— Не захотят миром — заставим силой.
— Но ведь это повторение сорокового года.
— Сороковой больше не повторится. Я же сказал, что той, прежней Чечни уже не существует.
— Но силы-то сохранились. Они будут драться.
— Тогда мы окончательно разобьем их. Сегодня другие времена, а значит, и другие обстоятельства. На правом берегу Сунжи и Терека — казачьи станицы, в Нагорной Чечне — десятки военных укреплений. Как видите, большая сила. И в каком бы уголке Чечни ни вспыхнул очаг войны, он будет ликвидирован максимум в течение двух-трех недель.
— В том случае, если чеченцы построятся в боевые линии и примут сражение по всем правилам классической военной науки.
Тогда, разумеется, и двух-трех недель много. Но они не примут открытый бой. Нет. Они скроются с семействами в горах и будут вести обычную для себя малую войну, скрытую, партизанскую, в которой они уже не раз и не два проявили себя непревзойденными мастерами. При таком раскладе едва ли будет возможно сладить с ними и за три года.
— У нас иного выхода нет.
— У них и подавно. Чечня потеряла не только лучшие земли, но и половину своего мужского населения. Чеченцы не могут вернуться к своему довоенному общественному строю, примитивному хозяйственному быту, но они не смогут и жить под одной крышей с победителями. Они не в силах выдворить нас. Как видите, ваше превосходительство, это тупик, из которого и чеченцы сегодня ищут выхода. У них два пути: либо погибнуть в неравной борьбе, либо по примеру закубанских горцев отправиться в Турцию.
— Какой же, по-вашему, путь они изберут?
— Если правительство попытается осуществить намеченный план, они выберут первый. А это — новая война.
— Что же вы предлагаете?
— Попытаться переселить их в Турцию. Добровольно.
— Вы серьезно? — усмехнулся Михаил Тариэлович. — Мне кажется, что вы и сами не верите в реальность своих слов, генерал.
— Отчего же, верю.
Михаил Тариэлович выжидающе посмотрел на Кундухова:
"Любопытно. Как же ты собираешься осуществить такое?"
— Используем старый, веками испытанный способ, — подкуп, — проговорил Кундухов. — Соблазним деньгами наиболее влиятельных лиц. Поручим им распространить среди населения прокламации от имени турецкого султана. Подобных образцов у нас хватит. Пусть в Тифлисе их переделают на чеченский лад. Уверен, многие
"клюнут".
— Сомнительно. Весьма сомнительно, — разочарованно протянул Лорис-Меликов. — Не уверен, что наши любезные чеченцы согласятся на переселение в Турцию.
— Думаете, выберут Малую Кабарду?
— Туда переселить их будет значительно легче. Кабарда-то недалеко от их родных краев. Близость родины — серьезный психологический фактор.
— Вы забыли, что Турция — мусульманская страна, а это тоже многое значит. Ведь добровольное присоединение закавказских народов к России произошло главным образом благодаря религии.
И те же балканские славяне доброжелательно относятся к России, опять-таки из-за единоверия. Когда мы в Закавказье создали Эриванскую область, то в нее из Турции и Персии переселились десятки тысяч армян. В период же нашей войны с Турцией в Россию хлынула масса болгар и сербов. Если говорить о западных горцах, то они переселились в Турцию именно потому, что имеют одну веру с турками. В любом деле важна не только сила, но и хитрость. Я уверен, убежден, что мы сможем переселить чеченцев в Турцию, скрыв участие в этом нашего правительства.
— Если вы уверены в успехе, то кто же возьмется за организацию сего дела? Ведь здесь нужен будет такой человек, который был бы верен правительству, с одной стороны, но которому и доверяли бы чеченцы — с другой.
— Такой человек сидит перед вами. Я генерал русской армии и присягал на верность царю, но чеченцы, тем не менее, верят мне.
— Да, знаю. У чеченцев вы пользуетесь большим авторитетом…
Так что же вам потребуется?
— В первую очередь, тысяч десять рублей для начала переговоров с влиятельными лицами. Затем письма, в которых султан приглашал бы чеченцев в свою страну, и тексты ряда других его обещаний; поручительство нашего правительства по оказанию помощи желающим переселиться. И, наконец, полное сохранение в глубокой тайне участия в разработке и организации этого предприятия как самого правительства, так и меня лично, в первую очередь.
Командующий задумчиво разглаживал усы.
— А примет ли чеченцев турецкое правительство? Ведь наши закубанские горцы уже буквально наводнили Турцию. Турки и по сей день никак не могут разобраться с ними, устроить их жизнь и быт. Борясь за выживание, горцы гибнут, занимаются грабежами, вступают в стычки с местным населением. Чеченцы не могут не знать об этом и не опасаться аналогичной собственной участи.
— Я лично поеду в Константинополь и улажу все эти дела. При дворе султана у меня хорошие связи. Надеюсь, что разрешу все вопросы.
"Уж что-то больно подозрительна забота о чеченцах, которую он проявляет, — мелькнула мысль. — Интересно, какие же личные цели он преследует?"
— Скажите, вам-то, собственно, какая от всего этого польза?
— не выдержал в конце концов Лорис-Меликов.
— Никакой, клянусь вам! — воскликнул Кундухов, не опуская глаз под пристальным взглядом начальника области. Ему нечего скрывать и стыдиться, он ведет честную игру. Так, во всяком случае, казалось ему тогда. — Если мне удастся выполнить задуманное, то предотвращу готовящееся восстание. На пользу и чеченцам, и правительству. Чеченцев я спасу от гибели, правительство — от новой войны. И не свершится еще одно кровопролитие.
"Врешь, лиса. Ой, врешь! На твоей совести столько чеченской крови, что не тебе жалеть ее".
— И все-таки, дорогой Муса Алхазович, лично для себя вы ничего не требуете?
— Лично себе — ничего. Если же говорить об интересах дела…
Допустим, я сам повезу в Турцию людей, недовольных нашими порядками, и тем самым окажу немалую услугу правительству. Но чтобы увезти их туда, я должен стать во главе переселенцев.
Более того, сам вместе с семьей отправиться в Турцию… Исходя из этого, просил бы правительство разрешить мне переселение и заодно решить вопрос с моим имением…
"Что-то явно задумал этот хитрец. Какая же темная душа. Ну да черт с тобой! Если тебе удастся убрать с моей шеи хотя бы тысячу чеченских семей, а вместе с ними убраться и самому, то ничего страшного не произойдет. Только спасибо скажу и вздохну свободнее".
— Много у вас земли? — спросил Лорис-Меликов, хотя сам был отлично осведомлен об имении Кундухова.
— Две тысячи восемьсот десятин. Дом и постройки каменные.
— Сколько же вы хотели бы получить за свое имение?
— Ну, если оно стоит примерно тысяч сорок пять… А это, как минимум…
"Тоже, нашел дурака. За твое имение в базарный день дадут не более пятнадцати тысяч".
— И еще прошу, ваше превосходительство, разрешить отправиться в Турцию вместе со мной осетинам, тем, кто изъявит желание.
— А много таковых найдется?
— Тысяч пять семейств наберется.
"Поистине, Бог милостив. Если его затея выгорит, моя область очистится от многих отъявленных разбойников!"
— Ну что же, Муса Алхазович, о вашем предложении я напишу наместнику. И приложу свое положительное мнение.
Оба генерала встали и, высказав друг другу самые дружеские чувства, вежливо расстались.
Настроение Михаила Тариэловича было приподнятым.
"Ради такого дня не грех и рюмочку-другую пропустить", — подумал он, направляясь к дому по тенистой аллее.
Спустя десять дней после описанной выше встречи Лорис-Меликов получил телеграмму следующего содержания:
"Телеграфу Владикавказа. Из Поти. Телеграмма № 198. 17 мая 1864 года.
ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ
Владикавказ. Командующему войсками. Великий князь согласен на предложение К. Желаю успеха. Чем дальше, тем лучше.
Карцов.
Наша цель — свобода, ради нее мы готовы на всё.
Сенека
Весна…
Радуется земля, облачаясь в весенние, яркие наряды, тянется земля, чтобы грудью своей припасть к теплому солнцу, впитать в себя его живительные лучи. Тысячи звонкоголосых ручейков, слившись в мощный хор, без устали поют ей свою здравицу, свой благодарственный гимн. И птицы славят весну. Едва заметное в прозрачной синеве неба, в зеленой дымке распускающихся деревьев, кустов и трав разноголосое пенье их доносится отовсюду.
