— Пли! — сквозь серый дым блеснуло пламя, и офицеры-виргинцы услышали щелканье сотен пуль, ударяющихся о металл пушек или деревянные передки, а потом до них донеслось ржание умирающих пятидесяти лошадей батареи. Те канониры, которые пережили этот залп, развернулись и бросились бежать, а виргинцы атаковали их с примкнутыми штыками и ножами. Батарея была захвачена, а пушки залиты кровью.
— Разворачивай пушки! Разворачивай пушки!
— В атаку!
Всё больше южан бросались вперед с блестящими в дымной пелене штыками.
— За наш дом! За наш дом! — вопили они, и их приветствовал ружейный залп, но северяне начали отступать. Где-то между шеренгами разорвался снаряд, озарив дым огнем. — За наш дом!
Северяне атаковали в ответ. Один из полков отбил захваченные виргинцами артпозиции, вынудив южан отступить, но орудия были бесполезны для северян — все канониры были застрелены или заколоты, а лошади превратились в груды мертвого мяса, так что и увести пушки не было никакой возможности.
Канониры других батарей были застрелены снайперами, конфедераты медленно наступали вперед, и северяне услышали странный крич наступавших мятежников. Тени удлинялись, и все больше и больше солдат карабкалось по холму, дабы принять участие в упорно творимом людьми кошмаре.
Джеймс Старбак поднялся на холм. Его уже не интересовали трофеи, которые генерал-победитель мог бы возложить к ногам президента. Он пришел разузнать, что же пошло не так на покрытом дымом плато.
— Узнайте, что там происходит, Старбак, — приказал генерал своему адъютанту.
— Отправляйтесь! — Макдауэлл послал с подобным поручением еще шестерых, но и не думал посетить плато собственной персоной. Вообще-то Макдауэлл был подавлен этим шумом и просто имел смутное желание, чтобы его адъютант вернулся с хорошими новостями о победе.
Джеймс пришпорил лошадь вверх по изрытому снарядами холму и обнаружил там ад. Он отпустил поводья, и его лошадь медленно шла вперед, где с примкнутыми штыками маршировал полк из Нью-Йорка, только получивший приказ подниматься вверх, в сторону вражеского строя, и Джеймсу показалось, что вся армия южан вдруг расцветилась пламенем, огромной стеной огня, сменившейся накатывающейся пеленой дыма, и ньюйоркцы рывком остановились, а потом последовал еще один залп южан по флангу, и северяне начали отступать, оставляя мертвых и раненых. Джеймс заметил, как задвигались шомполы, когда северяне попытались открыть ответный огонь, но нью-йоркский полк атаковал в одиночку, без поддержки с фланга, и у него не было шанса против залпового огня южан, обстреливающих с флангов и спереди, выкашивая ряды северян.
Джеймс попытался их приободрить, но его рот вдруг пересох, и он не смог выдавить ни слова.
А потом мир вокруг Джеймса разлетелся на куски. Его лошадь буквально подпрыгнула прямо под ним, потом подняла голову, чтобы заржать, и рухнула. Снаряд разорвался под ее брюхом, выпотрошив животное, и Джеймс, оглушенный, ничего не соображающий и вопящий, неуклюже распластался на куче внутренностей, плоти и копыт.
Он отполз от нее на четвереньках, изрыгая содержимое своего переполненного желудка. Он так и остался на четвереньках, чувствуя новые позывы к рвоте, а потом смог нетвердо встать на ноги.
Он поскользнулся в луже лошадиной крови, снова поднялся и шатаясь захромал к деревянному дому, находившемуся в центре шеренги федералистов, где, похоже, можно было укрыться, хотя, подойдя поближе, он заметил, что древесина этого маленькое здания была подпалена и расщеплена пулями и снарядами. Джеймс прислонился к погребу во дворе и попытался восстановить представления о мире, но мог думать только о том, как он окунулся в лошадиную кровь. В ушах еще звенело после взрыва.
Рядом с ним сидел солдат из Висконсина с белым, как маска, лицом, и Джеймс постепенно начал понимать, что голова солдата наполовину отделена от тела осколком снаряда, а мозги торчат наружу.
— Нет, — произнес Джеймс, — нет! Внутри дома завывала женщина, а где-то вдалеке раздавались такие звуки, будто воет целая армия женщин. Джеймс оттолкнулся от погреба и похромал в сторону полка пехоты.
Это были жители Массачусетса, его земляки, и он встал рядом с их знаменами, увидев мертвецов, сваленных под флагами, и пока он смотрел на них, в кучу бросили еще одного человека.
Флаги являлись мишенью для вражеских снайперов, приглашением к смерти под яркими звездами, но как только падал знаменосец, другой подхватывал древко и держал штандарты высоко.
— Старбак! — прокричал чей-то голос. Это был майор, которого Джеймс знал как сурового и осторожного бостонского адвоката, но по непонятной причине, хотя он и встречал этого человека каждую неделю в адвокатском клубе, Джеймс не мог припомнить его имени. — Где Макдауэлл? — рявкнул майор.
— Внизу, у главной дороги, — Джеймсу удалось ответить членораздельно.
— Он должен быть здесь!
Над головой просвистел снаряд. Майор, худой седовласый человек с аккуратной бородкой, вздрогнул, когда снаряд разорвался где-то за его спиной.
— К черту их!
«К черту кого?», — подумал Джеймс, а потом поразился, что он использовал это дурное слово, хотя и мысленно.
— Мы деремся с ними отдельными подразделениями! — бостонский адвокат пытался разъяснить затруднительное положение армии северян. — Так не должно быть!
— Что вы имеете в виду? — Джеймсу приходилось кричать, чтобы его можно было расслышать на фоне постоянного грохота пушек. Как же зовут этого человека? Он вспомнил, что адвокат был настоящим докой в перекрестных допросах и никогда не отпускал свидетеля, не вытряся из него нужные доказательства, и еще вспомнил один знаменитый случай, когда этот человек однажды вышел из себя, заявив на открытом процессе, что главный судья Шоу и интеллектуально, и юридически туповат, и за это судья сначала его оштрафовал, а потом пригласил на ужин. Так как же его зовут?
— Атаки должны вестись одновременно! Нам нужен старший офицер, который бы координировал всё это, — майор внезапно остановился.
Джеймс, который уже чувствовал дискомфорт, выслушивая критику законного командования, попытался объяснить, что генерал Макдауэлл, вне всяких сомнений, в курсе того, что происходит, но потом замолчал, потому что майор покачивался.
Джеймс протянул ему руку, майор схватился за нее с дьявольской силой, а потом открыл рот, но вместо слов оттуда вдруг хлынул фонтан крови.
— О нет, — только и смог произнести майор, а потом рухнул к ногам Джеймса. Джеймс и сам шатался. Это был настоящий кошмар, и его охватил жуткий, подлый и постыдный страх.
— Передайте моей дорогой Абигейл, — сказал умирающий майор, а потом бросил на Джеймс жалостливый взгляд. Джеймс так и не вспомнил его имени.
— Что передать Абигейл? — спросил он глупо, но майор был уже мертв, и Джеймс отбросил руку мертвеца, ощущая чудовищную грусть, потому что ему предстояло умереть, так и не познав удовольствий этого мира.
Он умрет, и никто по-настоящему по нему не заскучает, никто не будет горевать, и Джеймс уставился в небо, заскулив от жалости к самому себе, а потом на ощупь вытащил из твердой кожаной кобуры револьвер, нацелил его куда-то в сторону армии конфедератов, взвел курок и выпустил пули в дымную завесу. Каждым выстрелом он мстил и протестовал против собственной осмотрительности.
Массачусетский полк спотыкаясь шел вперед. Шеренга распалась, а солдаты объединились в небольшие группы, пробирающиеся между мертвыми и умирающими.
Они переговаривались, подбадривая друг друга, обмениваясь похвалами и шутками.
— Эй, мятежники! Вот свинцовая таблетка от вашей болезни!
— Билли, ты как?
— Пушки что-то прям задыхаются от злости.
Пули Минье расширялись в стволах винтовок от взрыва пороховых газов в их полом основании, а резьба в дуле придавала им смертоносное вращение.
Такая расширившаяся пуля, царапая по дулу, должна была извлекать из него остатки пороха, но на практике этого не происходило, а из-за скапливающегося порохового нагара усталым солдатам становилось чудовищно сложно заряжать винтовки.
— Сюда, мятежники! Я кое-что для вас приготовил!
— Боже! Вот эта близко прошла.
— Бесполезно пригибаться, Робби, они пролетят мимо до того, как ты услышишь.
— Есть у кого-нибудь заряды? Дайте мне патрон!
Джеймсу стало легче от этих спокойных разговоров, и он подошел ближе к одной из групп. Командующий офицер Массачусутского полка начал день лейтенантом, и теперь кричал выжившим, чтобы шли в атаку, и они пытались, выплевывая оскорбления из своих осипших глоток, но потом две шестифунтовые пушки конфедератов накрыли открытый фланг полка зарядами картечи, и пули забарабанили по рядам выживших, уничтожая оставшихся и добавляя новой крови на уже скользкую от нее траву.
