— Надо сделать так, чтобы Кюллюкки согласилась выйти замуж за Гостомысла, — сказал князь.
— Ах, это несложно сделать, — хихикнула Ловхи.
Только что столкнувшийся с упрямством дочери князь с недоверием взглянул в глаза девушки и спросил:
— А ты точно уверена, что это так легко?
— Уверена! — сказала Ловхи.
— А я — нет! — сказал князь.
— И неудивительно! Вы, мужчины, не умеете разговаривать с женщинами, — сказала с улыбкой Ловхи.
— Я говорю женщинам такие же слова, как и другим. А как же еще с вами разговаривать? — спросил князь.
— Женщины слова воспринимают не так, как мужчины. Надо быть хитрее, использовать слабости женщин, — сказала Ловхи.
— Воевода то же самое говорит... не понимаю — какие слабости? — сказал князь.
— Женщине всего лишь надо дать то, что она хочет, — сказала Ловхи.
— У нее голова полна вздорных мыслей, и как же понять, чего она хочет? — сказал князь.
Ловхи взяла его за руку и сказала:
— Мой милый князь, вы мне дали поручение, так представьте же мне возможность выполнить его так, как я умею. А получится или не получится? Увидим скоро.
— Ладно. Жду от тебя хороших известий, — сказал князь и ушел.
Тем временем подружки Кюллюкки, как только князь вышел, осторожно приоткрыли дверь и просунули любопытные носы. Видя, что Кюллюкки плачет и не обращает на них внимания, уже смело зашли и, причитая, засуетились вокруг княжны.
Кюллюкки подняла зареванное лицо и пожаловалась:
— Отец заставляет меня выходить замуж.
Девицы начали возмущаться:
— Ах, какой князь жестокий! Разве можно такую красавицу отдавать замуж за нелюбимого?
Ловхи, войдя в комнату княжны, прицыкнула на подружек, — тихо курицы! — обняла плечи девушки и, придав лицу сочувственное выражение, мягко проговорила:
— Не плачь, Кюллюкки, мужчины все такие грубые. Они думают, что женщина должна следовать первой же их прихоти. А у женщин тоже есть душа и есть желания.
— Да, мужчины несносные, — всхлипнула Кюллюкки и, словно маленькая девочка, спрятала лицо в складках платья Ловхи. От этого движения упала лямка сарафана, и ткань обнажила белоснежное плечо.
Ловхи погладила оголившееся белоснежное плечо и сказала:
— Подружка, но все женщины мечтают выйти замуж. Женщина должна выходить замуж, рожать детей. Так уж устроено богом.
— Да, но не за прыщавого же сопливого мальчишку? — со слезами в голосе возразила Кюллюкки.
— Конечно, — вмешалась в разговор одна из подружек.
Ловхи окатила ее таким ледяным взглядом, что та мгновенно спряталась за спинами подруг.
Ловхи опять занялась Кюллюкки, и ее взгляд опять смягчился.
— А что? — невинным голосом сказала она. — Гостомысл хороший мальчик. Я слышала, — он очень храбрый, ходил в поход на данов, в сражении бился, как лев. Они тогда чуть не утонули. А еще — он очень добрый.
— Но он не Аполлон! — сказала Кюллюкки.
— Когда вырастет, он будет красив, — сказала Ловхи.
— Ему всего десять лет, — сказала Кюллюкки.
— Двенадцать. Через четыре года ему будет шестнадцать, — сказала Ловхи.
— Это будет не скоро, — сказала Кюллюкки.
— Зато женой князя можно стать сейчас. А это наряды, украшения. Все удовольствия! — сказала Ловхи.
— Украшения и наряды я и сейчас имею, — сказала Кюллюкки.
— Это тебе сейчас дает отец. А если рассердится, то ничего не даст. А если выйдешь замуж за Гостомысла, то тогда все богатства словенских князей станут твоими, и ты сама сможешь всем распоряжаться, — сказала Ловхи.
— Да? — сказала Кюллюкки, взглянув на это дело по-новому. — А он богат? Разве даны не отобрали их сокровища?
— Сокровища у словенских князей отнять невозможно, потому что главное их сокровище не золото и серебро, — сказала Ловхи.
Кюллюкки заинтересовалась:
— Да что может быть дороже золота и серебра?
— У Гостомысла есть дружина, и он храбр. Это дороже всего. Храбрый князь с дружиной все добудет, — сказала Ловхи.
— A-а. Но отец Гостомысла потерпел поражение, — сказала Кюллюкки.
Гостомысл обязательно изгонит врага со своих земель, — убежденно проговорила Ловхи.
— Не знаю, — сказала Кюллюкки.
Ловхи вздохнула.
— Ну, ты как хочешь, Кюллюкки, отец тебя любит и вряд ли будет тебя заставлять выходить замуж за Гостомысла. А я хотела бы стать женой князя Гостомысла, — сказала Ловхи, мечтательно закатывая глаза, и обратилась к подружкам: — Правда, девочки, — Гостомысл — милашка?
Она подмигнула, давая знать девушкам, что хочет их поддержки. Уловив, что от них требуется, девушки завздыхали:
— И, правда, он милый. Всем такого мужа хотелось бы.
Кюллюкки, неожиданно почувствовав ревность, рассердилась:
— Вот еще, будет князь жениться на всякой девчонке?! Он князь, а потому должен жениться на княжне, самой лучшей и самой красивой. Стать женой князя Гостомысла достойна только я и никто больше.
Она на секунду задумалась и сказала:
— И все равно — не хочу я спать с этим сопливым мальчишкой!
— Тебе с ним не спать, — сказала Ловхи.
— Но если же я выйду за него замуж, то обязана буду спать с ним в одной постели, — сказала Кюллюкки.
— Ты сможешь с ним спать, только когда ему исполнится шестнадцать лет, — сказала Ловхи.
— А где же я буду жить все это время? — спросила Кюллюкки.
— Во дворце словенского князя под присмотром мамки. А может, он тебе построит даже целый город, — сказала Ловхи.
— Но это же другое дело — ему нескоро исполнится шестнадцать лет, — повеселев, сказала Кюллюкки и громко объявила: — Я решила — я выйду за князя Гостомысла замуж!
— Тебе надо сшить самое красивое платье для свадьбы, — сказала Ловхи.
— Да, — сказала Кюллюкки загоревшаяся новой идеей. — Зовите сюда портних.
— А отцу что-либо будешь говорить? — спросила Ловхи.
— Конечно. Но сначала — портних! — сказала Кюллюкки.
— Сейчас позову, — сказала Ловхи и вышла из комнаты.
Здесь она столкнулась с князем.
Как оказалось, князь Вяйне не ушел, а стоял за дверью и слушал женский разговор.
— Дело сделано, господин, — Кюллюкки выйдет замуж за Гостомысла, — доложила Ловхи.
Князь торжествующе потер руки, — вот и ладно!
Он уже собрался уходить, но, вспомнив свое обещание, задержался и сказал Ловхи:
— Ловхи, ты тоже готовься к свадьбе. Я свои обещания выполняю.
— А кто жених? — спросила Ловхи.
— Тебе это важно знать? — спросил, улыбаясь, князь.
— Конечно, важно! Ведь хочется...
— Завтра выберешь себе жениха, — перебил ее князь и поинтересовался: — Тебе карела или словенина?
— Мне молодого, красивого и богатого, — сказала Ловхи.
— Завтра узнаешь имя жениха, — сказал князь и отправился в гридницкую.
В гридницкой он застал воеводу и, не скрывая радости, торжественно сообщил ему:
— Иовкахайнен, князь Гостомысл может присылать сватов!
— Она согласилась? — с недоверием спросил воевода Йовка.
— Согласилась. Да еще как!
— Слава богам! — облегченно сказал воевода. — А я уж и не верил, что тебе удастся ее уговорить.
Он налил себе полный стакан вина и залпом выпил его. Вытирая усы, с нескрываемым удивлением поинтересовался:
— И как, князь, тебе это только удалось?
— С женщинами надо быть хитрым. Им надо дать то, чего они хотят, и они будут, как шелковые, — повторил слова Ловхи князь.
— Да. Только как понять, чего они хотят? — крутанул ус воевода.
Гостомысл каждое утро требовал сведений о том, что происходит в городе, а от разведчиков, ранее засланных в город, известий не поступало, поэтому Ратиша надумал послать в город новых лазутчиков.
Однако посылать людей в захваченный врагом город дело серьезное. Если даны схватили ранее посланных разведчиков, то теперь они будут еще бдительнее: любой новый человек будет вызывать у них подозрение.
Впрочем, известия от разведчиков могли не поступать и потому, что связи города с Корелой не было.
Но независимо от причины послать людей в город требовалось.
Для этого Ратиша подобрал из молодой дружины двух молодых парней, которым в городе было устроиться несложно, — у них там имелась родня. И по внешнему виду они казались малы для дружины, так что можно было предполагать, что даны вряд ли обратят на мальчишек внимание.
Но когда все было готово, Ратиша столкнулся с серьезным препятствием: возник вопрос — как отправить разведчиков в город? По суше? По суше можно посылать людей, только когда станут санные пути. А так по болотам не пробраться. И зимой путь нелегкий и опасный.
Самым удобным и скорым представлялась посылка разведчиков водой.
Но Корела стояла в стороне от торговых путей, и купцы сюда давно не заходили. Оставалось самим послать струг, хотя это было и опасным делом, — нево-озеро зверски терзали осенние бури.
