герцога заставлял его то оскорблять противников, то испытывать угрызения совести, то вести себя низко и подло; мы рассказали об этом для того, чтобы читатель смог лучше разобраться в поведении герцога Бретонского.
Деньги королевства продолжали разбазаривать; происходили небольшие стычки с врагом, нисколько не приумножавшие славу государства и выгодные только тем, кто извлекал из них прибыль.
Когда королю исполнился двадцать один год, принцев крови и прелатов призвали на Совет, где, вспомнив о грабительских наклонностях дядьев его величества, было высказано мнение, что отныне Карлу следует править самому. Особенно усердствовал кардинал де Лаон, чем несказанно разозлил герцогов Бургундского и Беррийского, ибо они не ожидали такого решения. Король же, повернувшись к дядьям, поблагодарил их и сказал, что послушается данного ему совета. На следующий день кардинала отравили.
Вот так поступали в те времена с теми, кто пребывал в меньшинстве; анархия питала эгоизм, и, если ваши интересы противоречили интересу сильных мира сего, с вами поступали как с врагом. Трагическая кончина кардинала наделала много шума, но все поняли, в кого был нацелен удар; без сомнения, Изабелла приняла участие в Совете, обсуждавшем освобождение короля от опеки. Собственно, созыв Совета и принятое решение явились результатом интриг Изабеллы и герцога Туренского: удалив от короля всех, кто им препятствовал, они хотели сами руководить королем.
— Эти интриганы достаточно пограбили, — говорила Изабелла герцогу Туренскому, — теперь наша очередь…
Как непривычно звучали такие слова в устах девятнадцатилетней женщины!
Дядьев с отцовской стороны удалили от двора, и начались перемены; подле монарха остались только герцог Бурбонский, дядя короля с материнской стороны, и герцог Туренский, отныне именуемый нами герцогом Орлеанским. Придворные сменились, льстецы прежнего двора испарились. Остались те, кто ранее держался в тени; среди новых фаворитов Буа-Бурдон занял достойное место.
Людовик Орлеанский не знал, что королева расточала милости этому рыцарю, но мы знаем, что Изабелла не скрывала от Буа-Бурдона, что брат ее мужа стал ее любовником; понимая, что не может единолично владеть сердцем королевы, молодой человек решил довольствоваться ролью конфидента. Подобное положение могло сложиться только при развращенном дворе; примеры таковых дворов обильно предоставляет нам XVIII столетие.
Доверенным лицом молодого герцога Орлеанского стал маркиз де Краон. Был ли он достоин этого звания после того, как предал герцога Анжуйского?.. На этот вопрос у нас ответа нет; скажем только, что принцы охотно поверяют свои ошибки тем, кто сообразуется с нравами времени.
Среди дворян, отныне постоянно присутствовавших при дворе, следует назвать Монтагю, Вилена, Мерсье, Ларивьера и некоторых других, которых поддерживал коннетабль, вновь вошедший в фавор после падения герцога Бургундского; последний по-прежнему поддерживал тесные отношения с герцогом Бретонским, непримиримым врагом Клиссона.
Образовали Государственный совет, состоявший из двух маршалов Франции, коннетабля и еще девяти достойных людей; председателем назначили Армана де Корби, занявшего место Пьера Дежиака, умершего в текущем году. Заботиться о поддержании порядка в городе поручили парижскому прево; после всех перемен Париж наводнили мелкие мошенники, подражавшие своим хозяевам, а потому подлежавшие изгнанию. Мошенники и нищие, все жалкие отбросы общества, жили в особом квартале, называвшемся двором чудес; обитатели этого двора легко избавлялись от своих язв, которые они являли публике, чтобы разжалобить ее.
Если бы перемены осуществлялись под мудрым руководством, результатом их стал бы мир; теперь же все только делали вид, что усердствуют во имя мира. Франция освободилась от сторонников англичан, но те, кто занял их место, оказались не менее пылкими поклонниками нации, против которой следовало начинать войну, чтобы вернуть затраченные деньги; но англичане страшились войны, а французы ее не хотели.
Политика герцога Бургундского оказалась удачливой, и неудивительно, что при новом дворе у герцога появились подражатели.
Начали переговоры, в которых были заинтересованы как Ричард II, так и Карл VI; предприятие увенчалось успехом: в середине года военные действия прекратились…
Однако достижения на политическом поприще не вывели молодого короля из состояния апатии; чтобы рассеять его скуку, требовались празднества, заботы о которых пришлось взять на себя королеве; впрочем, такого рода хлопоты пришлись ей по вкусу.
В честь присуждения воинского звания сыну герцога Анжуйского устроили турнир, где Карл появился с эмблемой в виде золотого солнца; доспехи сына герцога Бургундского украшало серебряное солнце.
Рыцари прибыли на турнир в сопровождении самых прекрасных женщин. Когда бойцы и сопровождавшие их дамы вышли на противоположные концы поля, дамы одарили своих кавалеров поцелуями и, бросив прощальный взор, отправились на свои места, предоставив мужчинам в бою заслужить оказанные им милости… Счастливо то время, когда благородные герои совершают подвиги во имя любви!
Дамы заняли места на трибунах, окружавших ристалище; им предстояло судить поединок и раздавать призы победителям.
Турнир прошел прекрасно; однако последовавший за ним бал омрачился недостойным поведением его гостей; на этом балу никто не оказывал уважения ни женской стыдливости, ни девической застенчивости. Слухи о распущенном поведении участников бала долго не умолкали. А так как королева и герцог Орлеанский отказались запретить подобного рода оргии, их обвинили в поощрении непристойного поведения: зная об их последующих поступках, в это легко поверить, а значит, простим возникшие у людей подозрения.
Торжественное погребение в Сен-Дени останков коннетабля Дюгеклена несколько успокоило умы: всем нравится, когда добродетели воздают надлежащие почести. Клиссон, боевой соратник знаменитого воина, руководил церемонией, пышностью своей вполне достойной славы того, чью память двор захотел почтить.
Тогда же герцог Орлеанский женился на Валентине Миланской, дочери Галеаццо де Висконти и Изабеллы Французской, сестре Карла V. Валентина приходилась двоюродной сестрой герцогу Орлеанскому, чьи чувства, как мы видим, ограничивались семейным кругом: в супруги он взял кузину, а в любовницы невестку. Раскол Церкви, руководимый сразу двумя понтификами, объяснял снисходительность к союзу между родственниками, ибо, если бы царила в церковном мире гармония, брак герцога с Валентиной был бы невозможен. Женитьба нисколько не повлияла на тайные отношения Изабеллы и герцога, и, как показало будущее, она входила в планы обоих любовников. Но этот брак разжег ревность герцога Бургундского, став первой причиной раздора двух могущественных домов, взаимная ненависть которых принесла Франции плачевные плоды.
Тем не менее свадьба Орлеана послужила поводом для множества празднеств; в это же время двор стал готовиться к торжественному въезду королевы в столицу.
Церемония, занимающая столь важное место в истории Изабеллы, была обставлена с роскошью, небывалой даже для тех времен, когда пышные торжества никого не удивляли, и мы не можем упустить ни единой подробности тогдашних событий и изложим их на основании трудов, заслуживающих доверия историков.
«Въезд назначили на 24 августа 1389 года, день, когда королеве исполнялось двадцать лет. Придворные съехались в Сен-Дени,
