Отрок глядел через плечо учителя с восторженным любопытством в больших голубых глазах. Он заворожённо следил, как из-под пера, легко скользящего по поверхности пергамента, будто сами собой рождаются красивые и стройные, ровно дружинники в боевом строю, чаровные знаки. Это и впрямь походило на истинное волшебство.
Дописав лист, Добросвет пробежал его взглядом и обратился к отроку:
– Послушай-ка, что получилось.
Он с выражением прочёл написанное, затем вопросительно взглянул на мальца.
– Лепо, отче, послушны тебе чаровные знаки, мне никогда так не научиться! – Глаза отрока влажно заблестели восторгом и одновременно грустью. Ещё не всё понимая из прочитанного, он чистотой и открытостью детской души глубоко почувствовал суть и важность того, что сотворял Добросвет.
– Ты верно понял, Мысёнок, – писание есть чародейство, и передать его просто, как хлебную краюху, нельзя. Чародейство требует сильной души, а сильной душу только вольный труд делает. Будешь ежечасно трудиться над своею душой, как повелевают нам светлые боги, станет она могучей и сильной, большие и малые волшебства творить сможет. А кто не живёт по законам Прави, не то что чародейства, жизни собственной создать не сумеет. Пустоцветом становится она для такого человека и для Рода его. И когда придёт срок уйти из этой жизни, не останется после него ни славы, ни памяти, ни книг мудрых, ни дел добрых… С чем ему отправиться в Ирий? Как предстать перед богами и пращурами? И с чем возвращаться обратно? Ведь душа, обретши новое тело, продолжает трудиться над тем, с чем ушла. – Волхв замолчал на мгновение, задумчиво погладил льняные непокорные вихры на голове отрока, поглядел в огромные и чистые очи и закончил совсем тихо: – Всегда помни, Мысёнок, что ты славянин, русич, сын и внук божеский, и негоже тебе ошибки, глупости, а паче всего лень свою на отцов и дедов вешать, бесплатных благ у них вымаливать. Боги всё нам дали – силу, ум, здравие, только трудиться надобно! Телом, разумом и душой. Помни об этом всегда, с детства до самого смертного часа. Сумеешь потрудиться как следует – и любое дело, в том числе и чародейство, тебе будет под силу! Так-то… А теперь послушай ещё…
Сражение за Переяславец, гибель двух тысяч славянских воинов вместе с волхвом Мовеславом в царском дворце Великой Преславы, страшная осада Доростола и гибель Святослава на порогах предстали так зримо, что глаза юного помощника наполнились до краёв горючими слезами. Отрок громко всхлипнул и спросил дрожащим голосом:
– А во дворце, они все там сгорели и никого не осталось в живых?
– Вырваться удалось только горстке, – кратко ответил учитель.
Наступило скорбное молчание.
– Всё-таки греки их нечестно одолели! – обиженно всхлипнул отрок. – Нечестно!
– А кто тебе сказал, что одолели? Мечи и копья лучших византийских витязей так и не смогли превозмочь мечей русских. Наши витязи ушли во Сваргу пречистую непобеждёнными, прямо из священного огня Перунова…
Оба опять помолчали.
– Всё равно не по Прави, что сгинули такие могучие волхвы и сильные воины. Они никогда не увидят Непры синей и леса зелёного, а византийцы небось глядели на их гибель и радовались, – тяжко вздохнув, по-взрослому промолвил отрок. – Это они печенегам про князя нашего рассказали, чтоб те его убили…
– А ты хочешь, чтоб вернулись наши волхвы и витязи? – вдруг спросил Добросвет.
– Хочу, а как? – Ещё полные слёз глаза широко раскрылись от удивления синими озерцами.
– Сие и от нас с тобою зависит, от того, как добре мы своё дело делаем, – уверенно молвил наставник. – Помнишь, я тебе рёк, что души в Сварге пребывают до часа назначенного, а потом возвращаются на землю, получив новые тела. И в самый трудный для Руси час помогают потомкам силой своей, опытом ратным и мощью духа славянского. Так было и так будет, доколе память наша жива. Потому как мы с тобою, Мысёнок, трудиться для сего должны?
– Думаю, крепко должны трудиться, отче. – Отрок вытер рукавом рубахи остатки слёз, враз посерьёзнел и приосанился от осознания важности своего дела.
– Так, именно так! – ответил учитель, погладив смышлёного мальца по голове. – Ну-ка, положи руку на пергамент и закрой очи, – неожиданно предложил Добросвет. – Что видишь?
– Что же я видеть могу, коли глаза закрыты? – возразил отрок, кладя ладошку на письмена и крепко смеживая веки.
– А ты не спеши, может, что и увидишь, – стараясь быть спокойным, отвечал волхв.
– Ага! – чуть помолчав, заговорил отрок, не открывая очей. – Сейчас будто свет на меня лучится…
– Добре, – подбодрил Добросвет, – а что-нибудь чувствуешь?
– Чую, будто силы во мне от того прибывает, – помедлив мгновение, добавил отрок.
– Значит, и впрямь лепо у нас с тобою начало вышло! – с радостным волнением произнёс Добросвет и приобнял отрока за плечи. – Князь наш пресветлый, отцы и братья великий труд мечами на полях ратных сотворили, а волхвы людей Ведам и законам Прави учили, – продолжил он, вдохновенно сверкая очами, – и надо, чтоб их светлая чистота и сила дошли до наших внуков и правнуков!
– А ты, отче Добросвет, тоже вернёшься? – неожиданно вопросил отрок.
– Если так будет угодно богам, – улыбнулся волхв.
– И князь Святослав вернётся?
– Непременно! – заверил жрец. – Волхвы и витязи наши – они всегда возвращаются, а иначе давно бы сгинула Русь со свету белого, как сгинули многие племена и народы. Но предки приходят только тогда, когда о них помнят. Потому и должны мы стилом на пергаменте великие их дела описать, чтоб не сгинули они в беспамятстве, а на века многие остались. И наши далёкие потомки смогли прочесть и обрести живую нить единения со своими богами и пращурами. Давай-ка, приготовь ещё листов пергаментных. А пока я писать буду, ты на обрезках буковицы выводить красиво учись…
– Слыхали мы, отче Добросвет, что хотел ты порадовать волховское Коло известием добрым? – обратился Великий Могун к волхву.
Добросвет поднялся, отвесил всеобщий поклон.
– Закончили мы с помощником моим работу, что начата была почти три лета тому, и нынче представляем её пред ваши светлые очи. – С этими словами он пронёс к столу и бережно развернул чистую холстину. Все увидели большую книгу в красном сафьяновом переплёте и не смогли сдержать восхищения: великолепно выделанная кожа сияла новой медью оклада и исполненной золотом надписью «Сказанiе о Святославе Хоробре, князе Кiевскомъ».
Великий Могун прикоснулся к книге, провёл пальцами по выпуклости узоров на окованных уголках, затем раскрыл тяжёлую обложку и прочёл сильным выразительным гласом:
Когда минули часы княжения Ольга Вещего, а после него князь Игорь был убиен в земле Древлянской, то осталась Ольга в Киеве княжить вдовой безутешной, и имела младого сына – Хороброго Святослава.
И воссияло имя его отныне, как адамант средь кромешной тьмы.
Он дал русичам славу и гордость, ибо прочный камень вложил в основу зиждительства державы русской.
А без того неведомо, какою бы стала земля славянская…
Вспомним же о том, кто за нас сложил свою бесценную голову под кривую саблю печенежского Кури.
Почтём память светлого князя!
Без него средь других народов мы затерялись бы придорожным прахом, которым играет ветер, засыпая глаза прохожим.
Он же, объединив народы, сотворил могучую Русь от Киева до Дона и Волги-реки, от голубого Дуная до Сурожи и Тьмуторокани, от града Нового до Двины Западной и Полуночной.
И, утвердившись на Непре широкой, дал нам державность, как в своё время Орий, и дал вольность, которой живём и поныне.
И эту основу должны мы хранить достойно в памяти сыновей и потомков во веки веков, до конца!
На некоторое время над поляной воцарилось молчание. Затем обычно сдержанный Могун повернулся в сторону Добросвета, который стоял неподалёку, держа за руку младого отрока, и, приложив руку к груди, отвесил обоим низкий и долгий поклон.
Краткий словарь исторических и религиозно-философских терминов
Византийская армия состояла из двух частей: Основная, или Императорская, армия и Фемная армия, набранная из византийских провинций.
ОСНОВНАЯ АРМИЯ состояла из трёх мер, каждая из которых насчитывала 6–7 тысяч воинов. Возглавлял каждую меру мелиарх, а главным был начальник средней меры – гипостратиг. Каждая мера состояла из трёх мир, или хилий, количеством 2–3 тысячи воинов во главе с мирархом, или хилиархом. Каждая мира делилась на тагмы, в которые входило 200–400 воинов во главе с тагматархом.
Пехота состояла из таксий (1000 человек), куда входили 500 гоплитов, 200 копейщиков и 300 стрелков. Начальствовал над ними таксиарх. Все таксиархи подчинялись гоплитарху. Затем шли кентархии – сотни – под началом кентарха. Сотни состояли из лохов (20–40 человек) под началом лохага или лохита. Полулохом (16–20 чел.) командовал гемилохит. И самой малой единицей являлся десяток – декархия во главе с декархом.
