Олег и Ярослав сопровождали Глеба в его прогулке по дворцу, пока Ода и Регелинда накрывали стол в трапезной.
- А где отец? - спросил Глеб.
- В Любече, - ответил Олег, - готовит ладьи для твоей дружины. Ты ведь ныне новгородский князь!
- А ты ростовский? - улыбнулся Глеб.
- В Ростове покуда Владимир Мономах сидит, - сказал Олег и перевел разговор на другое, чтобы не огорчать честолюбивого Ярослава, которому пока не досталось княжеского стола.
Святослав вернулся в Чернигов поздно вечером, и сразу его густой бас зазвучал в гулких переходах каменного терема. Забегали челядинцы, замелькали огоньки светильников.
Семью Святослав отыскал в светелке, примыкающей к библиотеке, где когда-то давным-давно юные княжичи учились грамоте. Князь возник на пороге в забрызганных грязью сапогах и походном плаще, от него пахло дымом смолокурен.
- А ну-ка, Глеб, покажись! - радостно воскликнул он. Глеб поднялся со стула и шагнул навстречу к отцу. Святослав обнял сына и троекратно расцеловал.
- Вот он - князь новгородский! - хлопая Глеба по груди, молвил Святослав. - Каков молодец!
Внезапно Святослав заметил печальную Оду, замкнутое лицо Олега, хмурого Ярослава.
- Вы чего насупились, как черти пред святым распятием?
- Я читала Глебу письма Вышеславы, - негромко ответила Ода, не глядя на мужа.
Святослав понимающе покивал головой, но было видно, что он недоволен.
- Отец, Вышеслава несчастлива замужем за Болеславом, - сказал Глеб.
- А кто до конца счастлив в этом грешном мире? - раздраженно спросил Святослав.
- Отец, неужели тебе безразлична судьба Вышеславы? - Глеб посмотрел Святославу в глаза. - Ведь ее письма читать без слез невозможно. Болеслав бьет ее, заставляет говорить только по-польски, держит взаперти по многу дней…
- Что ты предлагаешь? - Святослав упер руки в бока. - Может, объявим Болеславу войну? Может, приставим к нему соглядатая, эдакого духовника, который станет нашептывать на ухо, что он волен делать, а что не волен!
- Отец, как ты не поймешь… Ода прервала Глеба:
- Пустое, сынок, у этого человека вместо сердца камень! Я не раз говорила ему то же самое. И Олег говорил.
Святослав раздраженно взмахнул рукой и продекламировал отрывок из трагедии Еврипида «Медея»:
Нет, надо бы рождаться детям так,
Чтоб не было при этом женщин, - люди
Избавились бы тем от многих зол…
Князь схватил Глеба за руку и, увлекая его за собой, быстро проговорил:
- Идем, я познакомлю тебя с твоим двоюродным братом Борисом.
(Борис тоже ездил в Любеч со Святославом.)
…Всего два дня прожил Глеб в родных стенах. На третий по воле отца повел свою дружину к Любечу, чтобы оттуда на ладьях идти великим водным путем «из варяг в греки» до Новгорода.
Ода со слезами на глазах простилась с Глебом, предчувствуя, что скоро вот так же распрощается и с Олегом.
В лето 6578 (1070) у Всеволода Ярославича
родился сын и наречен был Ростиславом.
Повесть временных лет
На Крещение Господне разродилась княгиня переяславская сыном.
Всеволод на радостях пригласил к себе братьев с женами, но на зов его откликнулся только Святослав.
- По слухам, оскорбился Изяслав на то, что я назвал сына Ростиславом в честь умершего племянника нашего, - поведал Всеволод брату.
Ода лишь молча усмехнулась, когда супруг передал ей эти слова.
Откуда знать Святославу, что это именно она посоветовала Анне, если родится мальчик, наречь его Ростиславом, если девочка - Анастасией. Да и незачем ему это знать.
Ода была уверена, что Всеволод, без памяти влюбленный в Анну, согласится на то имя, какое выберет половчанка.
- Я полагаю, вы со Всеволодом не будете скучать без Изяслава, - заметила Ода.
- Что ты хочешь сказать? - подозрительно прищурился Святослав.
Последнее время в нем жила какая-то подозрительность.
- Только то, что сказала, - пожала плечами Ода.
За пиршественным столом Ода сидела рядом с Анной, но взор ее часто останавливался на Олеге.
Святослав уже было снарядил Олега с дружиной в Ростов, откуда наконец-то перебрался в Смоленск Владимир Мономах, когда прискакал гонец из Переяславля. Ода приложила немало усилий, чтобы убедить Святослава позволить Олегу взглянуть на новорожденного двоюродного братца, а заодно повидаться напоследок с дядей Всеволодом и двоюродными сестрами.
«Ведь на долгий срок едет Олег в Ростов, в такую даль, когда еще ему посчастливится увидеть родные лица. Ты и с Глебом поступил жестоко, не позволив ему увидеться с Янкой, а спровадил его поскорее в Новгород. Я знаю, ты хотел, чтобы Глебовы ладьи до первых заморозков Ильмень-озера достигли, но Олегу-то снежным путем идти до Ростова. Чай, не растает снег за два-три дня?»
Святослав уступил жене, что случалось с ним редко.
Братья сначала обсуждали за столом угрозы Шарукана, который еще осенью обрел свободу и теперь призывал половецких ханов в поход на русские земли. Тесть Всеволода хан Терютроба как мог мешал Шарукану в этом.
- Однако у Терютробы есть недруги в Степи, - сказал Всеволод, - все они примкнут к Шарукану. Думаю, брат, по весне придется нам двигать полки к пограничным валам.
- А я мыслю, со Всеславом надо кончать, - возразил Святослав, - иначе не будет покоя на Руси.
- Так ведь Глеб еще осенью разбил вдрызг рать Всеслава под Новгородом, - удивился Всеволод. - Не скоро оклемается он после такого поражения, да и скрылся неведомо куда.
- Погоди, летом опять объявится, - раздраженно бросил Святослав. - Нехорошо поступил Глеб, взял в плен Всеслава и отпустил! Теперь его благородство нам боком выйдет.
- Глеб совершил поступок истинного христианина, - вставила Ода лишь затем, чтобы привлечь к себе внимание Олега, который увлекся беседой с Борисом и совсем не смотрел в ее сторону. - Предлагаю выпить за здоровье Глеба!
Здравицу Оды охотно поддержали все за столом. И только Святослав был недоволен тем, что его супруга слишком часто влезает в мужской разговор.
И потом, восхищение Оды Глебом как истинным рыцарем и христианином выводило Святослава из себя. Он даже как-то сказал жене такую фразу: «Может, мне выдать тебя замуж за Глеба, коль он так люб тебе? » На что Ода без всякого смущения ответила: «Я была бы счастлива, будь у меня такой муж».
Ода перевела разговор на дочерей Всеволода, помолвленных с сыновьями Святослава, намекая, что пора бы обвенчать Глеба и Янку, поскольку оба уже созрели для брака. А через пару лет наступит черед и Романа с Марией.
Княгиня Анна горячо поддержала Оду. У нее никак не складывались отношения с падчерицами, и переезд их к мужьям представлялся половчанке самым лучшим выходом. Благо, и Янка, и Мария сами желали этого.
Всеволод был не прочь выдать старшую дочь за Глеба. Но Святослав стоял на том, что надо еще обождать.
«Пусть Глеб покрепче сядет в Новгороде», - говорил он.
Неожиданно в беседу князей вмешался переяславский боярин Воинег, сидевший за отдельным столом вместе с прочими боярами.
- Подыскал ли ты, Святослав Ярославич, невесту своему сыну Олегу? - спросил Воинег.
- Коль Глебу еще рано о женитьбе думать, то Олегу и подавно, - удивился Святослав.
- Як тому речь веду, княже, что дочь моя Млава вбила себе в голову, мол, пойду замуж токмо за княжича Олега Святославича, - продолжил боярин. - Видела Млава сына твоего, княже, в ночь перед битвой на Альте. Половцы ее в полон взяли, а Олег выручил. С той поры у дочери моей все помыслы токмо о нем!
Всеволод прошептал, наклонившись к плечу князя:
- Воинег не последний из бояр моих, опытен в рати и богат дюже.
- Однако ж и не первый, - усмехнулся Святослав. Бояре оживленно загалдели. Кто-то выкрикнул:
- А Олег-то помнит ли твою дочь? Воинег пожал плечами:
- О том не ведаю.
- Сейчас мы у него спросим, - сказал Всеволод и повернулся к Олегу: - Ответствуй, племяш, не забыл ли ты девицу Млаву?
Смутившийся Олег поднялся над столом.
- Не забыл, - промолвил он и в следующий миг встретился глазами с Одой.
Ее взгляд говорил: «А как же я? Ты предаешь меня!»
Олег опустил голову и сел.
По гриднице разлилось веселье: переяславские бояре нахваливали дочь Воинега, черниговцы хвалили Олега. И те и другие твердили, что незачем тянуть, надо немедля обвенчать княжича и боярышню, коль они милы друг другу. Борис одобрительно хлопал Олега по плечу. Всеволод обещал все свадебные расходы взять на себя.
- Завтра же в церковь, племяш! - смеялся он. - Поедешь в Ростов с молодой женой!
