Значит, по наущению Ахурамазды царь упреждает тот день, когда темные духи сойдут на землю и вселятся в скифов? — спросил я Гистаспа.
— Это было бы лучшим объяснением желаний моего брата,— сказал Гистасп.
«Во всяком случае, настало время, когда царь начал опасаться за жизнь своей дочери,— подумал я.— Опасения оправданны, если он все больше сомневается в своем сыне».
Чем ближе подходил Кир со своим великим войском к пределам Бактрии и Согдианы, тем большее воодушевление поднималось среди жителей этих стран. Все принимали персидского царя за посланца Ахурамазды, которому надлежит покорить всех кочевников и навсегда избавить мир от губительного вихря пустынь. Даже осторожный Гистасп впервые начал считать войну делом совершенно необходимым и неизбежным.
Меня же впервые обуревали недобрые предчувствия.
И вот однажды ночью мне приснилось, будто я сам охочусь на огромного вепря и загоняю зверя в ущелье, откуда тому нет никакого выхода. Попав в ловушку и уперевшись в каменную стену, вепрь поворачивается ко мне, а я вдруг осознаю, что преследовал его, не имея при себе никакого оружия. Однако при этом чувствую, что за мной по пятам следует Азелек. Отступать стыдно. Я спускаюсь с коня и, как некогда Кир, медленно иду навстречу вепрю, веря в то, что, как только зверь бросится на меня, Азелек спустит тетиву и стрела, попав вепрю точно в глаз, поразит его насмерть. И вот когда до вепря, оскалившего пасть, остается всего несколько шагов, я невольно оборачиваюсь и замечаю, что в ущелье пусто. Я один. Нет Азелек. И значит, нет ни помощи, ни спасения.
Я очнулся в холодном поту и услышал, что кто-то в ночи крадется вдоль стены дома.
Тот Кратон, который успел поседеть на службе у персидского царя, безнадежно отстал от того юного, полного сил Кратона, который некогда отправился убивать персидского царя. Второй уже прыгнул бы на голову ночному охотнику, а первый, потея впопыхах, еще только спускался во двор, поскольку уже опасался выскакивать из высокого окна.
В ту ночь на чистом небе светила полная луна. Я решил дождаться гостя в тени, замер в углу дворика и напряг слух. Чужак, обходя дом, бросил через ограду камешек, проверяя, нет ли собаки. Потом долго стоял без движения. Он был опытным охотником. Затаив дыхание, я подождал, пока он снова двинется с места, и, осторожно смочив полотенце в бадье, у колодца, обернул мокрой материей нижнюю часть лица. Ведь как тут было не вспомнить травку Цирцеи.
И вот охотник появился. Он легко взобрался на глинобитную ограду моего скромного бактрийского дома и почти бесшумно спрыгнул во двор.
Сердце мое едва не разорвалось!
— Азелек! — глухо выдохнул я в повязку и невольно вышел из тени.
Прекрасный «скиф» застыл посреди дворика в лунном свете. И никакого лука не было у него в руках.
Сорвав с лица повязку и подставив лицо луне, я глубоко вздохнул и вновь, теперь уже с неописуемым наслаждением повторил это варварское имя:
— Азелек!
Хрупкая фигурка не двинулась с места. И вдруг до меня донесся тихий голос юной девушки:
— Ты Кратон?
Я похолодел: не иначе как тень Азелек явилась ко мне лунной ночью из Царства мертвых. Ведь не могла же помолодеть скифская царевна на двадцать лет!
— Кратон,— еле выговорил я онемевшим языком.
— Ты стар. Моя мать видела другого Кратона,— произнесла девушка на ломаном персидском.
Кровь ударила мне в голову.
Азелек прислала ко мне свою дочь. Дочь царя Кира!
— Зато Кратон видел точно такую же Азелек много-много лет назад,— ответил я ей.— Ты и твоя мать похожи, как два жаворонка, поющих высоко в небе.
Я поднял руки и сделал шаг ей навстречу. Она же отступила на шаг.
— Сартис! Во имя твоих богов приглашаю тебя в свой дом разделить со мной трапезу,— сказал я ей,— Очень хочу посмотреть на тебя при свете живого огня.
Девушка, не ответив ни слова, бросила что-то мне под ноги.
Я нагнулся. На камнях блестела половинка золотого медальона. Подняв тайный знак, я сказал:
— Сартис! Мне нечего показать тебе. Вторую половину забрали у меня твои соплеменники на невольничьем рынке в Нисе.
Фигурка дрогнула.
— Ты Кратон,— с облегчением вздохнула Сартис.
— Неужели мы всю ночь так и простоим в темном дворе? — с улыбкой спросил я.
— Ты должен сказать царю,— твердым голосом повелела мне дочь Азелек.— Твоему царю нельзя воевать с нами. Он не знает нашего закона. Он не помнит нашего договора.
Вот откуда взялось мое дурное предчувствие!
— Сартис, ты когда-нибудь видела своего отца? — почувствовав тяжесть на сердце, спросил я.
— Нет! — ответила девушка и отступила еще на шаг.
— Царь не знает вашего закона. И царь не знает тебя. Может быть, он идет в вашу страну, чтобы увидеть свою дочь? С ним войско. Но таков закон царей. Они не странствуют поодиночке.
Я тщетно ждал ее ответа и, не дождавшись, задал ей вопрос:
— Азелек хочет, чтобы царь персов остановился?
— Да,— ответила Сартис.
— Я знаю царя. Мне он может не поверить. Но поверит тебе, если увидит свою дочь. Ты пойдешь со мной к царю, чтобы увидеть своего отца?
Саргис отступила еще на шаг и уперлась спиной в ограду.
— Воля моей матери,— прошептала она.
— Твоя мать Азелек недалеко? — с еще большим волнением вопросил я девушку,— Ты можешь отвести меня к ней?
Фигурка отделилась от темной стены и молча приблизилась к дверце, ведущей на улицу.
— Пришла в город днем,— сказала Сартис, отодвинув засов и пропустив меня вперед.
