег и с виноватой робостью тоже протянул к ней руки.
Экийя отступила на шаг, все так же молча изучая его лицо и его робкие шаги навстречу к ней. Олег сделал еще шаг вперед, затем еще. Но она, качнув головой, вдруг сделала решительный широкий шаг назад и… исчезла.
Олег окаменел. Пустыми глазами он смотрел в то место, где только что в платье с монистами и грибатками, украшенными мелким зеленым бисером, стояла Экийя и манила его к себе ласковыми руками, а теперь там только легкий завиток знойного ветра играет с сухой веткой айвы и закручивает пыль в невысокий вихрь.
— Что это? Куда она делась? — недоуменно шептал Олег, вопросительно оглядывая свои руки, все еще протянутые навстречу Экийе. — Что со мной?!
От айвы отошла Аранда, с любопытством наблюдавшая за поведением Олега, и испуганно окликнула его.
Олег резко повернулся на ее голос, внимательна посмотрел ей в глаза и тихо, в замешательстве, спросил:
— Ты здесь была одна, Аранда?
— Да, — недоуменно подтвердила она. — Что-нибудь случилось? — Она с тревогой посмотрела на взмокшее лицо Олега.
— Я только что видел здесь… Экийю, — глухо проговорил Олег, виновато посмотрев Аранде в глаза.
— Что? Что это может означать, мой повелитель? — ласково и в то же время тревожно спросила Аранда, но в следующее мгновение, все поняв, обреченно проговорила: — Я чувствовала, что мое счастье скоротечно. Ты — чужой!
— Успокойся, Аранда! Это было видение, и все! — испуганно оправдывался Олег, но сам без конца посматривал на то место, где за айвой все кружил и кружил невысокий вихревой поток. «Святовит и Радогост меня хотят о чем-то предупредить», — мрачно догадался он и рассеянно пробормотал: — Я должен немедленно вернуться в Киев!
Аранда ахнула, закрыла рот рукой и попыталась заглушить рыдания.
— Значит, наши законы ты считаешь несовершенными, великий киевский князь Олег-Олаф? — с легкой насмешкой спросил хакан, стоя на Саркельской пристани и наблюдая за погрузкой даров на ладьи русичей. Суета причала, заполненного хазарами, не мешала быстрому, откровенному разговору двух повелителей.
— Я понимаю, князь, твое желание торговать с разными странами, но открытость и бесхитростность славянских вождей не помощники тебе в этом деле, — убежденно сказал хакан.
— Да, — согласился Олег. — Русичи до сих пор считают постыдным отдавать за деньги то, что можно обменять на равноценный продукт. Деньги они считают ничтожной платой.
— Это оттого, что у славян в земле нет золота, а серебра слишком много, поэтому каждая семья имеет серебряный котелок и гривны в огромном количестве и не почитает их за ценности, — пояснил хакан. — Но именно потому, что у славян слишком богата природа, они и являются плохими купцами, хотя ремеслом владеют отменно!
— Да, славянские общинники очень дружны, добры к своим сородичам и соседям, но…
— Но? — почти возмущенно воскликнул хакан н, не дав Олегу договорить, продолжил неожиданно его мысль: —Ты повидал немало народов, киевский князь Олег-Олаф, и заметил, наверное, что в жизни любого народа, в их нравах и традициях всегда можно найти свои зловонные «но», хотя это вовсе не значит, что их нельзя переварить!
Олег смотрел на хакана во все глаза, а тот возбужденно продолжал:
— У нас в Хазарии уже свыше ста пятидесяти лет, с тех пор как Була[50] принял иудейскую веру, в мире и согласии живут мусульмане, христиане, язычники и иудеи! Правители старались не насаждать «жестоковыйные»[51] традиции, то есть традиции царя Ирода, по отношению к другим религиям и добились относительного покоя в стране. Постарайся и ты в своей Киевской Руси…
— Как ты назвал ту страну, где я охраняю мир? — быстро спросил Олег, зорко вглядевшись в лицо хакана.
— По древнему обычаю, имя города, в котором живет и управляет предводитель охранного войска страны, превращается в название страны! — объяснил хакан.
Олег засмеялся.
— Ну, а так как основная часть твоего охранного войска состоит из русичей, то вот тебе и название той страны, в которой ты охраняешь мир! Киевская Русь! Гордись, именитый русич! Ты создал огромную страну! — с важной медлительностью заявил хакан и с самым серьезным выражением лица поклонился Олегу.
Олег, сраженный словами хакана, нерешительно остановился, мысленно повторил все доводы хакана для убеждения собственной совести, но сразу принять решение о новом названии все же не смог.
— Ну что, великий киевский князь Олег, да будет тако? — напористо спросил хакан. — Так будет зваться отныне твоя страна Киевской Русью?
— Звучит неплохо, но надо обсудить на Совете вождей. Думаю, они не захотят так откровенно признать власть русичей, слишком строптивы, — задумчиво объяснил Олег, но мысль о новом названии крепко запала ему в душу, чего, однако, он никак не хотел показывать хакану.
Хакан понял сложность положения киевского князя и, хитро улыбаясь, громко предложил:
— Ну, что ты решишь там сказать своим боярам и вождям славянских племен, я не знаю, но я знаю, что прикажу говорить всем моим купцам, раввинам и габаям, где бы они ни были, о киевском князе Олеге, правителе Киевской Руси! — завершил хакан, собрав возле себя русичей и хазар. — Да будет тако?
И в ответ грянуло дружное, троекратное:
— Да будет тако!
Но Олега эта дружная поддержка людей на Саркельской пристани мало убедила. Он грустно улыбнулся хакану и тихо спросил:
— А где Аранда?
Хакан повернулся к одному из проходящих мимо хазар и что-то сказал ему на арамейском языке. Тот кивнул и быстро скрылся в толпе.
— Я думал, ты не вспомнишь о ней, — тяжело вздохнул хакан. — А ты, оказывается, помнишь обо всем… Ее сейчас приведут.
— Она не хочет ехать со мной? — поняв все, глухо спросил Олег.
— Она скажет тебе все сама, — хмуро проговорил хакан и добавил: — Знай, мы никогда и ни к чему не принуждаем своих женщин! Чего хочет женщина, того хочет Бог! Она идет! Я не буду вам мешать, — пробормотал он и отступил в сторону, пытаясь сохранить невозмутимый вид.
Олег глянул вверх, на подмостки причала, и увидел Аранду, спешащую к его ладье. Как больно сжалось сердце, как не вовремя подвернулась нога, как захватило дыхание в груди и потемнело в глазах от резкого движения и одной мысли: «Неужели я вижу ее в последний раз? Да, в последний!..»
Аранда, затянутая в легкое сиреневое платье-халат, источающая аромат таинственных трав и благовоний, припала к груди Олега и обняла его жадно, каждым пальцем и каждой клеточкой кожи прощаясь с его телом, с его доспехами витязя и князя.
Они стояли, обнявшись, до тех пор, пока оба не почувствовали, что долее прощание продлить нельзя. И никто не должен произносить в этот момент какие бы то ни было слова…
Глава 7. Женитьба Ингваря
Киев встретил дружину великого князя русичей, возвратившуюся из похода на хазар, глубоким молчанием. Мрачная и настороженная тишина исходила даже от волн Днепра, оказывающих слабое сопротивление встречному движению ладей Олега и, как показалось князю, печально плескавшихся о галечный берег Киева.
Стражники и речной дозор Киева, встретив князя со всеми традиционными почестями, не кричали звонкими голосами радостную весть о прибытии великого князя в стольный город, а тихо выгружали на подмостки скарб князя и дары хазарских правителей, что привлекло наконец внимание Олега к их согнутым фигурам и упорному, даже враждебному молчанию.
