Ознакомительная версия.
И она показала дрожащими, в темных старческих пятнах руками, как Кшесинская держала свой ридикюль.
«Дворец Кшесинской» после Февральской революции заняли большевики. В верхних комнатах было накурено махоркой, по затоптанным лестницам ходили бесконечные посетители, матросы несли охрану. В ее любимой зале, той, где высокое зеркало над каминной доской и зимний сад, в апреле 1917 года была конференция большевиков. И здесь, на ее стульях, сидел Филипп Голощекин, получивший назначение руководить большевиками Урала. Он и будет тем человеком, который решит судьбу двух близких ей людей – Николая и Сергея.
Она не верила в стабильность ситуации, во Временное правительство. Она уезжает из Петрограда вместе с сыном.
На вокзале их провожал Сергей Михайлович. Поезд отходил. Он стоял, в длинном пальто, в шляпе, как видение из того, навсегда исчезнувшего мира.
В Кисловодске ее встречал Андрей. Там же она получила последнее письмо от Сергея Михайловича. Письмо шло очень долго. И в то время, когда она читала, его автор, блестящий петербургский щеголь, в грязных опорках, в кровоподтеках от ударов, с простреленной головой лежал на дне шахты; а другой царственный любовник, обезображенный серной кислотой, нашел пристанище на дне ямы в лесу под Екатеринбургом.
Уже в Париже мечта Маленькой К. наконец сбылась: великий князь Андрей Владимирович женился на ней. Его брат, Кирилл, стал русским императором в изгнании, а она – его законной родственницей...
«ТАМ, У ОКНА, В КОБУРГСКОМ ЗАМКЕ» (Продолжение дневника молодого человека)
В начале 1894 года стало ясно: жить Александру III оставалось недолго. Видимо, это было следствием того ужасного крушения поезда в Борках – он получил тогда ушиб, который развился в смертельную болезнь почек. Надо было срочно готовить брак наследника.
Внезапная смертельная болезнь императора закончила игру с участием Маленькой К.
Заработали дипломаты, – пошла непрерывная переписка между Петербургом и Дармштадтом.
В апреле в Кобурге была назначена свадьба брата Аликс – Эрни с Саксен-Кобургской принцессой Викторией-Мелиттой (в семье ее звали Даки). Император Вильгельм II, английская королева, бесчисленные принцы съезжались в Кобург. На пороге грозного нового века состоялся один из последних блестящих балов королевской Европы.
Россию представлял мощный десант великих князей. Приехал и священник, отец Иоанн Янышев – духовник Царской Семьи. Его присутствие ясно говорило о самых серьезных намерениях прибывших. Прибыла в Кобург и Екатерина Адольфовна Шнейдер – она учила русскому языку Эллу, родную сестру Аликс. В случае успеха дела она должна была обучать русскому языку гессенскую принцессу. И, конечно же, приехала любимая сестра Элла.
Итак, на свадьбе Эрни должна была произойти помолвка Аликс. Это знали все.
Из дневника Николая:
«5 апреля... Она замечательно похорошела, но выглядела чрезвычайно грустной. Нас оставили вдвоем, и тогда начался меж нами тот разговор, которого я давно очень желал и... очень боялся. Говорили до 12 часов, но безуспешно: она все противилась перемене религии, она, бедная, много плакала, расстались более спокойно...»
Все утопало в сирени. Холодная прекрасная весна. Так начались эти дни. Несмотря на ее отказ, он был радостно спокоен, он знал, что все их родные за этот брак, и главное – он знал, что она его любит. Было правило, которое он открыл для себя, дважды оказавшись на краю гибели: во всем полагаться на Бога. Этим он будет руководствоваться всю дальнейшую жизнь. Но в те кобургские дни, нарушая это правило, он очень настойчив. Девушка, которую он хотел в жены, была глубоко религиозна. И он щемяще жалел ее, понимая, что значила для нее перемена религии. И, любя ее за это отчаяние и слезы, он своей ласковой настойчивостью помогал переложить на него ответственность за решение.
А она... она много плакала в эти дни.
Впоследствии она много раз будет писать, как трудно ей было принять это решение – поменять религию. Конечно, религия играла огромную роль в ее жизни. Но ведь и ее прабабушки, гессенские принцессы, отправлявшиеся в далекую Россию, меняли религию. И ее сестра Элла, принявшая православие, была счастлива в новой религии. Нет-нет, было еще что-то, отчего она плакала все эти дни. И это «что-то» она не могла выразить словами: натурам экзальтированным, нервным в решающие минуты судьбы дано предчувствовать будущее. Не оттого ли она почти с ужасом, из последних сил, пыталась говорить ему «нет»?
«7 апреля. День свадьбы Даки и Эрни. Началось с того, что я опоздал на завтрак, и мне пришлось идти петухом перед толпой на площади. В 12 часов все собрались наверху, и после подписания акта гражданского брака пошли в церковь. Эрни и Даки – хорошая пара. Пастор сказал хорошую проповедь, содержание которой удивительно подходило к существу переживаемого мной вопроса. Мне в эту минуту страшно захотелось посмотреть в душу Аликс. После свадьбы был фамильный обед... Молодые уехали в Дармштадт. Пошли гулять с дядей Владимиром, доползли, наконец, до замка... Подробно осмотрели музей оружия. Обедали у тети Мари, в мундирах, из-за императора, который штатского не одевает. И затем пошли, скорее перебежали, под ливнем в театр. Давали первый акт „Паяцев“.
Как весело ему было карабкаться на гору в этот замок, а потом вечером перебегать улицу и в мокром мундире сидеть в театре! Ему все было тогда весело, потому что он знал: все должно случиться и уже завтра обязательно случится! И он любил их всех: милый Эрни, милая Даки, милый Вилли, так смешно обожавший мундиры, и милый дядя Владимир...
«8 апреля (число трижды подчеркнуто им в дневнике. – Э.Р.). Чудный, незабвенный день в моей жизни! День моей помолвки с дорогой, ненаглядной моей Аликс. После разговора с ней мы объяснились между собой... Какой радостью удалось обрадовать дорогих папа и мама. Я целый день ходил как в дурмане, не сознавая, что, собственно, со мной приключилось... Потом был устроен бал. Мне было не до танцев, ходил и сидел в саду с моей невестой. Даже не верится, что у меня – невеста».
В письме к матери он описал подробнее странное отчаяние и слезы Аликс
«Она плакала все время, и только от времени до времени произносила шепотом: „Нет, я не могу...“ Я, однако, продолжал настаивать и повторять свои доводы, и хотя этот разговор длился 2 часа, он не привел ни к чему.» Я передал ей ваше письмо (письмо датской принцессы, счастливо сменившей свою религию. – Э.Р.), и после того она не могла уже спорить... Она вышла к нам в гостиную, где мы сидели с Эллой и Вильгельмом (ах как ждал император этого брака! – Э.Р.) и тут, с первого слова, она согласилась. Одному Богу известно, что произошло со мной. Я плакал, как ребенок, и она тоже. Нет, дорогая мама, я не могу выразить, как я счастлив. Весь мир сразу изменился для меня: природа, люди – все мне кажутся добрыми, милыми и счастливыми. Я не могу даже писать, до того дрожат мои руки... Она совершенно переменилась, стала веселой, забавной, разговорчивой».
Он подарил ей кольцо с рубином и вернул ту самую брошь – когда-то подаренную на балу. Она носила его кольцо на шее, вместе с крестом, и брошь всегда была с ней.
Из ее письма в 21-ю годовщину помолвки:
«8 апреля 1915 года. Мои молитвы витают вокруг тебя в нашу годовщину. Ты знаешь, я сохранила... платье принцессы, которое я носила в то утро. И я буду носить твою дорогую брошку».
В 22-ю годовщину: «8 апреля 1916 года. Я хотела бы крепко обнять тебя и вновь пережить наши чудные дни жениховства. Сегодня я буду носить твою дорогую брошку... Я все еще чувствую твою серую одежду... ее запах – там, у окна, в кобургском замке...»
В грязном кострище, где сожгли их одежду утром 17 июля 1918 года, будет найден бриллиант в 12 карат. То, что осталось от броши. Она была с ней до конца.
Но тогда... как он был счастлив тогда! И она тоже старалась быть счастливой. Но все-таки продолжала плакать и в эти дни. Окружающие ничего не понимали. Наблюдая ее слезы, простодушная фрейлина записала в дневник то, что должна была записать: Аликс не любит своего будущего супруга. Да она и сама не понимала своих слез...
«Те сладкие поцелуи, о которых я грезила и тосковала столько лет и которые уже не надеялась получить... Если на что-то я решусь – то уже навсегда. То же самое в моей любви и привязанности – слишком большое сердце, оно пожирает меня...» (Письмо от 8 апреля 1916 года.)
А он – он был безоглядно счастлив. Всю жизнь он весело будет вспоминать, как играл оркестр в кобургском замке и как во время брачной церемонии, утомленный обедом, засыпал дядя Альфред (герцог Эдинбургский) и с грохотом ронял свою палку... Как он верил тогда в будущее! И все эти дяди и тети (королева, император, герцоги, принцы, князья), еще решавшие тогда судьбы народов, толпились в залах кобургского замка и тоже – верили в будущее. Если бы они смогли тогда увидеть будущее!
Ознакомительная версия.
