Принц резко обернулся. Ему послышался зовущий голос отца. Но нет, ему только показалось. Фараон даже не смотрел в его сторону. Он был весь поглощен женскими прелестями своей старшей дочери Нефербахи, жены своего старшего сына.
Рамзес на мгновение закрыл глаза. Как это все несправедливо. Если фараон начнет настаивать, то Нефербаха раздвинет ноги, а Аменемхет смолчит. Когда он сделал то же самое, его сурово наказали. «Все дело во власти», подумал он. У кого власть, у того и сила, а значит и правота. И мораль в данном случае просто не уместна.
Принц шел по сумрачным прохладным галереям дворца, стараясь как можно быстрее избавиться от праздничного шума и женского визга, преследовавшего его. Выбежав в ночную прохладу, он немного успокоился. Перейдя открытый двор, Рамзес вошел в просторную и широкую галерею, освещаемую ночными светильниками, в конце которой располагались его временные покои.
Его босые ступни наслаждались прохладой мраморного пола. Здесь было тихо и спокойно. Идя вдоль стены, Рамзес залюбовался боевой колесницей и фараоном, держащим в своих сильных руках поводья. В неверном свете ночников Рамзесу померещилось, что это он на боевой царской колеснице, и это его сильные руки так крепко умеют держать поводья и власть. Фараон-завоеватель. Фараон-победитель. Покоренные народы и земли…быть может, даже покорение целого мира. Сбудутся ли его мечты? Пройдя еще немного вперед, Рамзес остановился напротив выложенного мозаикой трона и восседающего на нем фараона с двойной короной. Игра воображения продолжилась. Он видел себя на троне гордым и непреклонным, а возле ног, своих поверженных обидчиков. Его пальцы осторожно коснулись иероглифов.
...
Слава вам, боги и богини, владыки неба, земли, вод! Я – ваш сын, сотворенный двумя вашими руками. Вы меня сделали властелином, да будет он жив, невредим и здоров, всей земли. Вы сотворили для меня совершенство на земле. Я исполняю свой долг с миром. Сердце мое без устали ищет, что сделать нужного и полезного для ваших святилищ…
Он с наслаждением прошептал.
– Я ваш сын…Я исполняю свой долг с миром…
Рамзес улыбнулся своим мыслям и мечтам.
Согласно древним традициям он был далеко от трона. А после опалы, ему ни на что не приходилось рассчитывать. И все же…план восшествия на престол уже начал нащупываться. Смутный, тревожный, опасный. Сумеет ли? Выдержит ли? Только бы хватило терпения!
Из-за колоны вышел старик и быстро направился к выходу.
Рамзес, не ожидавший здесь кого-то встретить, какое-то мгновение молчал, но, поняв, что нежданный гость его даже не замечает, слегка закашлял, будто у него запершило в горле.
Старик вздрогнул, обернулся, и тут же склонился в глубоком и почтительном поклоне.
– Я приветствую вас, Божественный.
Рамзес внимательно его разглядывал. Черные одеяния, на груди амулет, в руках посох.
– Что ты здесь делаешь, знаток вещей?
– Ах, Божественный, супруга нашего фараона, несравненная Аменесхем, вызывала меня сегодня к себе, ей…просто нездоровилось.
Рамзес не выказал своего удивления, цветущее и крепкое здоровье матери раздражало всех ее врагов, и расстраивало фараона.
– Какое нездоровье?
– М-м-м…понимаете, Божественный, когда к женщине приходит зрелость, она всегда обращается к знахарям или к нам, колдунам.
– Но я надеюсь…
– О-о-о, – знаток вещей всплеснул руками, – все хорошо. Здоровье нашей царицы крепкое, а жизнь будет долгой.
Рамзес кивнул головой.
– Хорошо. Иди.
Собравшись было уходить, колдун остановился.
– Позвольте мне еще раз обратиться к вам, Божественный.
– Позволяю.
– Я вижу, на вашем сердце лежит печаль.
Рамзес недовольно сдвинул брови, он не любил проницательных и умных людей, хотя и восхищался ими.
– Ты ошибаешься, это просто усталость.
– Быть может и так. Но не могу удержаться от того, чтобы не сказать вам радостную весть. А весть заключается в том, что все, о чем вы мечтаете, и что вы хотите свершить, будет сделано и исполнено.
Рамзес отшатнулся, но быстро взял себя в руки. Какое странное совпадение, будто бы свои тайные желания он все это время высказывал вслух.
– О чем ты говоришь? Какие желания?
– О-о-о, Божественный, все желания, я это точно знаю. Но…должен вас и предупредить.
Сердце Рамзеса замерло от дурного предчувствия.
– Счастья в вашей жизни не будет. Странно, не правда ли? Все ваши мечты и желания исполнятся, а вот счастья не будет.
Принцу показалось, что последние слова были сказаны с какой-то издевкой. Будь перед ним простой человек, не наделенный магической силой, он тут же приказал бы наказать его за дерзость. Но перед ним был знаток вещей, с которым считался не только фараон, но и жрецы из Гелиополиса. Сжав кулаки и гордо вскинув голову, придав своему облику высокомерие на какое только был способен, Рамзес вплотную подошел к колдуну.
– Но если ты все знаешь обо мне, наверное, ты должен знать и то, что я с тобой могу сделать.
Колдун почтительно склонился.
– Конечно, Божественный. Поэтому в самое ближайшее время я покину эту благодатную землю, которая вскоре обагрится кровью своих сынов и дочерей. Прощайте, принц.
Пятясь назад, колдун двигался к выходу. Возле самого порога, он еще раз почтительно склонился и скрылся в ночной мгле.
Рамзес вошел в свои покои.
Пафнутий, молодой слуга, почти ровесник принца, недавно пожалованный ему отцом, преклонив колени, снял с Рамзеса тяжелое роскошное ожерелье и набедренную повязку.
– Божественный, ванна готова.
Принцу нравился его новый слуга. Тот был расторопен, внимателен и не глуп. Не глуп настолько, что сумел сразу же почувствовать неприязнь принца к умным людям, и к тем, кто его способен в чем-то превзойти.
Приняв вечернюю ванну, и умастив тело благовониями, Рамзес отпустил Пафнутия спать, а сам предался размышлениям.
Воспоминания о колдуне не покидали его. Принц раскаивался в том, что дал вовлечь себя в этот опасный разговор. Быть может колдун, подосланный человек отца. Быть может, таким образом, отец хочет проведать о его тайных мыслях. А он чуть было не выдал себя… Почти выдал…
Принц уснул лишь перед самым рассветом, когда огненная колесница Ра показалась над горизонтом.
* * *
Я пришёл в себя вечером.
Возле меня сидит Пафнутий. В его глазах слёзы, да и по распухшему лицу видно, что он долго плакал. Но он мужественно держит себя в руках.
Возле моей головы лежит дощечка.
Я беру её. И в неверном свете ночника, читаю свой приговор: «Противоядия нет».
Дощечка выпадает из моих рук. Пафнутий даже не наклоняется за ней, он ложится на край постели и обнимает мои ноги.
Я смотрю на потолок, потом на росписи. Я, так умело и лихо управляющий боевой колесницей, моя жена, мои дети… Рамзес, Тутмос, Неферкари, Меркана, Сети. И мне вспоминаются чужие жены, и чужие дети. Мои заложники, которых я приказал утопить. Я проглатываю ком в горле. Я до сих пор слышу их крики. Когда их топили, я думал о своей семье. Неужели у меня есть семья? Вот и меня постигла Кара.
Не всё понял я в этой женщине. Не всё предусмотрел.
Моя ошибка в том, что я позволил Кале любить детей. Надо было разлучить её с ними. А своего первенца Рамзеса, она просто обожает. И теперь пытается его защитить.
Его, она уже не спасёт.
А вот меня погубить сумела.
Да…, я и не думал, что умру вот так.
Я приподнимаюсь и трогаю Пафнутия за плечо.
– Это была Кала.
Он смотрит на меня измученными, больными глазами. Он уже и сам от всего устал.
– Пойдём, – шепчу я ему.
Пафнутий согласно кивает.
При виде меня, Кала резко встаёт с циновки.
Я внимательно вглядываюсь в нее. Необыкновенной красоты лицо, гордая посадка головы, и чтобы не случилось, всегда прямая спина.
Её покои приготовлены к трауру по мужу. Немного поспешила.
Я терпеливо жду, когда служанки оставят нас.
Пафнутий осторожно подкрадывается к Кале сзади.
– Это ты принесла кувшин с ядом?
Кала начинает громко смеяться.
Мне неприятно.
Пафнутий толкает её. Не удержавшись, она падает на колени возле моих ног.
Это не останавливает её. Она начинает ещё громче смеяться и кричать.
– Животное! Ты всё-таки выпил мой яд! Я знала, что Исида не оставит меня! Что она поможет мне! Убийца! Ненавижу тебя! Ненавижу!
Она выплёвывает эти слова мне в лицо. Теперь я знаю, что она копила их всю жизнь. Маленькая девочка, с маленькими ладошками, навсегда ставшая моей единственной женой. И если бы меня спросили, что я сейчас чувствую, я бы даже не знал, что ответить. Но тот, кто пережил такое, всегда поймет меня.
Левой рукой я запрокидываю ей голову. Она начинает визжать и сопротивляться.
От мёртвых стен веет холодом и пустотой, и я чувствую это спиной.
Пафнутий бросается ей на ноги.
Выхватив из-за пояса кинжал, я пытаюсь перерезать ей горло.
Но в последнее мгновение, каким-то чудом Кала неожиданно вырывается и начинает метаться.
