Джэксон считал, что президент ответствен за защиту «свобод и прав народа и целостности Конституции от сената или палаты представителей или обоих, вместе взятых». И чтобы быть уверенным, что немногие не богатеют за счет многих, — такую мерку обычно использовал Джэксон, прежде чем занять позицию по тому или иному вопросу, — он был готов привести в действие все рычаги, находящиеся в распоряжении власти президента. Он дал понять, что будет без колебаний использовать президентское вето. В 1830 году Джэксон наложил вето на законопроект о дороге Мейсвилл, согласно которому правительственные фонды отводились на строительство дороги, полностью находившейся в границах штата Кентукки. Он мотивировал свой шаг тем, что эта дорога принесет выгоды лишь небольшой части тех, кто оплачивает ее строительство. По таким же мотивам Джэксон выступил против программы Генри Клея «Американская система», предусматривавшей экономическое развитие страны. Он использовал вето чаще, чем любой из его предшественников, и Клей публично сожалел о «концентрации власти в руках одного человека».
Джэксон взял под прицел еще один столп американской системы — Банк Соединенных Штатов. В своем первом ежегодном послании конгрессу президент выразил сомнения относительно конституционности Банка и целесообразности его существования. В тот момент не было необходимости действовать, потому что полномочия Банка истекали лишь в 1836 году. Но уже в 1831 году Джэксон заявил Чарлзу Кэроллу, последнему из оставшихся в живых участнику подписания Декларации независимости, что намерен добиваться своего переизбрания «на принципе заставить Банк замолчать… Никакого Банка, и Джэксон или же Банк, и никакого Джэксона». Его враждебность отражала его убеждение, что Банк сколотил союз между бизнесом и администрацией и в результате немногие выигрывают за счет многих. Президент Банка Николас Биддл пытался в 1830–1831 годах ублажить Джэксона, но его усилия оказались тщетными, и ему пришлось согласиться с тем, чтобы Клей и Уэбстер сделали вопрос о Банке основным на выборах 1832 года.
В июне 1832 года возобновление полномочий Банка прошло через сенат, в июле — через палату представителей. В тот день, когда в доме Биддла шумно праздновали всю ночь победу, Джэксон изучал законопроект вместе с Ван Бюреном, только что вернувшимся из Англии, чтобы в паре с ним баллотироваться на пост вице-президента. «Банк, мистер Ван Бюрен, — сказал президент, — пытается убить меня». Переждав, он уверенно добавил: «Но я убью его».
Через неделю, 10 июля, Джэксон направил свое послание о вето в конгресс: «Приходится сожалеть, что богатые и обладающие властью зачастую используют действия правительства в своих корыстных целях… При любом справедливом правительстве различия в обществе будут существовать, но когда принимаются законы с целью добавить к этим естественным и справедливым преимуществам искусственные, чтобы сделать богатых еще более богатыми, а могущественных наделить еще большей властью, то фермеры, мастеровые и трудящиеся, у которых нет ни времени, ни средств для получения подобных преимуществ, вправе жаловаться на несправедливость своего правительства». Вето президента прошло, несмотря на яростные вопли Биддла и его сторонников. Полномочия Банка не были утверждены, и Банк еще не умер, но прежде чем окончательно разделаться с ним, Джэксону предстояло решить другие вопросы. С момента прихода Джэксона в Белый дом Южная Каролина приносила ему неприятности. Тариф 1828 года, известный как тариф абсурдов, вызвал негодование Юга по той причине, что защита промышленности Севера неизбежно вела к сокращению заморской торговли Юга. Джон Кэлхун написал «Мнение Южной Каролины», включавшее «Протест против тарифа 1828 года и принципы его отмены». Когда другой, столь же ограничительный тариф был принят в 1832 году, законодательное собрание Южной Каролины приняло ордонанс об отмене, объявлявший тариф недействующим, «не связывающим штат, его должностных лиц и граждан».
У Джэксона еще до этого была стычка с Кэлхуном по данному вопросу на обеде в честь Томаса Джефферсона 13 апреля 1830 года. После двадцати четырех заранее подготовленных тостов, главным образом в поддержку Южной Каролины, президент поднялся и стоял молча, ожидая приветствий. Ван Бюрен был настолько возбужден, что вскочил на стул, чтобы лучше видеть.
Джэксон уставился на Кэлхуна и затянул паузу, усиливая драматизм момента. Наконец он поднял бокал: «За наш Союз! Он должен быть сохранен». В напряженной обстановке все поднялись, чтобы выпить, включая и явно потрясенного Кэлхуна. Рука вице-президента тряслась, вино стекало по стенке бокала. Когда был восстановлен порядок и Кэлхуну предложили произнести тост, он остался верен себе: «За Союз, после самой дорогой нам свободы».
Ордонанс Южной Каролины об отмене федерального тарифа и угроза выхода этого штата из Союза представляли очевидный вызов федеральным властям. Джэксон действовал без колебаний. «Ни один штат или штаты не имеют права отколоться… — заявил он, — Поэтому отмена тарифа означает восстание и войну, и другие штаты вправе их подавить». Но в ежегодном послании, 4 декабря 1832 года, он занял более примирительную позицию, предложив в качестве компромисса более низкий таможенный тариф. Джон Куинси Адамс, возвратившийся в Вашингтон в качестве конгрессмена, полагал, что шаг Джэксона — «полная сдача на милость отменивших тариф». Но не прошло и недели, как Джэксон обратился к народу Южной Каролины с прокламацией, прозвучавшей достаточно сильно для Адамса, Уэбстера и других твердых сторонников Союза: «Раскол с помощью вооруженных сил — предательство. Готовы ли вы принять на себя вину?» После этого Джэксон внес в сенат законопроект, дававший президенту полномочия использовать вооруженную силу в поддержку федеральной власти. Он был готов направить армию в Южную Каролину, но его твердость пересилила гордость тех, кто отменял федеральный тариф. Они приняли символический компромиссный тариф, что позволило штату Южная Каролина аннулировать свой ордонанс.
Союз был сохранен, и популярность Джэксона упрочилась. Он как президент и Ван Бюрен в качестве вице-президента выиграли с огромным перевесом выборы 1832 года, и следующей весной Джэксон совершил триумфальную поездку. В Балтиморе, Филадельфии, Нью-Йорке и даже в Новой Англии, где он завоевал престиж благодаря энергичной защите Союза и своим новым, сердечным отношениям с Дэниелем Уэбстером, генерала принимали с теплыми чувствами.
Из-за слабого здоровья и событий вокруг Банка Соединенных Штатов Джэксон прервал свою поездку и вернулся в столицу. Полномочия Банка истекали, а вето президента на возобновление этих полномочий оставалось действенным. Его более консервативные советники, включая Ван Бюрена, считали, что Джэксон сделал достаточно, но более радикально настроенные деятели во главе с Кэндаллом полагали, что правительство должно изъять свои фонды из Банка, поскольку в противном случае Банк сохранит свою платежеспособность. Такая постановка вопроса могла напугать конгресс за судьбу его собственных вкладов, а это могло подтолкнуть голосовать за подтверждение полномочий Банка. Сместив министра финансов Уильяма Дуэйна и заменив его Роджером Таном, который выступал за отзыв государственных вкладов, Джэксон подтвердил, что после 1 октября 1833 года не будет никаких федеральных вкладов в Банк, и издал первое распоряжение об изъятии из Банка правительственных фондов.
Директор Банка Биддл отчаянно сопротивлялся. «Все другие банки и все торговцы могут быть сломлены, — писал он другу, — но Банк Соединенных Штатов не дрогнет». Биддл считал, что он дал нации крепкую валюту, и не хотел, чтобы сделанное им развалилось. Он вознамерился показать силу Банка и вызвать панику на бирже посредством ужесточения кредита, размещения займов, сокращения ставки учета векселей. В какой-то мере он преуспел. Среди разорившихся были самые рьяные сторонники Банка. Наконец в 1834 году Биддл уступил Белому дому и свернул свою ограничительную политику, невольно показав, что принятые им меры были вовсе не нужны. По иронии судьбы, именно в период, когда в 1836 году истекали его полномочия, Банк имел большие возможности для своего расширения.
Победа президента имела неоднозначные последствия. Общественные вклады в Государственные банки, — «банки — любимчики» Джэксона, как называла их оппозиция, — и облегчение условий получения кредита привели к усиленному выпуску бумажных денег. За этим последовала инфляция, и 11 июля 1836 года Джэксон издал циркуляр о звонкой монете, согласно которому в оплату за покупку земли будет приниматься лишь звонкая монета — золото или серебро. В результате инфляция была остановлена, и, как следствие, в 1837 году наступила экономическая депрессия.
В последние дни своего пребывания в Белом доме Джэксону пришлось заниматься сложными международными делами: с 1821 года американские рабовладельцы стали селиться в Техасе. Когда Мексика завоевала независимость, ее правительство объявило Техас штатом, но оставило его открытым для колонизации. Однако 8 апреля 1830 года мексиканцы приняли закон, запретивший рабство на территории Техаса и его дальнейшую колонизацию американцами. Последующие пять лет американские поселенцы прилагали усилия к отделению Техаса от Мексики, и в 1835 году генерал Санта Анна перечеркнул все местные права в штате Техас и переправил через Рио-Гранде шеститысячную армию для борьбы против мятежников. В то время как диктатор-солдат разгромил повстанцев у Аламо, созванный поселенцами конвент объявил 2 марта 1836 года независимость Техаса. Через семь недель Сэм Хьюстон добился изменения военной обстановки и разбил мексиканцев у Сан-Джасинто.
