— Как обстоят дела в Лангедоке? — спросил Шомберг. — Как восприняла местная знать визит королевского двора и уверения Карла в мире и прекращении междоусобиц?
— Она не очень-то поверила ему, хотя и сделала вид, будто давно этого желала и теперь благодарна королю за его миссию мира. Конде — вообще скептик в этом отношении. Принц боится вторжения во Францию испанской инквизиции, которая уже протянула свои кровавые руки к Нидерландам.
— Только их еще тут недоставало, — проворчал Шомберг. — Конде прав, пусть хозяйничают у себя в стране, наш король как-нибудь сам, без их помощи разберется в религиозном вопросе. Но ты не сказал о Тулузе. Что происходило там?
— Там протестанты выступили с жалобой на Монлюка и попросили короля предоставить им право свободы проповедей.
— Ох уж этот Монлюк, — заметил, хмурясь, Шомберг. — Помчался в Тулузу с войском католиков убивать протестантов, а сам бьет себя кулаками в грудь и кричит, что принадлежит к партии умеренных.
— Знаешь, какой номер он выкинул? Приехал в Тулузу со своим войском в тысячу дворян и стал просить короля о вознаграждении за услуги по истреблению ереси и защите католицизма.
— И что же король?
— Как всегда, пообещал. Но где он достанет денег, когда канцлер объявил, что казна пуста, и деньги на остальное путешествие и развлечения Екатерина занимала у епископов и кардиналов, у флорентийских и лионских банкиров?
— Можно представить себе, во что обошлось ей это путешествие, — криво усмехнулся Шомберг. — Наверняка королева задолжала около миллиона.
— Два миллиона, Шомберг! Два миллиона ливров или около того, как уверил меня герцог.
Шомберг даже присвистнул от удивления:
— Недурно покатались! На эту сумму можно снарядить целую армию и завоевать всю Европу, а потом насадить там такую веру, какую вздумается, клянусь своим тощим кошельком.
— Кто это тут говорит о тощем кошельке? — раздался вдруг насмешливый, вкрадчивый женский голос.
Оба подняли головы. По обе стороны стола стояли две веселенькие девицы и вызывающе глядели на друзей блестящими от возбуждения глазами. Одеты обе были просто, как и подобает жрицам любви. Одна была белокура, вторая — шатенка, рост у обеих был одинаков, от той и другой попахивало вином и духами. Одна из них бесцеремонно уселась на скамью рядом с Лесдигьером и при этом настолько тесно придвинулась к нему, что лейтенант, не ожидая такого стремительного натиска, поневоле отодвинулся. Вторая проделала то же с Шомбергом и сразу же заворковала:
— Неужто у господ офицеров не найдется нескольких монет, чтобы угостить двух подружек?
— А-а, вот и наши сирены! — воскликнул Шомберг, обнимая свою даму за талию. — А я, признаться, думал, что придется разочароваться в гостеприимстве мэтра Лено.
Лесдигьер улыбнулся и положил руку на талию своей красотки:
— Черт возьми, Шомберг, если бы я знал, что в этом болоте обитают такие нимфы, я бы провел весь свой отпуск здесь.
— Вот мы уже и знаем имя одного, Бланка, — произнесла та, что сидела напротив Лесдигьера, — остается узнать имя другого.
— Мой друг Лесдигьер не любит называть своего имени. Впрочем, — Шомберг виновато улыбнулся, — я, кажется, проболтался. — Он потянулся к бутылкам, но все оказались пусты.
— Трактирщик! — взревел Шомберг.
Подобострастное лицо мэтра Лено тут же показалось из-за перегородки, отделявшей кухню от зала.
— Что угодно господам?
— Не видишь разве, скотина, что наши бутылки пусты? У нас гости!
Трактирщик мгновенно исчез и вскоре появился и поставил на стол еще четыре бутылки вина.
А когда были выпиты три из них, Шомберг вконец перестал соображать, какую из девиц как зовут. Что касается Лесдигьера, то он вообразил себя в особняке Савуази и несколько раз назвал Бланку Камиллой.
Нет нужды пересказывать все то, о чем говорили за столом эти четверо. Уже давно стемнело, гвардейцы почти все разошлись. Ушел и таинственный посетитель, и только тогда мэтр Лено подошел к столу, за которым не умолкал бессвязный разговор и не прекращались поцелуи и жаркие объятия, и вежливо осведомился:
— Осмелюсь спросить, не желают ли господа отдохнуть? У меня есть две свободные комнаты на втором этаже.
— Что значит «не желаем»? — вскричал Шомберг. — Желаем, черт меня возьми! Для чего же мы сюда пришли, если не для этого? Не правда ли, ангел мой?
Вместо ответа Эльмира обворожительно улыбнулась и прильнула к нему.
— Но ты говоришь, две комнаты? Почему две? Мы хотим одну! Скажи, Франсуа, ведь нам не надо две комнаты? Ведь мы прекрасно разместимся все вчетвером и в одной.
Лесдигьер повернулся к трактирщику:
— Ты что, не слышал, исчадье ада? Делай то, что тебе говорят!
— Надо воспользоваться предложением трактирщика. Разве плохо нам будет с тобой одним, в целой спальне? К чему нам еще другая пара? — проворковала Эльмира.
Шомберг размышлял. Потом повернулся к Лесдигьеру:
— Франсуа, дружище, нас хотят разъединить.
— Кто нас хочет разъединить? — Лесдигьер оторопело уставился на приятеля.
— Вот она, — и Шомберг указал пальцем на Эльмиру.
— Я не оставлю своего друга, — продолжал Лесдигьер заплетающимся языком, — и будь прокляты все женщины на свете, которые хотят разлучить меня с Шомбергом!
Бланка что-то горячо шептала ему на ухо.
— Шомберг, она уговаривает меня уединиться!
— Как! — возмутился бравый воин коннетабля. — И эта тоже? Да они сговорились, Франсуа! Может быть, они шпионки? Эй, ты, каналья с гусиной рожей! Ты что, подсунул нам шпионок? Чтобы они разделались с нами поодиночке?
Мэтр Лено затрясся от страха. Он никак не ожидал, что дело примет такой неожиданный поворот.
— Или вместе, или… ничего! — вскричал Шомберг.
Трактирщик возвел очи горе и перекрестился.
— Ты слышал? — обратился Лесдигьер к мэтру Лено. — Иди и приготовь нам комнату!
— Да позаботься, чтобы туда принесли вино, — добавил Шомберг.
— А вы, мои юные красотки, — продолжал Лесдигьер, — отныне должны поступать так, как велят вам господа дворяне, не то, клянусь честью, мы задерем вам платья и нашлепаем по задницам.
— Мы согласны, — томно протянула Бланка.
Перед тем как выйти из-за стола, Шомберг спросил мэтра Лено, сколько они ему должны за ужин и за будущий утренний завтрак. Трактирщик удивился: обычно ему никогда не платили заранее. Подняв глаза к потолку, он принялся шевелить губами и загибать пальцы на руках. Шомберг разом прекратил эти математические расчеты, взяв его руку и вложив в нее несколько золотых монет.
— Этого будет достаточно для тебя, Архимед?
Трактирщик взглянул и обалдел от счастья: сумма втрое превышала ту, на которую он рассчитывал.
Шомберг улыбнулся:
— Вижу, что дал тебе лишнее, куриная твоя душа. Но я возмещаю этим ущерб, который нанес тебе тогда, когда пообещал поджечь твою крысиную нору. Ведь ты напугался, правда?
Вместо ответа трактирщик что-то залепетал, развел руками и склонился в поклоне.
— Ладно, веди нас в свои катакомбы. Лесдигьер! Вставай, дружище, нам пора идти, еще немного, и я не смогу подняться по этой чертовой лестнице и усну прямо здесь.
Они поднялись из-за стола и, пошатываясь и поддерживаемые своими подругами, побрели туда, куда повел их мэтр Лено, горланя, будто пьяные башмачники, боевой марш, сочиненный еще во времена короля Франциска.
Утром Лесдигьер поднялся с тяжелой головой, огляделся, вспомнил вчерашний вечер и с удивлением обнаружил, что лежит в постели один. На другой постели, у соседней стены мирно посапывал Шомберг. И тоже один. Услышав произнесенное несколько раз свое имя, он пошевелился и открыл глаза.
— Шомберг, а где же наши дамы? — спросил его Лесдигьер. — Кажется, они покинули нас, даже не спросив нашего разрешения.
— А оно и не требуется им, — ответил Шомберг, опуская ноги с кровати. — Мы получили свое, а они — свое, чего же еще ты от них хочешь?
— Что значит «они получили свое»?
— Они забрали честно заработанные ими деньги и ушли. Сколько было в твоем кошельке?
— Двадцать ливров.
— А теперь загляни в него.
— Он пуст! Она обокрала меня!
— Ты чудак, — ответил Шомберг, натягивая шитые фиолетовые чулки выше колена, штаны и камзол. — Не станет же она, в самом деле, будить тебя чуть свет, чтобы получить заработанное.
— И ты считаешь, она поступила справедливо?
— Никогда не стоит, идя на такое мероприятие, брать с собой много денег. Так эти красотки наказывают тех, кто не знает этого простого правила.
Лесдигьер рассмеялся, вспомнив свое вчерашнее приключение, потом прицепил шпагу.
— Да, но ведь они рискуют попасться на следующий же вечер тем же самым господам, — возразил он.
