5 мая было днем рождения Зинаиды Владимировны. У Похвисневых в этот день был ежегодно большой бал.
Благодаря тому, что дом их стоял вне городской черты, балы эти затягивались дольше обычного в описываемую нами эпоху и часто продолжались до раннего утра.
Граф Казимир Нарцисович нашел самым удобным воспользоваться именно этим балом.
Он заговорил со своей невестой о трусости женщин, вообще, сравнительно с мужчинами.
— Женщина женщине рознь… — отвечала Зинаида Владимировна. — Я вот далеко не труслива…
— Сомневаюсь, чтобы вы после двенадцати часов ночи пошли бы погулять в Таврический сад, даже теперь, когда заря с зарей сходятся…
— Ошибаетесь, и если хотите, докажу вам…
— Это интересно… Я сейчас прощусь и уеду и буду дожидаться вас у Кулибинского мостика… Как крепко расцелую я мою будущую храбрую женушку… Только едва ли придется мне сегодня поцеловаться с вами… — насмешливо сказал Казимир Нарцисович.
— А вот увидите, что придется… Я незаметно ускользну из залы и буду в саду.
— Я даже уменьшаю свое требование… Я провожу вас оттуда до самого дома… Но даже на эту прогулку у вас не хватит решимости…
— Посмотрим…
Граф, действительно, через четверть часа незаметно вышел из дома Похвисневых и прошел в Таврический сад, через сломанную калитку со стороны Невы.
Он начал медленно прохаживаться у Кулибинского мостика. Не прошло и получаса, как он увидал идущую к нему Зинаиду. Он судорожно сжал в руке смертоносную иглу.
— Вот чего не ожидал, так не ожидал! — воскликнул он. На ее лице появилась довольная улыбка.
— Позволь расцеловать мне тебя, моя героиня…
Он обнял ее и моментально изо всех сил пронзил ей иглой белоснежную шею.
Она дико вскрикнула и упала навзничь, как подкошенная ударом молнии.
Она даже не повторила крика.
На дорожке сада у ног графа Свенторжецкого лежал бездыханный труп его невесты.
Он громко свистнул и, перебежав мостик, скрылся в задней половине сада.
Остальное известно нашим читателям из первой главы первой части нашего правдивого повествования.
Внезапное и главное совершенно бесследное исчезновение фрейлины Зинаиды Владимировны Похвисневой произвело переполох не только в ее семье, при дворе и в великосветских гостиных Петербурга, но и буквально по всему городу.
Не было дома из конца в конец столицы, где в течение почти полугода не шли бы толки об исчезновении как в воду канувшей красавицы.
Народная молва прикрашивала эти толки с присущей ей пылкой фантазией, создала множество совершенно разнообразных и друг на друга непохожих романов, легенд, которые, впрочем, все сводились к близкому к истине указанию.
Как на месте, где в последний раз была исчезнувшая бесследно девушка, указывали на Таврический сад.
В нем надо искать разгадку роковой тайны.
Произошло это вследствие того, что в ночь исчезновения Зинаиды Владимировны из дома, скрылась, ушедшая от присмотра служанок, и сумасшедшая Полина.
Когда обнаружен был уход из дома в ночную пору обеих сестер, то слуги были разосланы кругом дома и Полина была найдена гуляющей в Таврическом саду.
Ее-то, если припомнит читатель, и видел горбун идущею по Кулибинскому мостику и, приняв, вследствие ее сходства с сестрой, за призрак похороненной им убитой девушки, в паническом страхе бежал в сторожку.
Зинаиды Владимировны в саду не нашли.
На вопросы о сестре, Полина, вернувшаяся домой, в сопровождении слуг, упорно повторяла: «В саду».
Видела ли несчастная, действительно, как сестра ее прошла в калитку Таврического сада, или же она только передавала впечатление своей собственной прогулки — осталось неизвестным.
Никаких более указаний от больной добиться не удалось.
На утро была поставлена на ноги вся полиция.
Начались тщательные розыски, при чем было принято во внимание даже указание Полины.
Таврический сад тщательно обыскали, но не нашли ничего, что бы могло навести хотя бы на малейший след в этой таинственной истории.
Полиция работала в течение нескольких месяцев, были исписаны груды бумаги, сообщены во все города России приметы «бежавшей из родительского дома, — как значилось в официальных бумагах тайного советника девицы Зинаиды Владимировны Похвисневой, — 20 лет от роду»; вошли даже в сношение по этому поводу с русскими посольствами за границей, но несмотря на все эти принятые меры, розыски были совершенно безуспешны.
Было, конечно, как это всегда бывает, захвачено ретивыми провинциальными полицейскими чинами несколько «подозрительных девиц», одна даже была привезена в Петербург, но оказалась дочерью московского купца, бежавшей из-под родительского крова с избранником своего сердца и частью мошны своего родителя, причем избранник воспользовался последнею, бросил предмет своей страсти на произвол судьбы в одном из губернских городов.
Дело о бежавшей из родительского дома девицы Посвихневой принуждены были, в конце концов, «предать воле Божией».
В Петербурге толки стали несколько стихать.
Они перешли в глубь России, приняв уже совершенно сказочную, фантастическую форму.
На берегу Невы появились другие злобы дня: о несчастной Похвисневой забыли.
Забыл о ней даже и граф Казимир Нарцисович.
Совершив свое страшное дело и скрывшись в глубь Таврического сада, он этим счастливо избежал встречи с выбежавшей из дома Полиной, так как другой дорогой, через обрушившийся забор, успел вернуться в дом Похвисневых.
Его отсутствие даже не заметили.
Он остался дольше других и после отъезда гостей принял самое горячее участие в розысках пропавших сестер.
Он имел мужество обойти Таврический сад вместе со слугами и встретить там Полину.
Первое мгновение появления несчастной, как две капли воды похожей на сестру девушки в конце одной из аллей сада произвело на графа такое же впечатление, как и на горбуна, но он силой воли заставил себя пойти вперед, тем более, что его сопровождало двое слуг.
Возвратив Полину в дом, он поехал к генерал-губернатору Палену и изложил таинственное происшествие в семье Похвисневых.
Казимир Нарцисович казался убитым безысходным горем.
Вернувшись домой, он застал у себя горбуна, которому передал условленные деньги, а от него получил вынутую им из шеи покойной Зинаиды Владимировны роковую иглу.
Граф около двух недель безвыходно сидел дома.
Он действительно заболел от перенесенной им нравственной ломки.
— Свалит такое горе… Накануне свадьбы вдруг беследно пропадет красавица-невеста… Как они любили друг друга… Каково-то ему, бедному… И как раз это случилось в день ее рождения… при нем… — сожалели о графе в обществе, узнав о его болезни.
Первый визит совершенно оправившийся и пришедший в себя граф сделал Ирене Станиславовне, которой и возвратил, как было условлено, иглу.
Оленина приняла его с обворожительной любезностью и наградила серьезным согласием на его предложение быть его женою.
Решено было выждать время, когда, во-первых, она сделается матерью, а во-вторых, когда толки об исчезновении его первой невесты несколько поулягутся.
Прошло, как мы уже сказали, несколько месяцев.
У Олениной родился сын, которого она, в честь отца, назвала Виктором.
Месяца через три после этого в петербургском обществе разнесся слух, что граф Казимир Нарцисович Свенторжецкий женится на красавице-вдове Олениной.
Вскоре слух этот подтвердился.
В июле 1800 года состоялась пышная великосветская свадьба графа Свенторжецкого и Ирены Олениной.
Ирена Станиславовна, пользуясь правами вдовы капитана мальтийской гвардии, успела проникнуть в высший петербургский свет и даже быть представленной ко двору.
Повсюду она сумела обворожить собой и мужчин, и женщин.
Эта свадьба была первая злоба для великосветского Петербурга, заставившая отойти на второй план таинственное исчезновение Зинаиды Похвисневой.
Молодые супруги переехали в собственный великолепный дом на Английской набережной.
Относительно Ивана Павловича Кутайсова Ирена оказалась права.
Исчезновение фрейлины Похвисневой, конечно, произвело и на него сильное впечатление и он несколько дней ходил, как потерянный, но вскоре позабыл о своем увлечении и окончательно утешился у ног своей ненаглядной Генриетты Шевалье, удвоившей свои ласки, перемешанные с капризами, которые придавали первым особую пикантность.
Граф, таким образом, остался в руках католической партии вообще, и иезуитов в частности.
Второй петербургской злобой дня был переезд высочайшего двора во вновь отстроенный Михайловский замок.
