Подавляя свой гнев, он ответил:
— Захира.
— Что ты хочешь?
— Узнать про то, что говорят об общении с джиннами.
— Что ты хочешь?
— Я уже сказал.
— Что ты хочешь?
Тут его захлестнула волна ярости, и он угрожающе спросил:
— Разве ты не знаешь, кто я?!
— Джалаль, сын Захиры. И я могу растолочь тебя одним ударом.
— Нет.
Это было произнесено с такой уверенностью и спокойствием, что Джалаль воскликнул:
— Ты хочешь это испытать?
Однако голос холодным и равнодушным тоном изрёк:
— Чего ты хочешь?
Но Джалаль не ответил. Он не приступил к реализации своих слов, и тогда тот же голос снова спросил:
— Чего ты хочешь?
И Джалаль, отрекаясь от всего, ответил:
— Бессмертия.
— Для чего?
— Это уже моё дело.
— Верующий не бросает вызов воле Аллаха.
— Я верующий, но всё равно хочу этого.
— То, чего ты требуешь, опасно.
— Пусть так.
— Ты будешь желать смерти, но не получишь её.
Джалаль с колотящимся от тревоги сердцем заявил:
— Пусть так.
Тут голос умолк. Ушёл ли он? Джалаль снова утратил всё. Нервы его напряглись, пока он горел нетерпением в ожидании его. Он отчаянно вглядывался во тьму, но ничего не увидел.
53
После всех этих мучений голос вернулся и спросил его:
— Можешь ли ты сделать то, что потребуется от тебя?
Тот ответил без колебаний:
— Да.
— Передай моей невольнице Хаве в благотворительных целях самое крупное из имеющихся у тебя зданий для того, чтобы она получала от него ренту, а я мог искупить свой грех.
Джалаль немного подумал и сказал:
— Согласен.
— Построй минарет высотой в десять этажей.
— В мечети?
— Нет.
— Построить к нему новую мечеть?
— Нет. Один только минарет.
— Однако…
— Без обсуждений.
— Согласен.
— Ты должен прожить целый год в отведённом тебе флигеле так, чтобы тебя никто не видел, и ты никого не видел, кроме слуги, и избегать всего, что будет отвлекать тебя от себя самого…
Сердце Джалаля сжалось, однако он ответил:
— Согласен.
— В последний день будет заключено соглашение между тобой и джиннами, и после этого ты никогда уже не вкусишь смерти.
54
Джалаль передал самое крупное из своих зданий в пользование эфиопской невольнице Хаве. Он также договорился с подрядчиком о строительстве колоссального минарета на месте одной из развалин. Тот человек откликнулся на эту странную просьбу из жажды денег и страха перед его мощью. Ответственным за своих людей в клане он назначил Муниса Аль-Ала, оставив ему многочисленные наставления. Он объявил, что на год удалится в изоляцию от всего мира, отговорившись тем, что должен исполнить данный им обет. Так он затаился в своём крыле дома, ведя счёт дням, как делал в своё время Самаха, будучи на чужбине в изгнании, и сторонясь хмельной калебасы, кальяна и Зейнат-блондинки. Он тешил себя надеждой на то, что одержит триумф в величайшей из битв, в которую когда-либо вступал сын человеческий.
55
Зейнат-блондинка встретила его решение как нанесённый ей смертельный удар. Непредвиденный болезненный разрыв без всякой подготовки и убедительной причины. Она испытывала горечь, страх и отчаяние. Разве они не были сладкой смесью, подобной маслу и мёду? Она верила, что завладела им навечно. И вот он захлопнул перед ней дверь, как дервиши в своей обители, покинув своих любимых в смущении и страданиях. Она долго плакала, когда слуга помешал ей войти в его комнату. Она посетила его брата, мастера Ради, но и тот пребывал в недоумении, как она сама. Она сидела вместе с его отцом Абдуррабихом в его части дома: старик изменился, стал праведным и богобоязненным, а бар посещал теперь только изредка, — но и он, подобно ей, не ведал ничего о делах своего сына. Он сказал:
— Я тоже не могу его увидеть, хоть мы и живём под одной крышей…
Зейнат жила в муках. Ей хватало денег, но она потеряла венец всей своей жизни, а её уверенность в себе была повержена. Мрачным представлялось ей собственное неясное будущее.
56
Весь клан испытывал тревогу и замешательство. Мунис Аль-Ал не устраивал никого, однако они вынуждены были подчиняться ему. Они задавались вопросом, какой такой обет принёс Джалаль, и почему передал руководство кланом другому, а свои торговые дела и имущество — брату Ради?
Опасные новости докатились до глав соперничающих кланов, и со временем они объявили, что снова бросают вызов. Мунис Аль-Ал потерпел своё первое поражение от рук людей из клана Атуф, затем уже второе — от клана Кафр Аз-Загара, потом — от клана Хусейнийи, и остальных. И вот в конце-концов Мунис Аль-Ал был вынужден платить за мир и безопасность в собственном переулке отчисления другим кланам. Люди Джалаля хотели поведать ему о том, что произошло, но что-то разъединило их, как-будто сама смерть вырвала его у них и погребла в том отсеке дома, плотно запечатав его.
57
Люди с ошеломлением наблюдали за строительством невиданного минарета. Он рос вверх до бесконечности — от фундамента, твёрдо стоящего на земле, но без всякой мечети — ни пятничной, ни большой-соборной, и никто не знал, каково его предназначение и какая у него функция. Не знал этого даже тот, кто возводил его. Люди спрашивали друг у друга:
— Неужели он сошёл с ума?
А харафиши сказали, что его постигло проклятие за предательство завета его великого предка, игнорирование нужд его собственных, реальных людей и ненасытную алчность.
58
Шли дни, и он всё больше погружался в свою изоляцию. С каждым днём он вырывал из своего сердца корни, что связывали его с окружающим миром — клан, имущество, прекрасная любимая женщина. Он предался молчанию, сознанию и терпению. Его пленяла надежда достичь такого триума, о котором не мечтал доселе ни один человек. Каждый день он смотрел в лицо
