— Да пошлёт он тебе свои милости! — произнёс митрополит, крестя князя.
— Далеко ли путь держишь? — спросил митрополит.
— Да в Мягково!
Пётр понял, зачем, и улыбнулся доброй старческой улыбкой.
— Растёт, — бородой показывая на возводимые стены церкви, произнёс митрополит.
— Хочу, чтобы росла быстрее, — ответил князь.
— Ну, ступай, — митрополит ещё раз перекрестил его.
Спустившись к берегу, проехав сквозь торговые ряды, князь по льду реки выехал на другой берег. Не успел въехать на улицу, как встретил двух всадников. Один из них ещё издали снял малахай и что-то сказал спутнику. Тот, когда подъехали поближе к князю, спрыгнул с коня и, прижав руку к сердцу, произнёс:
— Князь, дозволь слово молвить.
— Кто ты будешь, мил человек? — спросил князь, останавливаясь.
— Я — Иван, сын Бурка. Еду, князь, к тебе по повелению своего великого князя Александра, — при этих словах князь скривился, — велено мне сказать, что едут к тебе его посланники, они тебе кланяются и нижайше просят их принять!
— Где они? — быстро спросил князь.
По его тону можно было понять, что эта весть не очень его обрадовала. О том, что его хочет пригласить в Тверь Александр, он знал. Поведал ему об этом сам митрополит, отказать которому он не мог, хотя в душе был против. Одна из причин — боязнь. Хан Узбек был хитрым, умным правителем. Его устраивало, что эти два самых сильных княжества ведут постоянную борьбу друг с другом, подрывая свои силы. А если они объединятся? Нет, хан никогда этого не позволит! Тогда зачем накликать на себя несчастье? Но в то же время, как потом ему смотреть в глаза митрополита Петра, который очень хочет, чтобы князья жили в мире, в дружбе. Он как-то сказал:
— Мы поставлены от бога, чтобы удерживать вас от кровопролития.
Мысль работала быстро.
— Иван, сын Бурка, — князь обратился к гонцу, — хочу вас хорошо, по чину встретить. Велю подождать в Тверской слободе. Я пришлю за вами своих бояр. Так и передай.
Иван, сын Бурка, улыбнулся:
— Слушаюсь, князь. Вели ехать?
— Ехай! — бодро сказал Иван Данилович, стегнул коня и поскакал назад, отложив поездку в каменоломни.
В гридницу он пригласил бояр Василия Кочеву, Никиту Плещея, дворского Осипа Уварова. Войдя в гридницу, они застали князя сидящим у очага. Он грел руки с мороза. Князь не стал пересаживаться в кресло за большим столом, а сказал им взять сидельца и подсаживаться к нему. Когда они уселись в полукруг, Иван Данилович оглядел их, точно видел впервые, потом произнёс:
— К нам пребывает тверское посольство.
Сказав, опять поочерёдно посмотрел на приглашённых. Осип заёрзал на месте. Князь усмехнулся.
— Что, гостям не рад? — и добавил: — Я и сам не рад. Но... — и пожал плечами.
Помолчав некоторое время, снова заговорил:
— Ты, — он показал пальцем на Василия, — едешь встречать гостей. Привезёшь их завтра к ночи. Въезжать будешь через западные ворота. Ты, — князь поглядел на Никиту, — уведоми баскака, что завтра выезжаем на соколиную охоту. Скажи ему, что я подарю ему лучшего сокола.
Плещей улыбнулся:
— Он любит это!
Улыбнулся и князь:
— Кто не любит! Возьмёшь шатры, — голос князя посуровел.
— Надолго едем-то? — спросил Плещей.
— Пока гости не уедут — ответил князь. — А ты, Осип, сделай так, чтобы они из стен не выходили.
Всем было ясно, что князь не хочет, чтобы баскак знал о прибытии тверичан. Только они не понимали одного: баскак без князя не поедет. А как же гости? Ивана Даниловича трудно провести. Он понял, что их мучит.
— Осип, — сказал князь, — сходишь к митрополиту и возьмёшь у его дворского траву, которой преподобный освобождает желудок.
Все поняли намерения князя и заулыбались. Но взгляд князя был строг.
— Василий, ты споймал... стародубского сыночка? — неожиданно спросил князь.
— Нет, — ответил тот, опустив голову, — ищем, но он как в воду канул.
— Ищи. Мы на нём покажем другим не замышлять подобные поступки.
На другой день, спозаранок, из кремля выехал небольшой отряд. Редкие путники, встречая его, отмечали про себя: «Князь едет на охоту». Об этом они догадывались по сокольничим, которые держали на руках хищных птиц. Князь ехал рядом с баскаком. Тот был рад такой неожиданной поездке. Засиделся в хоромах, душа просила простора. Баскак рассказывал князю, как он в детстве в далёких монгольских степях охотился с отцом. Князь слушал, но весь его вид говорил, что он о чём-то сосредоточенно думал.
И вдруг князь сморщился, схватился за живот. Потом, стегнув коня, ускакал в ближайший лес. Когда вернулся, его лицо было болезненно искривлено. Немного проехав, он опять помчался в лес. На этот раз, вернувшись, сказал, что он их догонит.
надо подлечиться дома, и, подмигнув Плещею, повернул коня. Баскак несдержанно рассмеялся и что-то бросил вслед князю. Иван Данилович обернулся и шутливо погрозил плетью.
А в княжеских хоромах готовились к встрече нежданных гостей. Обоз прибыл в Кремль около полуночи. Посланцев пришлось вытаскивать из кибиток, настолько они были пьяны. Пока растаскивали их по одринам, князь всё это время смеялся.
— Скажи, Василий, — спросил он, — как тебе удалось так их напоить?
Улыбнулся и боярин. Хитро сощурив глаза, ответил:
— Да попался Потап Сурожанин, а он же тожить частый гость в Твери. Купчина-то знатный. Он к себе-то их и зазвал. Те было заупрямились, мол, срочно к князю надоть. Да я пособил. К нему и свернули. От него я-то их в Заяузье завёз к гончарам да кожевникам. Те окружили дорогих гостей... — он глянул на Ивана Даниловича.
Тот зевнул. Ему стало понятно.
— А как ты, князь, вернулся?
Иван Данилович вспомнил возвращение. Рассказывать не стал, только ответил:
— У Плещея спросишь! — и хохотнул. — Почивать пошли, завтра тяжёл день будет.
Не успели гости проснуться, как их тут же позвали к князю. Он встречал их в гриднице за накрытым столом. Представления не получилось. Князь тут же усадил их за стол. Кошка всё же успел сказать, что молодой князь Александр и его жена Анастасия приглашают князя Ивана Даниловича и княгиню на Благовещение к ним в Тверь. Князь, прежде чем ответить, прикинул, что свой отъезд мог обозначить для баскака как выезд на полюдье. Кочева с интересом посмотрел на него.
— Хорошо! — ответил князь. — Будем! А пока, дорогие гости, попотчивайтесь с дальней дороги.
И отроки тотчас налили тверичанам в кубки заморские вина. Гости переглянулись. Их лица выражали удовлетворение. Ещё бы! Согласие получено! Вот только как быть с подарками? Хотелось как-то прилюдно их вручить. Александр Романович, грузный, представительный мужчина, попытался прояснить это дело. Но его перебил князь:
— Этим пусть займётся Миняй!
Бояре много слышали о нём, главном княжеском казначее, и перечить не стали. Иван Данилович поднял кубок:
— Выпьем-ка за вашего князя!
И пошло, и поехало. После третьего кубка, когда в душе появилось горячее желание высказаться, поднялся Александр Романович. Пухлыми пальцами он отбросил назад волосы и заговорил грудным басом:
— Князь! Дозволь слово молвить.
Князь испытующе посмотрел на него. Но кроме довольства на его лице ничего не заметил и кивнул головой.
— Великий князь! — боярин льстил хозяину, назвав его так. При этих словах он даже подобрался. — Я понимаю, почему ты так охотно откликнулся на приглашение. Вот проехал я по твоему городу и увидел, как много тут строится, растут твои слободы. Тебе нужен мир, — он поднял кубок. — Да будет мир между нами. Твоё здоровье, князь! — и, пошатываясь, пошёл целоваться с князем.
Гостей опять угостили так, что они не заметили, как исчез князь. Главным их переговорщиком стал Кочева.
А Иван Данилович мчался к баскаку. Ему очень не хотелось, чтобы тот его в чём-то заподозрил. Увлечённый охотой, Ахмыл встретил появление князя с радостным возбуждением. Переполненный гордостью, он схватил князя за руку и со словами: «Ти смотреть моя добыч!» потащил его к шатру, где складывались охотничьи трофеи.
— Мой добыч! — показал он на кучу сваленных лис, зайцев, куропаток.
С его широкого татарского лица не сходила улыбка. Соболья шуба, подарок князя, была распахнута, открывая русскую луду, златом вытканную. Тоже — княжий подарок. Он был чуть ниже среднего роста, но крепкий, кряжистый мужик.
— Молодец! — князь потрепал его по плечу.
По блестящим глазам можно было видеть, что похвала оказалась весьма приятна баскаку.
Князь посмотрел на Плещея:
— И нам пора?
Тот кивнул. Осёдланные лошади уже ожидали их. А в сторонке толклись сокольничие, ожидая команды. Конюх подвёл князю коня, гнедого жеребца. В скупых зимних лучах его шерсть горела серебром. Он так и норовил вырвать узду, но твёрдая рука князя осаживала разыгравшегося жеребца. Вставив ногу в стремя, он легко вскочил в седло. У татарина конь «родной», меньше княжеского, но мало в чём уступает тому.
