отставку, можно... дождать генерала, представление послано. Надо выходить в отставку и заняться только делом. Гоосподи, за что служить-то сторожевым псом Севера? За три тысячи в год? Знали бы они, сколько зарабатываю я между делом! Тафтин выбывает из игры — черт с ним! «Царем» я не буду. Дело надо ставить на солидную ногу: строить фактории фирмы «Чалов» безо всяких «и К°». Выменивать пушнину на товары, охотничьи припасы, продовольствие: чай, табак, сахар. Тот золотой, что оседал у Тафтина, с лихвой окупит затраты — доходы не уменьшатся. Пушнина же пойдет мне вся — устрой только справедливый обмен, завоюй авторитет, окружи себя честными помощниками. Строительство факторий надо начать теперь же... Журавский, Жур-ав-ский... Не даст ведь, взвоет: «Только справедливый, эквивалентный государственный обмен!..» Натравит ведь, натравит на меня кочевников. При его-то авторитете. Ах ты, несчастный фанатик: сам же себе подписал смертный приговор... И все же без особой нужды «шевелить» Иголкой не буду! — твердо решил Чалов. — А вдруг действительно Прыгин ездил на Обь по партийным делам? Надо тронуть это осиное гнездо — сами себя выдадут!»
Многоопытный Чалов не ошибся в своих расчетах: Журавский примчался в Архангельск и потребовал свидания с Прыгиным, Чалов, когда ему доложили о просьбе «уважаемого ученого», свидание разрешил. Разрешил в отдельной комнате, как бы с глазу на глаз.
Вскоре полковник читал запись беседы о делах станции, о подробностях недавней экспедиции. И только в самом конце они выдали себя:
— Ждите, Николай Евгеньевич, суда, — говорил на прощание Журавский. — Громкого процесса... Устроителями его будут Жемчуговы... Я с ними встречался. Вас наверняка освободят.
— Как я благодарен вам! — воскликнул Прыгин. — Теперь не должно быть сомнений, кто прячется за Тафтиным. Поезжайте в Питер, Андрей Владимирович, заручитесь поддержкой...
* * *
В ту неделю, прожитую Журавским в Архангельске, дом старика Афанасьева превратился в своеобразный штаб по спасению станции, по выработке планов поиска исчезнувших экспедиций Георгия Седова и Владимира Русанова. Каждый вечер собирались у Василия Захаровича капитан Иван Петрович Ануфриев, художник Степан Григорьевич Писахов, уставший Журавский возвращался то с Павлом Александровичем Жемчуговым, возглавлявшим адвокатуру в Архангельске, то с его братом Николаем, тщетно добивавшимся возвращения в Москву после отбытия трехгодичной ссылки. Перед самым отъездом Журавского в Петербург Павел Александрович привел с собой молодого интеллигентного вида человека.
— Задачин Николай Иванович, — представил он незнакомца. — Жаждет встречи с вами, Андрей Владимирович, и службы у вас. Он был делопроизводителем и счетоводом в Мариинской гимназии. Могу свидетельствовать, что как социал-демократ отбыл он двухгодичную ссылку в Мезени.
За огромным кухонным столом кроме Андрея и хозяина дома сидели капитан Ануфриев и Писахов.
— Раздевайтесь. Присаживайтесь к столу... — пригласил Журавский Задачина, — и, если есть время, попейте с нами чайку.
Задачин с благодарностью принял приглашение. Разговор, на минуту прерванный пришедшими, шел о планах спасения экспедиций Русанова, Седова и Брусилова, о маршрутах их поисков. Судьба офицеров флота Седова и Брусилова, отправившихся прошедшим летом: один на собаках к Северному полюсу, а другой на судне в Карское море, особых тревог пока не вызывала, ибо оба предусматривали в своих планах зимовку. Кроме того, это были официальные правительственные научные экспедиции. По-иному дело складывалось у Русанова — отправился он с десятком человек на свой страх и риск, и не было от него вестей уже два лета.
— Ежели они погибли, то в том есть и моя вина, — заявил капитан Ануфриев.
— Бога побойся, Иван, — остановил его Василий Захарович. — Не гневи напраслиной.
— Кабы напраслина! Не Сашка Кучин должен был капитанить на «Геркулесе», а я...
Иван Петрович рассказал многое, без чего непонятна была загадочная судьба Владимира Русанова. Почему сухопутный исследователь Новой Земли, геолог по образованию, поплыл открывать Северный морской путь? Попахивало авантюрой. Почему Русанов, занимаясь четыре года геологией архипелага, платформа которого была тождественна напластованиям в Печорском крае, не перешел со своими изысканиями на материк, а устремился в открытый океан?
— Он бредил открытием Северного морского пути из Европы на Дальний Восток, — рассказывал Ануфриев. — Мы с ним в каюте «Николая», в новоземельских становищах просиживали в разговорах ночи напролет. Он все мои статьи и карты движения льдов выучил наизусть. Когда он выпросил у Масленникова «Дмитрия Солунского» и обошел вокруг Новой Земли, то не капитан командовал судном, а он, Володя. Капитан сколько раз порывался повернуть обратно...
— Так в чем же ваша вина, Иван Петрович? — спрашивали все.
— В том, что план мы составляли вместе и вместе должны были идти, но вышло не по-нашему.
— Почему?
— Масленников, хозяин мой, разбил план — не отпустил меня с «Николая» — первый ледокол-де, доверить некому. А Володе настоять было неловко — «Дмитрия-то Солунского» Масленников бесплатно ему давал... Судно, риск, а дал! Правда, Сосновский тут помог.
— Чтоб нажиться на Володином бескорыстии, — добавил Василий Захарович. — Володя, перед тем как отправиться в Александровск, у меня со своей француженкой останавливался, Степан, поди, помнит, как последнюю ночь сидели мы вот за этим же столом?
— Как не помню: он все восхищался Андреем Владимировичем и крепко Сосновского ругал, — подтвердил Писахов. — Раскусил он камергера...
— Сосновский стал ясен всем, — перебил Журавский. — Мне не понятно, как Русанов оказался во главе экипажа и судна? Почему вопреки приказу не вернулся в Архангельск, а направился во Владивосток?
— Тут действовала тайная правительственная дипломатия. Володю через Сосновского решили сделать частным предпринимателем по разработке каменных углей на Шпицбергене. Так поступают Англия, Норвегия, Швеция и даже Америка — на нейтральном острове действуют-де не правительства, а частные предприниматели. Лучше Русанова, пожалуй, с таким щекотливым делом никто бы не справился: русский, живущий во Франции, геолог с четырехлетним опытом исследования Новой Земли... Володе министерство внутренних дел тайно переслало деньги, он купил на свое имя судно и набрал себе команду. А когда дело на Шпицбергене исполнил, объявил команде о походе через Ледовитый океан во Владивосток. Троих из четырнадцати отослал он в Норвегию на попутном судне... Он сообщил, что пошел открывать для России Северный морской путь, но с Новой Земли, когда вернуть его было невозможно...
— Спасибо, Иван Петрович, — поблагодарил Журавский. — Теперь мне ясно все: риск ради великой цели —
