высокий духовный сан, то к их мнению он прислушивался с сугубым вниманием. Взойдя на царство, государь познакомился с игуменом Кожеозёрской пустыни Никоном (Никитой). Вскоре Никон становится настоятелем Ново-Спасского монастыря в Москве, где была родовая усыпальница Романовых. Царь и Никон стали часто встречаться, потому что Алексей Михайлович был из породы таких сердечных людей, которые не могут жить без дружбы, всей душой привязываются к людям, если они нравятся им по своему складу, – вот он и приказал новоиспечённому архимандриту Никону приезжать для беседы каждую пятницу во дворец. За короткое время Никон сделал стремительную карьеру: в 1652 году царь и окружающие его со слезами стали упрашивать Никона, уже Новгородского митрополита, не отказываться от патриаршего престола. Никон согласился, но с условием, если царь, бояре, священный собор и все православные будут слушаться Никона «яко начальника, пастыря и отца краснейшего». Требуемая клятва была дана.
Это было трудное для русского православия время. В 1649 году Иерусалимский патриарх, присмотревшись к нашим богослужебным обрядам, указал царю и патриарху на многие «новшества». Нужно было немедленно приводить всё в канонические рамки, и тут-то и пошли разногласия, которые в конце концов привели к расколу. Никон, став патриархом, начал именовать себя «великим государем» и «собинным» другом царя. Это позволило ему провести церковную реформу быстро и решительно. Уверовав в свою силу, Никон почёл себя ровней царя, и часто любил порассуждать о преимуществах церковных государей над земными владыками.
Тем временем царь Алексей Михайлович повзрослел, возмужал, и его чувства к «собинному» другу начали тускнеть, хотя тот возносился всё выше и выше. Он стал крупнейшим феодалом в стране, имел свой особый патриарший двор, мало-помалу Никон встал в центре не только церковного, но и государственного управления. Бояре в деловых отношениях с патриархом именовали себя перед ним, как перед царём, полуименем (например, в грамоте: «Великому государю святейшему Никону патриарху… Мишка Пронский с товарищами челом бьют…»). Сам Никон величал себя «великим государем», в грамотах писал своё имя рядом с царским.
Бывший мордовский крестьянин забыл, что всё его влияние основывается не на законе и не на обычае, а на единственно благоволении к нему Алексея Михайловича. Царь в силу своего тишайшего характера неизвестно сколько терпел бы его выходки, но помог случай.
Приезд иноземных послов, тем более государей, а Теймураз был царём Кахетии, вызвал в Москве оживление, как среди простого люда, так и среди знати. Власти не препятствовали этому, показывая многолюдство государства. На случай приёма гостей все те, кто находились в ближайшем от них окружении, получали дорогую одежду, драгоценные украшения из государевой казны. Каждому придворному было определено его место во время дипломатического приёма. За этим следил специально назначенный думский чин. Окольничий Богдан Матвеевич Хитрово очищал путь царевичу; он это делал по известному обычаю, наделяя палочными ударами тех, кто слишком высовывался из толпы; случилось, что попался ему под палку патриарший дворянин князь Мещерский. «Не дерись, Богдан Матвеевич! – закричал дворянин. – Ведь я не просто сюда пришёл, а с делом». «Ты кто такой?» – спросил окольничий. «Патриарший человек, с делом посланный», – отвечал дворянин. «Не чванься!» – закричал Хитрово и с этими словами ударил его в другой раз по лбу.
Дворянин побежал жаловаться к патриарху, и тот своею рукой написал царю, прося разыскать дело и наказать Хитрово. Алексей Михайлович ответил также собственноручной запиской, что велит сыскать и сам повидается с патриархом. Но события развивались по другому пути. Через несколько дней к патриарху пришёл князь Юрий Ромадановский и от имени царя запретил ему называться «великим государем».
И тут Никон обнаружил превеликую гордыню. Он отслужил обедню в Успенском соборе, потом, после возвышенной проповеди, произнёс: «лучше с сего времени не буду патриарх». Принесли мешок с простым монашеским платьем. Пока толпа отнимала мешок, Никон пошёл в ризницу и написал письмо царю: «Отхожу ради твоего гнева…» Во дворце встревожились. Послали переговорщиком князя Алексея Трубецкого, но Никон требовал, чтобы царь к нему пожаловал в келью. Трубецкой ушёл во дворец, Никон продолжал бузить, но враги патриарха не дремали. Они показывали царю его неправды, его грехи, его недостоинство, что-де напрасно Никон старается внушить, будто удалился вследствие гонения неправедного. Никон увидел перед собой бездну, в которую его в одночасье столкнуло государево неблагорасположение. Начался сыск уже по Никонову делу: изъяли его бумаги, стали проверять траты, и много чего нашлось в обвинение.
1 апреля 1659 года Никону было объявлено, что он от патриаршества отказался и в дела церковные не имеет права вмешиваться. Собрали собор из своих архипастырей, но влез некий грамотей и доказал, что лишать Никона патриаршества вправе только другие православные патриархи. Срочно послали, снабдив деньгами, посыльных за ними, чтобы поспешали на собор.
А что наш герой, зачинщик всего этого церковного перетряса, Богдан Матвеевич Хитрово?.. О нём если где и слышно, то только в устных и письменных речах Никона. Пишет Никон константинопольскому патриарху Паисию и обязательно начинает описывать свои беды с Хитрово, который прибил во дворе слугу патриаршего и остался без наказания. В рассуждениях Никона была своя логика: оттаскал бы царь за промашку с патриаршим слугой Хитрово за бороду, и ничего бы не случилось. Не было бы указа о запрещении называться «великим государем», сысков, читки личных бумаг, соборов с требованием отречения. В глазах Никона Хитрово был первовиновником всех его бед.
Но вот приехали антиохийский и александрийский патриархи. Стали читать Никоновы отписки на вопросы собора. «…Оставил патриаршество вследствие государева гнева». «Допросите, – прервал царь, – какой гнев и обида?» Никон: «На Хитрово не дал обороны, в церковь ходить перестал…» Патриархи: «Хотя Богдан Матвеевич зашиб твоего человека, то тебе можно было бы потерпеть и последовать Иоанну Милостливому, как он от раба терпел…» Тут послышался голос Хитрово, ободрённого словами патриархов. «Во время стола я царский чин исполнял, – начал Богдан Матвеевич. – В это время пришёл патриархов человек и учинил мятеж, и я его зашиб не знаючи…» Патриархи продолжали: «Когда Теймураз был у царского стола, то Никон послал человека своего, чтобы смуту учинить, а в законах написано, кто между царём учинит смуту, тот достоин смерти, а кто Никонова человека ударил, того Бог простит, потому что подобает так быть». При этих словах антиохийский патриарх встал и осенил Хитрово крестным знамением.
Никона сослали в Ферапонтов монастырь, но и оттуда он умудрился ещё раз дотянуться до Хитрово. К исполнению своей задумки он привлёк старца Флавиона и послал письмо, смысл которого заключался в том, что некий чёрный поп показывал: «Богдан Хитрой мне друг
