— Садитесь, Хавель.
Гитлер откинулся на спинку кресла. Воцарилась мучительная пауза, которую профессор не смел нарушить. Он вздохнул с облегчением, когда Гитлер медленно, как бы нехотя, заговорил:
— Когда я в тридцать третьем году пришел к власти, мне пришлось все организовать заново. В ходе идеологической реорганизации я понял, что Германию необходимо освободить от международных обязательств: Германия вышла из Лиги Наций и отказалась участвовать в конференции по разоружению. Многие возражали против этого шага. Но я не посчитался с ними. Затем я отдал приказ о вооружении. И в этом случае объявились пророки, предсказывающие несчастья. После этого — ремилитаризация Рейнской области. Снова шаг, который в то время считали невозможным. Я сказал: «Тот, кто идет к великой цели, не может остановиться на полпути». Поэтому следующим шагом была Австрия. Потом — Богемия, Моравия, Польша, Франция! — Голос Гитлера окреп, он резко поднялся, черты его лица как бы окаменели, выражая непреклонную волю, решимость.
Профессор тоже встал и слушал теперь стоя.
— В борьбе — сущность всего живого. Никто не может уйти от борьбы, Хавель.
— Яволь, мой фюрер! — Слова профессора звучали искренне.
Гитлер предложил профессору сесть. И сел сам.
Хавель не знал, что Гитлер, готовясь к выступлениям, отрабатывал речь в узком кругу. Ему достаточно было даже одного слушателя. Выражение лица, каждый жест — ничто не ускользало от внимания Гитлера. Это давало ему возможность корректировать темп своей речи и силу голоса.
— Немецкая нация представляет собой монолитное расовое ядро, — заговорил Гитлер. — Она насчитывает восемьдесят пять миллионов человек. Такого количества людей нет ни в одной стране в Западной Европе. Площадь же, на которой живут немцы, явно недостаточна. Как же быть, Хавель? Может, решить эту проблему путем эмиграции?
— Нет, мой фюрер!
— Может быть, путем сокращения рождаемости?
— Ни в коем случае, мой фюрер.
— Если нация пойдет последним путем, — как бы не слыша, продолжал Гитлер, — то она направит насилие против самой себя. Она должна будет убивать собственных детей. Я никогда не допущу этого, Хавель! — выкрикнул Гитлер. Глаза его налились кровью.
Волнение фюрера передалось профессору. Он был полностью согласен с Гитлером.
— Значит, останется одно — борьба. Мы должны решиться, Хавель, и мы решились. Это будет расовая война, в которой один народ победит, а другой исчезнет!
— Да, мой фюрер, исчезнет! Славянские народы должны уступить место на исторической арене высшей расе, германской. Это определено всем ходом истории. Это определено самим богом!
— Бог здесь ни при чем, Хавель. Это решаю я. — Гитлер сказал это совершенно спокойно, как бы само собой разумеющееся. — Отбросив ложную скромность, Хавель, должен заявить, что я незаменим для немецкой нации. Я убежден в силе моего разума и моей решимости. Поэтому никаких компромиссов. Из моего лексикона навсегда исключено только одно слово — капитуляция. Я буду наступать… А что касается Владивостока… — Гитлер сделал небольшую паузу, — …то мы не пойдем туда. В конце концов мы можем ограничиться на востоке границей Европы — по Уралу и Каспийскому морю…
— Мой фюрер, в докладной записке я изложил свою точку зрения на вопрос о колонизации земель на востоке. Как вы ее находите?
— В принципе вы мыслите верно. Но из вашего плана выпали такие земли, как Ингерманляндия[17], Приднепровье, Таврия и Крым. Эти земли должны быть онемечены.
— Коренным вопросом колонизации является вопрос — удастся ли пробудить в немецком народе стремление к переселению на восток? — сказал профессор. — Я полагаю, что из рейха на восточные территории могли бы переселиться около пяти миллионов человек, около трех миллионов — из других стран, населенных германскими народами.
— Этого недостаточно, Хавель. Ведь эти люди должны расселиться на огромной территории, в которую входят Западная Пруссия, Вартская область, Верхняя Силезия, Генерал-губернаторство[18], Ингерманляндия, Прибалтика, Белоруссия и значительная часть Украины. Что касается народов, населяющих эти земли в настоящее время, то, по моим подсчетам, их не сорок пять миллионов, как вы пишете в докладной записке, а пятьдесят один. Если только исключить пять-шесть миллионов евреев из этого числа, которые будут сразу же уничтожены после захвата этих территорий, то можно было согласиться с вашей цифрой в сорок пять миллионов. Но вы же евреев не исключили?
— Это моя ошибка, мой фюрер.
— Кроме того, Хавель, вы не учли, что за тридцать лет, предназначенных для колонизации и онемечивания восточных земель, число жителей не немецкого происхождения, благодаря тому, что славяне плодовиты, превысит пятьдесят один миллион и составит примерно шестьдесят — шестьдесят пять миллионов. Следовательно, выселить в Сибирь и в пустыни Средней Азии надо будет не тридцать один миллион, как вы предлагаете, а сорок шесть — пятьдесят миллионов.
— Мой фюрер! Как только наша доблестная армия займет эти территории, необходимо безотлагательно принять все меры по сокращению рождаемости!
— Как вы себе это представляете? — поинтересовался Гитлер.
— Есть много, способов подорвать биологическую силу народа. На восточных землях мы должны использовать все средства пропаганды — радио, прессу, кино, листовки, брошюры, доклады… Необходимо славянам внушить мысль о том, что женщине вредно иметь много детей, что деторождение опасно не только для здоровья, но и для самой жизни женщины.
— Одной пропаганды мало, Хавель.
— Яволь, мой фюрер. Наряду с пропагандой необходимо широко рекламировать противозачаточные средства. Следует расширить сеть абортариев. Можно было бы организовать переподготовку фельдшериц, которые бы производили аборты. Чем лучше станут производиться аборты, тем с большим доверием к нам будет относиться население. Следует также пропагандировать добровольную стерилизацию, не допускать борьбы за снижение смертности младенцев, не разрешать обучения матерей уходу за грудными детьми. Было бы хорошо максимально сократить число русских врачей. Все эти меры, я полагаю, позволят в такой степени уменьшить биологический потенциал русского народа, что он никогда не сможет помешать установлению немецкого господства в Европе.
— Все это очень разумно, Хавель, — одобрил Гитлер. — Но для достижения наших целей прежде всего необходимо разъединить славян. Мы смогли бы на первых порах несколько увеличить украинское население за счет русских. Тогда возникнет вражда между русскими и украинцами. Это совсем не значит, что украинцы займут место русских. Придет и их час. Мы должны раз и навсегда похоронить химеру, придуманную большевиками.
— Что вы имеете в виду, мой фюрер?
— Я имею в виду так называемый интернационализм. Даже русским, живущим, скажем, в Ярославском комиссариате, необходимо внушать, что они лучше русских, живущих в Туле.
— Это гениально, мой фюрер. Я полагаю, что необходимо предусмотреть также санкции по пресечению внебрачных связей между представителями арийской расы и недочеловеками.
— Конечно, Хавель! Смертная казнь славянину, если он осмелится лечь в постель с немецкой женщиной! — Возбуждение снова охватило Гитлера. — На восточных территориях немцы должны жить отдельно от славян в хороших благоустроенных поселках. Города и села русских и украинцев мы не будем благоустраивать. Мазанки, соломенные крыши — все это останется для них.
Хавель поспешно достал блокнот.
— Разрешите, мой фюрер, записать ваши мысли?
Гитлер в знак согласия кивнул головой и продолжал:
— В школах мы введем латинский алфавит. Русские будут обучаться столько, сколько нужно, чтобы они знали только простейшие правила арифметики. Немецкий язык будет обязательным для всех народов, населяющих восточные земли.
— И для народов Кавказа? — спросил Хавель.
— Я сказал — для всех! Было бы нецелесообразно делать, скажем, общим языком для Кавказа грузинский. Всякое объединение возможно только под немецкой эгидой, влияние на другие народы должно быть только немецким… Все эти проблемы, конечно, огромны по своим масштабам. Но было бы преступно думать о них как о несбыточных. От решения расовой проблемы зависит будущее третьей империи. Если мы решим расовую проблему, а мы ее решим, третья империя будет существовать тысячи лет!
— Мой фюрер! Я уверен, что все немцы, от мала до велика, пойдут до конца по пути, избранному вами.
Гитлер был удовлетворен ответом. Он поднялся, давая понять, что аудиенция заканчивается. Он направился к глобусу. За ним последовал профессор.
— Когда мы сделаем все это, Хавель, в Европе, мы возьмемся за весь мир…
