Впоследствии Джахан вновь и вновь воскрешал в памяти тот день. Синану редко доводилось иметь дело с улемами, однако он не сомневался: Обсерватория вызывает у религиозных старейшин глубокую неприязнь. Такиюддин, напротив, сталкивался с улемами чаще, чем кто-либо другой. Помимо всего прочего, он исполнял обязанности судьи, теолога, муваккита – хранителя времени – и учителя в медресе. Но тревога, пронзившая сердца архитектора и его ученика, обошла главного придворного звездочета стороной. Возможно, размышлял Джахан, близость порой порождает слепоту, а расстояние способствует прозорливости.
* * *Такиюддин работал над трактатом о небесных телах, который сам он называл зидж. В этом труде говорилось о расположении Солнца, Луны и звезд, об орбитах, по которым они движутся, и о расстояниях, отделяющих их друг от друга. На это исследование ушли многие годы его жизни, говорил придворный астроном, но когда трактат будет завершен, он станет бесценным руководством для желающих постичь бесконечность.
– Зидж – это карта, – пояснял Такиюддин. – Карта Мироздания.
Он поведал ученикам архитектора, что в древние времена некий язычник по имени Аристотель – то был муж великой учености, передавший свои знания Александру Великому, – утверждал, что Земля является центром Вселенной и пребывает в неподвижности, в то время как все прочие небесные тела вращаются вокруг нее. Наша Вселенная состоит из нескольких сводов и орбит, считал он. Аристотель не сомневался, что со временем астрономы сумеют определить количество планет, которые совершают свой бесконечный путь в небесах над нашими головами.
– Эфенди, а вам удалось сосчитать эти планеты? – заинтересовался Джахан.
В тот день, последовавший вскоре за церемонией открытия Обсерватории, они с Давудом решили навестить главного придворного астронома.
– Да, их восемь, – последовал уверенный ответ.
Разумеется, Творец не случайно остановился именно на этом числе, пояснил Такиюддин. Весь миропорядок: просторы Вселенной, форма Земли и небесных тел, траектории движения планет – устроен Богом с величайшим разумением. Человеку следует изучать законы сей божественной гармонии и размышлять над ними. Чем больше говорил Такиюддин, тем сильнее он воодушевлялся. Даже столь могучий ум, как Аристотель, впал в заблуждение, сообщил он. Центром Вселенной является Солнце, а вовсе не Земля. Остальные небесные тела вращаются вокруг этого огромного огненного шара, и орбиты их представляют собой абсолютно правильные круги. Астроном показал Джахану книгу, в которой, по его словам, приводились неопровержимые доказательства вышесказанного. Джахан открыл первую страницу, пробежал глазами строки, написанные по-латыни. Автором сего трактата был некий Коперник. Это странное имя главный придворный астроном произносил с таким трепетом, что оно звучало как заклинание.
– Сей великий муж никогда не был женат, – сообщил Такиюддин, поглаживая переплетенный в кожу фолиант, словно живое существо. – Он вырастил детей своей сестры, но своих собственных никогда не имел.
– Почему же он не женился? – полюбопытствовал Давуд.
– Это известно одному Богу, – пожал плечами звездочет. – Полагаю, он не захотел никого обрекать на печальную участь. Женщине трудно смириться с тем, что ее супруг более всего на свете любит звездное небо.
Давуд и Джахан переглянулись, одновременно подумав об одном и том же. Хотя Такиюддин был женат, почти все ночи он проводил в Обсерватории. Возможно, говоря о Копернике, этот человек имел в виду и себя, хотя ученики архитектора не отважились спросить, так ли это.
Поблагодарив астронома и его помощников и простившись с ними, Давуд и Джахан вышли на улицу. Стоило им ступить за порог, как обоих поглотил туман, густой и зловещий. Двигаясь чуть ли не ощупью, подобно двум слепцам, они отыскали Чоту, забрались ему на спину и медленно, очень медленно двинулись к городу.
Едва слон сделал несколько шагов, Джахан ощутил неодолимое желание оглянуться. Туман творил чудеса. Обсерватория, состоявшая из двух высоких зданий, растворилась в нем полностью. Сквозь молочно-белую пелену не проглядывал даже огонек освещенного окна. В это мгновение Джахану показалось, что Обсерватория – это всего лишь плод его воображения, а речи, которым он внимал под ее крышей, не более чем галлюцинация.
Как-то раз, в ненастный ветреный день, вернувшись с работы (Джахан на шее слона, а мастер и прочие ученики – в хаудахе), они увидели во внутреннем дворе Такиюддина, лицо которого выражало величайшую озабоченность. Джахан давно не навещал главного придворного астронома и был поражен произошедшей с ним переменой. Воодушевление, сиявшее во взгляде ученого после открытия Обсерватории, погасло, и ныне Такиюддин казался изможденным стариком. Обменявшись приветствиями, звездочет и архитектор удалились в один из садовых павильонов, обвитых плющом. Ученики напряженно прислушивались к долетавшим оттуда встревоженным голосам.
Не смея подойти ближе и не желая стоять на ветру, Джахан и его товарищи отправились на кухню. Несмотря на ворчание повара, они устроились у окна, дабы не пропустить момент, когда учитель выйдет из беседки. Теперь до них не доносились даже отдаленные отзвуки разговора. Все, что им оставалось, – строить собственные предположения и догадки.
– Не сомневаюсь, произошла беда, – пробормотал Давуд.
– Может, им просто нужно что-нибудь обсудить, – возразил Никола, которому не изменяла его привычная невозмутимость.
Астроном привел с собой помощника, молодого звездочета с изрытым оспой лицом и невероятно жидкой бороденкой огненно-рыжего цвета. Ученики Синана окружили гостя со всех сторон, требуя рассказать им, что случилось. Сначала он пытался увильнуть от расспросов, но вскоре понял, что это бесполезно.
– Мой учитель обнаружил комету в созвездии Стрельца, – сообщил астроном.
Джахан бросил взгляд на своих товарищей. Никола выглядел растерянным, Давуд – озадаченным, заглянуть в глаза Санче ему не удалось, ибо взгляд ее был устремлен на дверь. Убедившись, что он не одинок в своем невежестве, Джахан отважился спросить:
– А что такое комета?
Молодой астроном изумленно взглянул на него и пояснил:
– Звезда с длинным хвостом. Огромная-преогромная. Она летит прямо к Земле.
– И что из этого? – поинтересовался Давуд.
– Это вам лучше спросить у учителя.
– Уж конечно, ты тоже неплохо осведомлен, – настаивал Давуд. – Почему ты не хочешь рассказать нам?
– Порой кометы вызывают всяческие катастрофы. Например, землетрясения или наводнения. В одной далекой стране по вине кометы у всех беременных женщин произошли выкидыши. В другом государстве с небес обрушился дождь из трехногих лягушек.
Ошеломленные ученики архитектора лишились дара речи. А молодой звездочет продолжал перечислять бедствия, одно ужаснее другого:
– Как-то раз комета явилась причиной засухи, которая продолжалась семь лет. Другая комета вызвала ураган, столь сильный, что он вырвал с корнем множество деревьев. А те растения, что остались в земле, сожрала саранча.
– Тише, они идут, – подал голос Никола.
Смущенные, словно нашкодившие дети, ученики выбежали в сад, навстречу своим наставникам. Стоило взглянуть на Синана, чтобы понять: тревога, терзавшая сердце Такиюддина, передалась и ему подобно заразе.
– Посмотри-ка, похоже, они уже все знают, – сказал Такиюддин, указывая на учеников.
– Молва летит быстрее кометы, – изрек Синан слегка насмешливым тоном, к которому прибегал, когда хотел выразить недовольство.
– Да, и причина подобной скорости в том, что некоторые люди не умеют держать язык за зубами, – усмехнулся Такиюддин и с отеческим укором взглянул на своего ученика. Тот зарделся румянцем и потупил голову. Астроном негромко добавил: – Впрочем, я тебя нисколько не виню. Вскоре новость узнает весь город.
Ободренный этими его словами, Джахан спросил:
– А чем на этот раз угрожает нам комета, эфенди?
– Сие ведомо одному лишь Аллаху, – последовал ответ. – Нам, простым смертным, не дано проникнуть в Его промысел до той поры, пока Он сам того не пожелает.
По спине у Джахана пробежала дрожь. Ответ астронома, хотя и был весьма уклончивым, поверг его в трепет. Остальные, судя по всему, разделяли его чувства. До этого момента ученики Синана испытывали скорее любопытство, чем страх: опасности, о которых рассказывал молодой звездочет, казались им далекими и невероятными. Теперь они ощутили близость грозной силы, которую невозможно победить людям, даже самым мудрым и могущественным.
Синан был прав: молва распространилась по городу с поразительной скоростью. Несколько дней в Стамбуле только и разговоров было что о комете. Мрачные домыслы и предчувствия, казалось, проникали сквозь трещины в стенах, наполняли расщелины булыжной мостовой, просачивались в замочные скважины, изливались из водосточных канав и отравляли воздух. Вскоре султан объявил о своем намерении собрать заседание дивана, призвав на него визирей, улемов, а также всех вельмож, занимающих важное положение при дворе. На этом совете Такиюддину предстояло дать отчет обо всех возможных бедствиях, которыми было чревато приближение кометы. Узнав, что зодчий Синан тоже приглашен туда, Джахан пришел в чрезвычайное возбуждение.
