Она обвела тяжелым взглядом стоящих вокруг нее солдат, посмотрела на две макушки самых дорогих для нее людей и, разжав сведенные пальцы, выпустила серп. Тот с глухим стуком упал к ее ногам. А потом стала отвязывать рукоять меча от правой руки. Соджун о таком только слышал. Слышал о воинах, которые привязывают к ладони рукоять клинка, чтоб она не выскользнула из мокрых пальцев. Женщин-воительниц он никогда не видел. Когда меч так же упал на пол, перед ней расступились солдаты, и она, прижав две детские головки к своим плечам, покинула дом.
Но как только когда они вышли на улицу, Соджун увидел тело бывшего советника.
— Мой господин! — закричала Елень.
— Отец! — хором заголосили дети, и все трое бросились к телу.
Соджуну пришлось вновь вытащить клинок и вновь остановить солдат.
— Дайте им проститься, — тихо сказал он.
Елень гладила любимое лицо, обливая его горячими слезами, и не было в мире человека несчастней ее. Соджун смотрел на нее, и ему самому было горько и больно, а позади нее, в разрушенном саду горел чайный домик, где совсем недавно так ласково принимали капитана Палаты Наказаний Ким Соджуна…
[2] Шляпа стражника. В отличие от обычных имеет непрозрачные твердые поля.
[4] Нить крупных бусин. Гыткым крепился лишь к шляпам в форме кат и чжонрипу (шляпа служащего магистрата). По форме и ценности гыткыма можно было узнать достаток дворянина.
Глава третья.
Соджуну надлежало вернуться в поместье, которое он так поспешно покинул, а он не спешил. Всех уцелевших домочадцев и челядь сгоняли гуртом в центр двора. Елень с детьми оставили в стороне. Женщина больше не плакала. Она смотрела, как на телегу погрузили тело убитого мужа, а сверху на него, как бросают мешки с рисом, закинули тела сыновей. Их должны отвезти на площадь. Завтра тела убитых предателей выставят на всеобщее обозрение. В скором времени состоится казнь, где казнят тех, кого сегодня минула чаша смерти.
Простившись с мужем, Елень больше не плакала, не стенала. Не кричала проклятья вслед убийцам мужа и детей. Она была так не похожа на всех чосонских женщин, что Соджуну становилось жутко. Необыкновенная женщина. Тут ее случайно задели, она круто развернулась, так и не выпустив детей, и бросила беспощадный взгляд на солдата. Тот, лишь мельком взглянув на нее, прошмыгнул мимо.
«Кошка, дикая кошка, вот кого она мне напоминает»,— решил про себя Соджун.
Отпустить ее в тюрьму, как делал это со всеми другими семьями, он не мог. Боялся. Боялся того, что ее могут убить те же солдаты, за тот погром, что она тут устроила. Или даже если доставят в целости до тюрьмы, то обезумевшие жены предателей еще решат, что это все по ее вине, так как Елень — чужая. Им даже другой причины не нужно. За меньшее чужих убивали. Да, она может постоять за себя, но у нее двое детей, которым тоже нужна защита. Как же быть?
Он еще раз оглянулся назад. Бывшая хозяйка этого дома смотрела вслед телеге, которая увозила мужа и старших сыновей.
«Нельзя ее отпускать. Как ее потом вытащить оттуда?» —думал Соджун, и тут к нему подошел капитан Сон, качающий раненую руку.
— Что вы, капитан Ким, намерены с ней делать? — спросил он.
Соджун посмотрел на него, тяжело, наверно, бедолаге.
— Вам к лекарю нужно, — сказал тот в ответ, — капитан Сон, а не найдется ли у вас два верных человека?
— Она же ведьма! На кой она тебе сдалась, капитан Ким? — вдруг сощурив глаза, поинтересовался господин Сон, вновь переходя на неформальное обращение. Соджун скривился, но промолчал. Как ни крути, а без помощи этого человека ему не обойтись.
— Боюсь, что первую ночь в тюрьме она не переживет, — честно признался он.
Капитан Сон усмехнулся и закивал.
— Я вам больше скажу: она даже до тюрьмы не доберется после всего того, что здесь натворила, — сказав это, он пошел к своим солдатам.
— Капитан Сон, — позвал Соджун, тот обернулся. Сын министра финансов подошел к нему вплотную, — я заплачу. Не думаю, что в такой суматохе, кто-то кинется пересчитывать головы рабынь. Мне нужен день… может два.
— Для чего?
— Чтобы получить на нее права, на нее и детей.
Капитан Сон размышлял, а Соджун выудил кошель и незаметно вложил связку монет в ладонь мужчины. Тот подбросил деньги, хмыкнул.
— Это задаток, и только лично вам, — тут же заявил Соджун. — Когда я ее заберу, вы получите вдвое больше.
— Втрое, — как ни в чем ни бывало озвучил свою цену капитан стражи, — я ведь тоже свою голову подставляю, капитан Ким.
Соджун скрипнул зубами с досады, но торговаться было не с руки, потому он кивнул и шепнул:
— Только чтоб это были надежные люди.
— Само собой, кому попало я такое не доверю, не сомневайтесь. Ступайте, а то как бы вас не потеряли, я, конечно, прикрою, скажу, что вы спешили нам на помощь, что, по сути, правда, но все же…
— Благодарю вас, капитан Сон, — сказал Соджун. Он пересек двор и подошел к Елень.
Та стояла в тени роскошной сливы: ствол широкий в обхвате, ветви упругие, тянущиеся к солнцу. Сейчас, правда, листьев уже почти не осталось, отчего дерево казалось раздетым… не голым, а раздетым, общипанным. Даже жалким. Чего нельзя было сказать о самой хозяйке этого опустевшего двора. Соджун увидел женщину, и ему стало неловко. Растрепанная, босая, в порванной блузе и юбке, залитыми кровью, но сколько гордости, непокорности, величия даже сейчас было в этой необыкновенной женщине! О таких говорят: «Сколько бы ветер не ярился — гора не склонится перед ним!» Дом бывшего советника был четвертым за сегодняшнюю ночь, где призывал к правосудию капитан магистрата господин Ким, и никакая из женщин, из этих благородных
