не понимает Глава Гильдии Мауриц. — Дальше без меня! Мне давно дома быть пора!
— Придется задержаться! — С одной стороны от него становится Ван дер Пул.
— Тем более, что все уже в сборе! — С другой стороны от Маурица встает Йоханес. — Господин портной, мы вас слушаем. Говорите.
— А что говорить! — Портной потирает замерзшие руки, протягивая их поближе к огню.
Агата подает ему кружку горячего пива.
— Всё, что рассказывали нам давеча, теперь при всех повторите! Сколько в точности таких кафтанов, как для Ван Хогволса, вы сшили в октябре?
— Два.
— Один для самого Хогволса, — Йоханес кивает было в сторону калеки, но быстро останавливается и переводит взгляд на портного. — А второй для кого?
— Так вот же, для господина Главы Гильдии художников. — Теперь приходит очередь портного кивать в сторону Маурица. — Господин Глава Гильдии сказал, что они с господами художниками на новоселье в новых мастерских задумали розыгрыш. И что им нужен в точности такой кафтан, какой себе Ван Хогволс заказал.
— Кафтан из такой дорогой ткани с фламандскими кружевами для розыгрыша? — не понимает Агата. Кафтан, за который муж отдал все деньги за парадный портрет Гильдии лесорубов?
— Я и сам, признаться, не поверил — такая дорогая вещь, чтобы только разыграть, — пришмыгивая носом, поддакивает ей портной. — Но уважаемый человек попросил второй такой же кафтан сшить. Лекала у меня были готовы, я и сшил быстрее первого. И в один день отдал — один господину Ван Хогволсу, второй…
— Да! Кому именно вы отдали второй кафтан? — уточняет Ван дер Пул.
— За вторым кафтаном почему-то Хранитель военных складов Ван Хофф пришел. Сказал, что он за заказом Главы Гильдии художников. Что ему по дороге, он занесет в новые мастерские.
— Когда Хранитель складов за сюртуком пришел? — спрашивает так и оставшийся стоять в дверях, чтобы никто из комнаты не вышел, Йоханес.
— В самый день взрыва утром и забрал, — говорит портной.
Поворачивается в другую сторону и видит неприметного гостя, пришедшего вместе с членами Гильдии художников, который теперь суетливо протискивается ближе к выходу из комнаты.
— Так вот же он! Ван Хофф! Он сам же подтвердит.
Странный гость, оказавшийся бывшим Хранителем военных складов, взорвавшихся в тот страшный день, когда она, Агата, чуть не сошла с ума, разыскивая дочку, когда погибли художники и дочка Ван дер Пула, замирает, словно зависает в воздухе — ни туда, ни обратно.
— Что всё это значит? — не понимает Агата.
— А то и значит, что наступает время истины! — сухо и жестко произносит Ван дер Пул.
И где-то за окнами снова раздается вой рога, видно, не только портной с детьми в эту ночь духов Водана вышел отгонять.
— Потеряв в этом страшном взрыве дочку, я не мог найти себе места. Писал картины взрыва — легче не становилось. И понял, что пока не узнаю, кто виновник, кто этот страшный взрыв устроил, не успокоюсь. И душа моей маленькой Марты упокоиться с миром не сможет.
Голос Ван дер Пула дрожит.
— Спасибо, на помощь другие художники пришли. И главное, Йоханес!
— Мы почти во всем разобрались, — подтверждает Йоханес. — Только с кафтаном Ван Хогволса загвоздка была. Получалось, что Ван Хогволс в новом кафтане оказывался в двух разных местах — в новой мастерской, где его видели все и откуда он вышел за мгновение до взрыва, и около складов, где чуть раньше до взрыва его видели служивые.
— Почти все служители военных складов погибли, — подхватывает Ван дер Пул, — но мы нашли в деревне вверх по реке Схи нескольких раненых. Они нам и рассказали, что мужчина в таком кафтане, с фламандским кружевом на воротнике и манжетах, вошел внутрь складов, пробыл там недолго, а после быстрым шагом ушел в сторону мастерских.
— В сюртуке… — бормочет Агата. — Конечно, в сюртуке! Мы с Анеттой несли обед мужу, встретили господина Главу Гильдии и господина Хранителя военных складов, которые шли в город, а следом со спины увидели мужчину в таком сюртуке. Этот человек минутой ранее разговаривал с мужчинами. Анхен перепутала его с отцом, побежала за ним, а потом вернулась сконфуженная, сказала, что это не папочка.
— Не папочка! — подтверждает девочка. — Это был другой господин.
— Вот! Вы же сами говорите, что мы от складов, э-э-э, от мастерских уходили! — хватается за ее фразу Хранитель военных складов Ван Хофф. И всем своим видом взывает к Главе Гильдии с призывом поддержать его. — При чем же здесь мы?
— Да, встретили, когда мы шли в город! — насупленно подтверждает Глава Гильдии Мауриц. — Из чего следует, что мы склады подорвать не могли! И довольно этой вашей вакханалии! Мне пора домой к рождественскому столу.
— Придется задержаться. — Йоханес и не думает отходить от двери, загораживая выход.
— Взорвать не могли! Вам нужно было, чтобы вас в момент взрыва видели в городе. Да и зачем вам было рисковать! — Ван дер Пул зло усмехается. И кивает на калеку. — Не приведи господь еще в таком виде остаться!
— Рисковать не стали, — снова продолжает Йоханес. — Его наняли.
Протягивает лист бумаги с рисунком Анетты, по памяти нарисовавшей «человека в папочкином кафтане».
— И в кафтан «как у Ван Хогволса» его обрядили, чтобы издали его за художника приняли.
И снова кивает. Теперь указывая на калеку.
Калека говорить по-прежнему не может, но хрипит, усиленно что-то хрипит, задыхаясь от ярости и боли, всеми доступными ему движениями указывая в ту сторону, где стоят Глава Гильдии и бывший Хранитель складов.
— Ни при чем я здесь! Склады взорвались! Беда случилась! На войне как на войне. Но к вам, художникам, никоим боком…
Бывший Хранитель начинает вроде бы спокойно, но к концу каждой фразы срывается на фальцет Хранитель складов. Выбирается из-за стола, пытаясь вдоль камина прошмыгнуть к выходу.
— И во взрыве невиновен. Военная коллегия разбирала! Слишком много в одно место пороха и снарядов свезено было, но то не мое решение! Мне за сохранностью следить было велено! Я и следил! — Еще чуть, и истерить начнет. — А кафтаны ваши и кто в них ходит — это я ни сном ни духом.
Калека в своем кресле что-то хрипит. Чуть подвижной рукой на ноги Хранителя складов Ван Хоффа указывает. И Агата обращает внимание на сапоги гостя. Громоздкие такие сапоги, непропорционально большого размера для такого мелкого человека.
Агата отходит к большому дубовому буфету, достает листок, на который след от сапога, оставшийся на полу пятого декабря, перевела. Протягивает Йоханнесу. Тот вопросительно смотрит, но, быстро сообразив, кивает.
— Вас не затруднит, уважаемый, встать правой ногой на этот лист бумаги?
Кладет лист
