прицепа посреди поля.
Питер рассмеялся.
– Видимо, так и есть.
Когда они уехали, Питер вернулся к тем, кто остался на пикнике. Их было пятеро: Энджела повезла полную машину юных членов семьи на станцию Нью-стрит (попутно заехав к газетному киоску, поскольку в “Мейл” должна была выйти статья, которую Эндж отчаянно желала прочесть, – о Меган Маркл и ее ревности к, по слухам, чрезмерно близким отношениям принца Гарри с певицей Адель). Поэтому остались три брата, Бриджет и Лорна. А значит, перед ними дилемма. Джек с Бриджет не разговаривали между собой четыре года, и хотя все считали, что уж если где и может завершиться их вражда, то это на похоронах Мэри, эти двое и сейчас друг с другом не разговаривали.
– Ну что, как считается, все прошло хорошо? – спросил Питер.
– Насколько это возможно в заданных обстоятельствах – хорошо, – сказал Мартин.
– Какая жалость, что мы не смогли нормально поляну накрыть, – сказал Джек. – Снять зал в каком-нибудь пабе, типа такого.
– Мне нравится здесь, – сказала Лорна. – На свежем воздухе, на солнышке. Мне кажется, бабушке тоже понравилось бы.
Оглядевшись по сторонам, Джек спросил:
– Напомните мне еще раз, почему мы сюда пришли?
– Я подумал, было бы здорово, – ответил Питер, – помянуть ее в каком-нибудь… значимом месте, скажем так. Важном для нашей семейной истории.
Мартин с Джеком торжественно и одобрительно кивнули и некоторое время молчали. А затем Джек сказал:
– По-моему, я здесь ни разу в жизни не был.
– И я, – сказал Мартин. – Я даже не знал, что это место существует. Ты уверен, что мама бывала здесь?
– Конечно, уверен. – Досадуя на братьев, Питер машинально провел пальцем вдоль ложбинки длинной болезненной царапины чуть ли не вдоль всего предплечья от запястья до локтя. Чарли уже прожил с ним три недели, и отношения у них складывались, мягко говоря, непросто.
– Ну, во всяком случае, нам дали тут посидеть спокойно, – сказала Лорна.
Прежде состоялось некоторое обсуждение, представляет ли собой этот поминальный пикник, если он таковым и был, незаконное собрание.
– Дичь, а? – сказал Мартин. – Я с большим трудом воображаю себе, чем это все кончится. Этот вирус исчезнет, когда солнце припечет?
– Ой, он выдохнется скоро, – сказал Джек. – Возникнет еще что-то, вытеснит его, и через пару лет мы все будем гадать, с чего была вся эта кутерьма.
– Мне б таким оптимистом быть, как ты, – сказал Мартин. – Было б мило.
– Я не оптимист, – сказал Джек. – Я прагматик. Большая разница. Важно не расходовать энергию на беспокойства о том, что изменить никак не можешь. Жизнь слишком коротка. При всем уважении – в смысле, никто из нас сегодня не в лучшем виде, – но вы оба, – (и да, действительно показалось, что он в свои комментарии включает и Бриджет), – начинаете понемногу смотреться на свой возраст.
– Да что ты говоришь, – без выражения произнес Мартин.
– А все потому, что вы слишком много беспокоитесь. И беспокоитесь не о мелочах типа канализацию починить или машину отогнать на сервис, потому что это в ваших руках. Вы беспокоитесь о глобальном потеплении, или о будущем Би-би-си, или о том, что там происходит в Палестине или в Сирии. О том, на что никак не можете повлиять, – и в основном о том, что к вам никакого отношения не имеет. Мир был бы лучше, вскапывай мы просто свою деляночку, потому что пытаться лезть в такое – всегда только хуже. Вот почему людям нравится Борис Джонсон, кстати. Потому что он дает людям заниматься своими делами и к ним не лезет.
Мартин фыркнул, но сказал:
– Видимо, Паскаль бы с тобой в любом случае согласился.
– Кто?
– Блез Паскаль. Он сказал: “Все беды мира случаются из-за людей, не способных спокойно сидеть по домам”.
– Очень верные слова. Британская философия, как она есть.
– Он был француз.
– Ну, даже французы время от времени понимают, что к чему. – Джек глянул на Бриджет. Ему явно не давало покоя, даже сейчас, что она в этом разговоре никак не участвует. – В смысле, взять Брекзит. Я голосовал за выход, вы все – за то, чтобы остаться. Ладно. Можно цивилизованно не соглашаться друг с другом. Все британские члены Европарламента потеряли работу и коврижки. Что ж, их это бесит. Я их не упрекаю. Но в конце-то концов, никто ж не знает, чем оно обернется, а? Может, окажется, что это ошибка. Дело не в этом. Дело в том, что мы сделали выбор. Мы сделали выбор, нам придется его держаться и посмотреть, что произойдет. А пока можно оставаться друзьями.
Мгновение-другое спустя Питер задумчиво произнес:
– Знаешь, даже в самом конце своей жизни мама не знала, правильный она сделала выбор или нет.
Джек озадаченно глянул на брата.
– Ты о чем?
– О браке с папой.
– Почему? – спросил Мартин. – Никого другого не было, верно? Я думал, они познакомились, когда она еще в школе училась.
– Был другой. Она мне про него несколько раз говорила.
– Правда? Кто? Каким он был?
– Очень не таким, как папа, судя по всему. Настолько не таким, что вся ее жизнь могла бы пойти иначе.
И Питер, глядя на искусственное озерцо – то самое, вокруг которого мама когда-то гуляла с Кеннетом, десятки лет тому назад, много жизней тому назад, – вдруг почувствовал, как скорбь поглощает его так полно, что не мог он уверенно говорить дальше. Только Мартин это и заметил. Потрепал брата по плечу и сказал:
– Сделаем вид, что мы тут ради физкультуры, ага? – И они вдвоем тронулись в обход пруда, предоставив Джека, Лорну и неизменно безмолвную Бриджет друг другу.
Налетел ветер, погнал по воде рябь.
– Нам, наверное, скоро пора, – сказала Лорна матери. – Немного холодает.
Повисла долгая пауза. А затем Бриджет наконец заговорила – и не в ответ на это предложение.
– Джек, дрянь ты сраная, – сказала она.
Джек повернулся к ней. То были первые слова, с которыми невестка обратилась к нему с июня 2016 года.
– Боже, – проговорил он. – Оракул молвил. Уста разверзлись. Слова возникли.
По-прежнему не глядя на него, вызывающе держа лицо вполоборота, она повторила:
– Дрянь, и все.
– Не соблаговолишь ли пояснить? – попросил он.
– Нет, – ответила Бриджет. Но в виду она имела не отказ от пояснений, а вот что: – Нет, мы не можем быть друзьями. Как ни жалко, но не можем.
Он небрежно рассмеялся.
– Батюшки, вот так чрезмерная впечатлительность. Да это ж просто дурацкий референдум, Бридж.
– Нет, не просто.
Молчание получилось такое долгое, что Джека оно уело.
– Ой, да ладно, – сказал он, – мы знакомы уже – сколько? – чуть ли не сорок лет…
– Да. – Она впервые развернулась к нему лицом. – Именно.
