А буквально на другой день, 5 апреля 1918 года, по Светланской под отрывистую военную мелодию дудок и барабанов прошагали первые батальоны японских пехотинцев: во Владивостоке началась высадка японских, а затем и английских войск – якобы для защиты прав иностранных собственников в городе и во всем Приморском крае.
Японская военщина сразу дала понять, кто отныне в городе хозяин: словно напоминая о недавнем позоре Цусимы и Мукдена, японцы с открытым пренебрежением относились к сегодняшним русским «союзникам». Вчерашние парикмахеры, владельцы мелких лавочек, услужливые разносчики вдруг оказывались солдатами, а то и лейтенантами доблестной армии Страны восходящего солнца.
Каково было знать русским офицерам, еще донашивавшим лохматые маньчжурские папахи, что и сам стоящий нынче на рейде с орудиями, направленными на город, крейсер «Ивами» – это русский крейсер «Орел», захваченный японцами после Цусимского сражения!
Да и земская управа не совсем уютно чувствовала себя, весьма двусмысленно подпираемая иноземными штыками, которые то ли защищали, то ли придерживали ее власть.
Такое «подвешенное» положение длилось до самой середины лета. А 29 июня 1918 года Василия разбудили выстрелы.
Он рванулся было на улицу, но вовремя остановился, не добежав до первого этажа. Не годилось респектабельному обитателю гостиницы «Тихий океан» интересоваться уличными инцидентами. Однако следовало выяснить, что означала нараставшая стрельба.
Столпившиеся в вестибюле растерянные жильцы знали не больше Василия. Оставалось прислушиваться к разноречивым догадкам и слухам, пока следом за близким взрывом и звоном выбитого взрывной волной стекла в вестибюль не ввалился окровавленный человек в разорванной одежде. Оказывая ему помощь, постепенно выяснили, что части Чехословацкого корпуса, которые не получили ответа на свой ультиматум Владивостокскому Совету о немедленном роспуске всех рабочих военных формирований, только что заняли помещение Совета. В городе идут уличные бои.
Столкнувшись в записках Николая Васильевича Мурашова с этим инцидентом, мне захотелось прояснить прежде всего для себя, что такое этот Чехословацкий корпус и откуда он взялся сначала в самом сердце России – в Поволжье, а потом и на ее восточной окраине, пройдя эшелонами через всю Сибирь.
То, что мне удалось уяснить, вкратце сводится к следующему: изначально чехи воевали против Антанты на стороне Германии как воинское подразделение Австро-Венгерской империи Габсбургов, в которую входила Чехия. Воевать за австрияков они не хотели и массами сдавались в плен. Когда в России грянула Октябрьская революция, главным стремлением всего состава Чехословацкого корпуса стало возвращение на родину. Имея в виду, что необозримые просторы России были охвачены Гражданской войной, а на западе путь преграждали и немцы, единственным оставался путь морем из Владивостока, а основной надеждой – земское правительство, ибо Советской власти чехи не доверяли, считая ее виновницей нестабильности в стране.
К вечеру пальба стихла. Советская власть во Владивостоке пала. Она просуществовала около девяти месяцев. Воспользовавшись ситуацией, в порту высадился десант японских и английских войск. Обывателям оставалось только наблюдать, как с каждым днем наращиваются силы экспедиционных войск интервентов. Вскоре их число достигло ста пятидесяти тысяч.
Но наращивались и силы сопротивления. В середине июля 1918 года Дальсовнарком объявляет мобилизацию: создаются вооруженные силы Дальнего Востока. Это была та самая третья сила, которой в ближайшее время предстояло стать главной головной болью и оккупантов, и так называемой земской власти.
* * *
Неудивительно, что вскоре дал о себе знать давний знакомец из военного разведывательного отделения, который помог в свое время Василию стать военным переводчиком.
Василию предложили продолжить работу переводчиком, но на этот раз обещали рекомендации в Управление военно-полевых сообщений японских войск. «Да впрочем, – было замечено вскользь, – ваша биография для японцев лучше всяких рекомендаций. Можете на нее и ссылаться: мол, движимый чувством вечной благодарности к Стране восходящего солнца, явился предложить свои услуги… И так далее». Видимо, на дальнейшую проверку «алмаза» жизнь просто не оставляла контрразведке времени.
– А ваш интерес тут в чем? – напрямую спросил Василий. – Японцы же вроде теперь наши союзники?
Собеседник усмехнулся:
– Азия – дело тонкое. Так уж лучше заранее остеречься.
Он обещал «встречами не досаждать», но на всякий случай объяснил, как его найти, «если появятся важные новости». Для постоянной связи назначался бывший сослуживец Василия – капитан Меньшов.
Обстоятельства складывались как по заказу: на кого бы ни работал новоиспеченный разведчик, лучшей должности, чем переводчик в японском военном учреждении, для него трудно было придумать.
На другой день после этого разговора Василий, как обычно, по привычке направился с утра в спортивный зал. Он медленно шел по улицам, вслушиваясь в знакомые звуки японской речи, и пытался разобраться в собственных чувствах.
Кстати, занятия в кружках спортивного общества на неопределенное время вообще прекратились. Однако, лишившись тренерского заработка, Василий сохранил за собой право приходить в спортзал, чтобы заниматься там для поддержания спортивной формы. К тому же привычные комплексы «ката» помогали собраться и внутренне и словно возвращали уверенность и спокойствие. Заглядывали туда и некоторые другие борцы, не желавшие терять спортивную форму.
На Корабельной, недалеко от спортивного зала, его схватил за рукав мальчишка, похожий на газетчика. Он сунул ему несколько листков и шмыгнул в проходной двор, не дожидаясь оплаты. В спортивном зале было пусто – кому сегодня было до тренировок!
Василий подошел к окну и развернул листовки. На одной из них было сообщение ЦК РКП(б) и Совнаркома РСФСР о высадке интервентов во Владивостоке. «Отпор японскому вторжению и беспощадная борьба с их агентами и пособниками внутри страны есть вопрос жизни и смерти для Советской Республики, для трудовых масс и всей России», – говорилось там.
На втором были напечатаны директивы Владивостокскому Совету: «Мы считаем положение весьма серьезным и самым категорическим образом предупреждаем товарищей. Не делайте себе иллюзий: японцы, наверное, будут наступать. Это неизбежно. Им помогут, вероятно, все без изъятия союзники. Поэтому надо начинать готовиться без малейшего промедления готовиться серьезно, готовиться изо всех сил».
Директивы были подписаны Лениным. На полях листовки виднелась чуть заметная пометка карандашом: «Полтавская, шесть. 15 ч. Завтра».
Василий усмехнулся: неизвестный, назначавший встречу, был юмористом – рядом, на Полтавской, в доме № 3, размещалась контрразведка. Вряд ли стоило, чтобы там знали о предстоящем разговоре.
Пойдя по указанному адресу, он обнаружил, что по улице Полтавской, дом № 6, разместилась фотография. Вывеска гласила: «Салон бр. Кузнецовых». Василий, прифрантившийся, в шляпе, с галстуком-бабочкой, вполне годился в клиенты фотографического салона. Он приостановился у витрины, рассматривая образцы, когда заметил хозяина – видимо, одного из «бр. Кузнецовых», – подававшего ему знаки из-за бархатной, обшитой помпончиками портьеры. Он вошел.
Его провели в кабинку, и со стула навстречу Василию поднялся уже знакомый ему по спортивному залу немолодой солдат. Поздоровались. Начавшемуся разговору, по всему видать, предстояло быть долгим, открытым и серьезным.
* * *
– А ты уверен, что именно тогда он стал работать на разведку красных? – в раздумье спросил я самого себя. – Ведь Василий Сергеевич был, по всему видать, таким человеком, что вряд ли стал бы предпринимать какие-то шаги, не будучи убежденным в правоте того дела, за которое он выступает. Вряд ли он уже был к тому времени большевиком.
– Ну, во-первых, военная разведка у красных к тому времени находилась еще только в процессе создания, – возразил я своему предполагаемому оппоненту. – Большевики, судя по всем просмотренным мною книгам, не тронули военную разведку царской армии, хотя далеко не все из ее структур были согласны работать на новую власть. Только в марте того же 1918 года при Высшем военном совете, созданном Совнаркомом республики, было организовано Оперативное управление, где была и должность помощника начальника по разведке. На первых порах на местах разведка велась на базе партизанского движения. Думаю, на Василия Сергеевича и вышли люди из партизанского подполья.
Что касается второй части вопроса, то, определенно, Василий Сергеевич не мог остаться безучастным к словам о том, что Россия в опасности. Человек из народа, он присоединился к народной борьбе с интервенцией. В этом он был вполне солидарен с большевиками, возглавившими эту борьбу. Во всяком случае, он согласился держать связь с подпольем, это доказано позднейшими событиями. Почему бы не предположить, что единственная сохранившаяся фотокарточка Василия Сергеевича была сделана именно во время этого визита во владивостокскую фотографию?
