Дмитрий Мережковский - Бремя власти: Перекрестки истории

173

М. Е. Салтыков-Щедрин замечал, что суровость российских законов смягчается необязательностью их исполнения.

Но окончим разговор о временах. Осмеянное, растоптанное время Павла окажется привлекательным в моменты переломные, когда заговорят о порядке и борьбе с сословными (дворянскими) привилегиями. Не случайна ремарка известного литератора и издателя Н. И. Греча, в памяти которого правление Павла оставалось царством ужаса, сравнимым с «Робеспьеровым»: «Хорошо теперь заочно хвалить время Павла! Пожили бы при нем, так вспомнили бы» [13; 117]. А вот замечание Ходасевича, опять же сделанное в канун переломного времени (Первой мировой войны), когда он работал над романом «Державин». Литератор писал: «Когда русское общество говорит, что смерть Павла I была расплатой за его притеснения, оно забывает, что он теснил тех, кто расширялся слишком широко… Он любил справедливость – мы к нему несправедливы».

В «оправдание» Н. М. Карамзина приведем строки из оды на восшествие на престол Александра I другого поэта, Г. Р. Державина: «Умолк рев Норда сиповатый, // Закрылся грозный, страшный взгляд…» Современникам нетрудно было понять, у кого был «сиповатый» голос и «страшный взгляд». Между прочим, именно при Павле I Державин продвинулся по службе дальше, чем при Екатерине II.

Любопытно, как этот вопрос решался при коронации Петра II. Были собраны мнения придворных чинов по поводу церемонии. В частности, обер-церемониймейстер барон фон Габихсталь заявил: «Понеже Российское государство весьма неоспоримо самодержавнейшее есть во всей Европе, и Его Императорское величество свою императорскую честь и самодержавную власть токмо от единого Бога всемогущего признавает, того ради весьма разсуждать надлежит, сам ли Его Императорское величество при будущем торжестве… корону… на себя возложит… или Его Императорскому величеству от кого иного поданы быть имеют». При этом барон ссылался на факт возложения короны Петром I на голову супруги, а также коронацию. Карла XII, извечного противника России. Последний, коронуясь сам, продемонстрировал подданным торжество абсолютизма в Швецком королевстве. Петру II, однако, не дали последовать этому примеру. Корону на него возложил новгородский владыко Феофан Прокопович.