— Не бойся. Стража выпустит нас,— уверил я девушку и вышел первым.
Так и шел Кратон по узким улочкам, что были залиты мертвенным сиянием луны, до самых городских ворот. Иногда ему казалось, что его просто охватила лунная болезнь и тень юной Азелек привиделась ему во сне. Кратон повелел себе не оборачиваться, а девушка следовала за ним совсем бесшумно.
Она появилась впереди, как только городские ворота выпустили Кратона на холмистый простор. Там Кратону показалось, что девушка стремительно ускользает от него и он сразу проснется, как только она канет в сумрак среди кустов.
Сартис привела меня к рынку, и я увидел, что на окраине торга появилось несколько скифских кибиток, окружавших большую палатку. Никаких изображений не было на кожах, покрывавших жилище Азелек. Ничто не выдавало знатность обитателя этого жилища, кроме двух атласных змеек, свисавших с высоких шестов перед входом.
Девушка повелела мне ждать, исчезла в палатке и вскоре вернулась за мной.
— Моя мать ожидает тебя.
В палатке зажглись светильники, и как только я отвел в сторону полог, так сразу увидел Азелек.
Она так сильно изменилась, что я узнал ее только по острым бровям и пронзительному взгляду светло-карих глаз. Лицо ее пополнело. Движения стали мягкими и величавыми. На ней было теперь множество широких одежд, уж никак не способствовавших охоте и стрельбе из лука. Ее волосы под войлочным головным убором, немного напоминавшим вавилонскую башню бога Мардука, были заплетены в косы и свернуты кругом.
Теперь соплеменники Азелек, верно, почитали ее как скифскую «богиню-мать». Я уже не мог назвать ее ни «жаворонком», ни «соколом», но она была прекрасна и стала прекрасной по-новому, истинно по-царски.
— Кратон,— позвала она меня по имени второй раз за минувшие двадцать лет и пригласила присесть на ковры перед собой.
— Азелек,— с наслаждением произнес я ее имя и протянул половинку медальона.
Она улыбнулась и протянула мне вторую.
Мне тут же поднесли кувшин с крепким скифским вином и кусок бараньей ляжки. Я решил сделать только два глотка: один сразу, а второй только перед уходом.
— У тебя прекрасная дочь,— признался я скифской царевне,— Наверно, она стреляет из лука не хуже своей матери, уже успела поразить насмерть своего первого врага и получила право выйти замуж за достойного воина.
Азелек неподвижно смотрела на меня и долго не отвечала. Так долго, что отвечать на мои слова стало уже ненужным. Она просто заговорила о том, что волновало ее и все скифское племя.
— Царь никогда не покорит скифов. Никогда. Не принесет добра нашему роду. Будет зло.
Я повторил Азелек то, что уже сказал ее дочери: если царь не знает скифских законов и опрометчиво решил навести на скифских землях свой порядок, то надо посылать к нему не Кратона, а скифа. Дочь царя или же мать его дочери. Самого же царя можно понять: раз у него есть дочь на скифских землях, значит, он полагает, что имеет родовые права на эти земли.
— Договор был другой,— сказала Азелек с бесстрастным выражением на лице.
Она явно не хотела открывать мне тайну договора между Киром и скифами. Могу лишь догадываться, что скифы некогда испытывали нужду в свежей крови. От Гистаспа я потом также ничего не смог добиться, сколько ни подбирался к нему с разных сторон.
— Но это был давний договор,— заметил я, подумав, что скифам неведомы политические тонкости,— И тогда Кир еще не был царем многих стран и народов.
Никак не менее получаса скифская царевна сидел« передо мной в молчании и полной неподвижности.
— Поедет Азелек,— наконец проговорила она,— Скоро рассвет.
Еще до зари была собрана повозка, и мы отправились навстречу царю Киру. Тот путь навеял мне много дорогих воспоминаний.
Богам было угодно, чтобы встреча произошла в Нисе, причем в ту же ночную стражу, когда у дверей моего дома в Бактре появилась Сартис.
Кир расположился не в самом богатом доме города, а в шатре посреди своего великого стана. Войско, которое он вел к скифским пустыням, было не меньше того, что некогда двигалось на Вавилонское царство.
Я оставил Азелек и дюжину сопровождавших ее скифских охранников примерно в двух стадиях от персидского стана и, пользуясь пергаментом с царской печатью, подошел ко входу в шатер.
Сотник «бессмертных», державший в этот час стражу, очень внимательно рассмотрел при свете факела печать, удалился в царский шатер и вскоре вернулся с вестями, которые меня очень удивили и огорчили.
— Царь не примет тебя,— сказал сотник, указывая мне в темноту ночи.— Царь сказал, что ты обязан пребывать на службе у его царственного брата и можешь отлучаться только по воле царя. Царь повелел тебе вернуться туда, откуда пришел.
Как столб, стоял я перед сотником до тех пор, пока он не взял меня довольно грубо за плечо и развернул прочь от шатра.
Ответ Кира был для меня не менее загадочен, нежели его давний договор со скифами.
Пока я возвращался, злость созревала во мне. Увидев Азелек, я не менее повелительным тоном сказал ей:
— Готовься к охоте, А з а л! Как раньше. Только лук с собой не бери.
О, как напоминала ночная охота на Кира ту охоту, которую мы когда-то устроили вместе с ним самим на лидийского царя Креза. Персы бросились догонять своих испуганных коней так же, как некогда лидийцы.
Лезвия моих кинжалов не затупились. Я безжалостно распорол утробу царского шатра и появился перед царем без спроса. Азелек тем временем пряталась в складках.
В отличие от Креза, Кир не слишком удивился. Он еще явно не собирался почивать и был одет, словно при торжественном въезде в захваченный им город.
Лицо Кира было бледным и осунувшимся. В его глазах горел недобрый огонь.
