— Как вы себя чувствуете, дражайшая?
— Райя! Рада вас видеть. Я чувствую себя великолепно.
— Если бы я не боялся вам польстить, я бы сказал, что ваша красота неотразима.
— Мне подходит климат. И потом, горе от потери моего незабвенного мужа начинает смягчаться.
— К счастью, таков закон природы. Такая женщина, как вы, не создана для одиночества.
— Мужчины — лжецы и грубияны, — жеманно сказала она, — я должна их остерегаться.
— Вы правы, осторожность не помешает, но я убежден, что судьба подарит вам новое счастье.
— А как ваши дела?
— Работа, много работы… Изготовление качественных продуктов требует много времени и сил. Что касается экзотических ваз, которые так ценит высшее общество, то для их приобретения необходимы определенные усилия: переговоры, путешествия. Хорошие ремесленники стоят недешево. Я должен без конца вкладывать деньги, вот почему я никогда не буду богатым.
— Удача улыбнулась вам… Я думаю, ваши неприятности недолговечны.
— Меня незаслуженно обвинили в симпатиях к хеттам. На самом же деле я просто торговал с ними, а не занимался политикой. Установление мира уничтожило старые недоразумения. Сейчас торговля с иноземцами даже поощряется. Не правда ли, это самая прекрасная победа Рамзеса?
— Фараон такой обворожительный… Жаль, что он недоступен.
Мирный договор, заключенный Рамзесом и Хаттусили, утрата воинственного духа Хеттской империи, торжествующий Египет… Райя не мог смириться с данной ситуацией. Он желал, чтобы хеттский император оказывал влияние на страны Ближнего Востока, эта мысль не давала ему покоя.
— Вы разрешите представить вам моего друга? — спросил он у Танит. — Сын хеттского императора, который живет в Египте. Он очень много слышал о вас, но Урхи-Тешшуб — человек робкий. Мне пришлось настоять, чтобы он согласился прийти на этот пир. Светские развлечения его пугают.
— Покажите мне его.
— Он находится вон там, около зарослей тамарисков.
Масляная лампа освещала Урхи-Тешшуба, стоявшего поодаль от группы приглашенных, обменивавшихся банальностями. Мерцающий свет позволил рассмотреть жесткие черты лица, длинные волосы, мужественность торса, покрытого рыжими волосами, крепкую мускулатуру воина.
Танит онемела от волнения. Никогда ей не приходилось встречать мужчину, источавшего какую-то животную чувственность. Пир перестал существовать для нее. Ею владела только одна мысль: как можно быстрее заняться любовью с этим незнакомцем.
Рамзес присутствовал на поединке между Серраманна и Меренптахом. Облаченный в гибкий панцирь, в рогатом шлеме, с круглым щитом в руках, сард наносил удары мечом по прямоугольному щиту младшего сына Рамзеса, вынужденного отступать. Фараон попросил начальника своей охраны не щадить Меренптаха; поскольку он желал показать свою доблесть в сражении, то не мог и мечтать о лучшем противнике.
Двадцатисемилетний Меренптах, «Любимец бога Птаха», был хорошо сложен, храбр, уравновешен, одарен превосходными рефлексами. Хотя сард перешагнул за пятьдесят, он не потерял силы и динамизма в движениях; сопротивляться ему уже было подвигом.
Меренптах отступал, снова нападал, отражал удары, передвигаясь боком; мало-помалу он изматывал Серраманна.
Вдруг гигант остановился, бросив на землю меч и щит:
— Хватит. Будем драться голыми руками.
Меренптах секунду помедлил, затем последовал примеру сарда. Рамзес вспомнил день, когда он на берегу Средиземного моря победил разбойника Серраманна, до того как сделал его начальником своей личной охраны.
Сын царя был застигнут врасплох неожиданным выпадом великана головой вперед; Меренптах не привык сражаться подобно дикому зверю. Опрокинутый на спину, лежа в пыли, он уж было подумал, что задохнется под тяжестью бывшего разбойника.
— Урок окончен, — сказал Рамзес.
Мужчины поднялись с земли. Меренптах был вне себя от ярости:
— Он предательски набросился на меня!
— Враг всегда так поступает, сын мой.
— Я хочу возобновить поединок.
— Не стоит, я увидел то, что хотел. Поскольку тебе был дан полезный урок, я назначаю тебя главнокомандующим египетской армией.
Серраманна одобрительно кивнул.
— Через месяц, — продолжал Рамзес, — ты представишь мне полный и подробный отчет о состоянии наших войск и качестве вооружения.
Пока Меренптах переводил дух, Рамзес удалился на своей колеснице, которой правил сам. Кому доверить судьбу Египта: ученому Ка или воину Меренптаху? Если бы их качества были объединены в одном человеке, сделать выбор было бы проще. И не было больше Нефертари, чтобы дать совет царю. Что касается многочисленных «царских сыновей», тоже не лишенных достоинств, ни один из них не обладал такими яркими талантами, как сыновья Красавицы Изэт. А Меритамон, дочь Нефертари, выбрала уединенную жизнь в храме.
Рамзес должен был принять во внимание мнение, которое высказал Амени сегодня утром: «Пусть Твое Величество духовно возродится с помощью магических обрядов, чтобы продолжать царствовать до конца своих дней; для Фараона никогда не было другого пути и никогда не будет».
Райя вышел из амбара, пересек квартал цехов, прошел мимо царского дворца и достиг большой аллеи, ведущей к храмам Пи-Рамзеса. По краям аллеи росли акации и смоковницы, дающие благодатную тень, она казалась прообразом столицы Рамзеса, величественной и успокаивающей.
Купец оставил слева храм Амона, а справа — храм Ра, стараясь идти спокойным шагом, он направился к храму Птаха. Вблизи здания пришлось отступить; во внешней стене в нишах находились стелы, на которых скульпторы высекли глаза и уши. Не слышал ли бог самые затаенные слова и не видел ли самые тайные намерения?
«Суеверие», — подумал Райя, однако забеспокоился. Он обошел стороной угол стены, где в нише стояла скульптура богини Маат. Так народ мог созерцать наивысшую тайну цивилизации фараонов, этот незыблемый закон, рожденный за пределами времени и пространства.
Райя остановился у дверей ремесленников; стражник его знал. Они обменялись несколькими безобидными замечаниями о красоте столицы, купец пожаловался на скупость некоторых покупателей, затем ему разрешили войти в часть храма, предназначенную для мастеров золотых и серебряных дел. Специалист по драгоценным вазам, Райя часто посещал многих из них и всегда спрашивал о семье одного или о здоровье другого.
— Ты хотел бы узнать наши секреты, — сказал сквозь зубы старый мастер, укладывающий на тележку слитки.
— Я от этого отказался, — признался Райя, — видеть, как вы работаете, достаточно для моего счастья.
— Но ты же не пришел сюда отдыхать?
— Я бы хотел приобрести одну или две красивые вещи.
— Чтобы перепродать их в три раза дороже!
— Я купец, мой друг, всего лишь купец.
Старший мастер повернулся спиной к Райя, привыкшему к такому неприветливому приему. Скромный, почти незаметный, он наблюдал за подмастерьями, приносившими слитки своим собратьям, которые взвешивали их под контролем писцов. Затем драгоценный металл помещался в закрытую вазу, поставленную на огонь. Выдувальщики часто оставались с надутыми щеками, чтобы не потерять ритм. Другие рабочие выливали расплавленный металл в резервуары различной формы и передавали мастерам, обрабатывавшим их на наковальне каменными молотками, чтобы придать им форму ожерелий, браслетов, ваз, украшений для дверей храмов и статуй. Секреты ремесла передавались от учителя к ученику в процессе многолетнего обучения.
— Великолепно, — сказал Райя мастеру, который только что закончил нагрудник.
— Он украсит статую бога, — уточнил ремесленник.
Купец понизил голос:
— Здесь можно говорить?
— В цехе очень шумно. Нас никто не услышит.
— Мне сказали, что твои два сына хотят жениться.
— Возможно.
— Ты был бы доволен, если б я предложил им кое-какую мебель?
— А какова цена?
— Небольшая информация.
— Если ты задумал узнать секреты нашего ремесла, на меня не рассчитывай!
— А я ничего такого и не прошу!
— Что же ты хочешь знать?
— Я хотел бы помочь сирийцам, которые поселились в Египте. Ты ведь уже нанял одного или двух в свой цех?
— Одного.
— Он доволен своей судьбой?
— Более или менее.
— Если ты согласишься назвать его имя, я с ним поговорю.
— Это все, что ты хочешь знать, Райя?
— Я начинаю стареть, у меня нет детей, однако я владею кое-каким имуществом и хотел бы помочь сирийским братьям.
— Египет научил тебя быть щедрым… Тем лучше. Во время суда над душой великие боги оценят твою доброту. Твой сириец — один из выдувальщиков. Вон тот, самый толстый.
— Надеюсь, что мои подарки поспособствуют счастью твоих сыновей.
