Войско крикнуло:
– Воистину пошлем! Любо!
Дьяк Нечаев, согнувшись, продолжал скрипеть гусиным пером:
«Великий государь! Чужим государям мы никогда не служивали, и у нас с турками и у тебя, государь, с ними не может быть единенья. Султану Амурату ни в чем нельзя верить, что ни говорит – все лжет! А тебе не пристало писать султану, что мы воры, разбойники.
…А ныне многие люди с Большого Ногая, мурзы, горские черкесы хотят быть с нами в дружбе, под твоей государевой рукой. В крепостях: Тамани, Керчи, Кафе, Темрюке и в Крыму турки и татары живут ныне в великом страхе и собираются уйти вскоре или по указу султана идти вернуть Азов… Стены в крепости мы починиваем. Но казны у нас нету. Пороховой казны не стало. Порох и ядерную казну исхарчили, кладя их в подкопы. Наряду пушечного у нас: двести больших пушек, девяносто четыре малых, четыре наших фальконета. Свинца и ядер нету. Хлеба нету… Полон, который отбили у турков, кормить нечем… А крепости отдать назад не можно ни в коем разе. А хотя и отдать Азов, тем бусурманов не утолить и не задобрить войны и крови от крымских и от других поганых бусурманов не укротить, а только пуще тою отдачею на себя подвинуть. Лучше, государь, Азов тебе и всей земле принять и крепко за него стоять…
…Мы взяли Азов своей кровью. Возьми его у нас в вечную славу и в вотчину и дозволь купцам из украинных городов ездить к нам с хлебными запасами и всякими товарами. Польза государству и твоему величеству от сего города будет великая…
Живем мы в городе Азове, ожидаем божьей милости и твоего государского милостивого жалованья. И учини ты к нам, великий государь, свой государский указ о городе Азове! Пожалуй нас, твоих холопей!..»
Татаринов умолк. На висках у него вздулись жилы. Войско стояло тихо.
Нечаев вытер рукавом вспотевшее лицо.
Одноглазый казак с черной щетиной на подбородке таинственно спросил:
– А как же царь стоять-то будет по нашему письму?
– Да как ему стоять? – сказал кто-то. – За нас он постоит! Мы насмотрелись, как наших христиан турки да татары привязывали к конским хвостам и тащили в Азов!
Вернигора сказал, зло смеясь:
– Цари – псари: жалю они не знають. Султан нашкодив, а казака повесять!
Снова настала тишина.
Над крепостью в тот час поднялся степной орел и стал низко кружить. Татаринов, вглядевшись в небо, с тревогой проговорил:
– Добычу ли почуял?
Старой сказал:
– Покружится да улетит. Найдет себе добычу.
Несколько казаков прицелились и грянули из самопалов. Орел камнем упал за крепостью.
Татаринов спросил у войска:
– Кого пошлем в Москву станицей?
– Пошлем Потапа Петрова! Казак исправный.
– Потапа!..
– Пускай коня седлает, – строго сказал Татаринов. – Пускай возьмет четырех казаков с собой. А ехать им, нигде не медля и часу, на Валуйки.
Степану Чирикову Татаринов объявил:
– Тебя тут не убили – и ладно сделали. Милость даем тебе от войска: езжай в Москву! А путь тебе к Воронежу – на стругах.
Ивану Рязанцеву тоже приказали:
– Езжай, боярский сын, в Москву и говори, что сам видел, что сам слышал, да только не ври! А путь твой конный – на Валуйки!
Купцам и всем приезжим людям казаки пожелали доброго пути.
Мурзы поехали к себе с хорошим добрым словом. Терские казаки отправились с Цулубидзе в город Терки.
Легкая станица атамана Потапа Петрова вскоре помчалась на Валуйки, а там путь их – знакомый, опасный и нелегкий – лежал к Москве.
Султан Амурат получил недобрые известия, когда его походная палатка стояла в сорока верстах от города Багдада, между реками Тигр и Евфрат.
Стотысячное турецкое войско расположилось в окрестностях Багдада. Обозы с провиантом, верблюжьи караваны непрерывно двигались по всем дорогам. Походные трубы трубили без конца, играли зурны, гремели бубны. Тысячи телег с пушечными запасами, сотни крепостных и полевых пушек двигались не только по дорогам, но и по горным узким тропинкам и по нехоженым степям. Турецкая пехота – янычары – шла большими толпами. Скакали спахи – конные солдаты. Санджаки – турецкие знамена с конскими хвостами – развевались впереди войск. Три главных знамени, каждое в сто локтей, с сердцем, железными наконечниками, с бархатными мешочками, в которых хранился коран, – стояли возле султанской палатки. Ржание коней и рев голодных верблюдов наполняли воздух.
Палатка султана, окруженная многочисленной охраной, пестрела на возвышенности белыми, синими и желто-зелеными полосами. Наверху поблескивал огромный золотой шар с полумесяцем. Ниже, вокруг султанской палатки, вырос целый город шатров и палаток.
Амурат отпраздновал день своего рождения. Ему исполнилось двадцать семь лет. Но праздник был омрачен тем, то желанной победы все не было. Персидский шах неожиданно атаковал турецкие войска под Реваном, перебил много войска и взял город. Уныние царило в турецкой армии и среди ее военачальников – санджак-беков. К тому же моровая язва и голодные бунты в Турции, голод в войсках из-за отсутствия запасов стали серьезно тревожить султана и его приближенных.
Амурат сидел в одиночестве на шелковых подушках… Он, не находя себе покоя, позвал великого визиря Магомет-пашу.
Пришел старый визирь.
– Я сон нехороший видел, – заговорил султан. – Аллах благословил мои дела, но змей, взобравшись на пышное дерево, шипел всю ночь над моей головой. К чему тот сон?
Магомет-паша осторожно сказал:
– Султан султанов и царь царей, храбрейший Амурат, защитник Мекки и Медины и других мест, владетель Египта, Абиссинских земель, благополучной Аравии, земель Аден, Цезарии, Триполи, Туниса, Кипрского острова, Родоса, Креты, император вавилонский и базитрийский, повелитель многих стран и многих городов! Твой сон не к добру.
Султан вскочил и пронзительно-острым взглядом заглянул в бесцветные глаза Магомет-паши:
– Уж не сбежал ли из тюрьмы мой брат Ибрагим? Не напрасно ли я пощадил его?
Великий визирь постарался успокоить Амурата:
– Султан султанов, царь царей, государь всех мусульман! Стены тюрьмы крепки, а власть всесильного Амурата еще крепче. Не беспокойся! Когда-то слуга твой Фома Кантакузин сказал справедливо: легче верблюду переплыть Черное море, нежели Ибрагиму бежать из тюрьмы в Галате.
– К чему ж тогда приснился сон?
– Сон не к добру, – повторил Магомет-паша.
Султан сжал бледные губы.
– Нет ли каких дурных вестей из Крыма?
– Султан султанов… вести есть!
– Кто их прислал?
– Паша кафинский… Вести совсем недобрые. Их надо бы слушать после молитвы Магомету…
Свирепый Амурат махнул рукой, лицо его исказилось и стало судорожно дергаться.
– Султан султанов! – молитвенно сказал Магомет-паша. – Неукротимый гнев твой не позволяет мне сообщить все, что я слышал. Твой светлый разум всегда ведет к добру. И ключи к постыдной Кизилбашии ты скоро получишь. Но неукротимый гнев твой противен разуму. Я должен говорить тебе правду.
– Не ослышался ли я, Магомет-паша? Я всегда говорил, что ты не похож на нашего визиря Геджюк-Ахмета-пашу, который так блистательно завоевал и покорил нам Крым…
– Султан султанов, царь царей…
– Зови гонца кафинского!
Магомет-паша, согнувшись, вышел и вернулся с кафинским гонцом – коротконогим, краснощеким татарином. Татарин нес в одной руке ларец, игравший камнями, в другой – кожаный мешок.
Султан присел на высокую подушку, поджав под себя ноги. Татарин, по-восточному приветствуя султана, протянул ему ларец. Султан молча взял, открыл его и достал какие-то бумаги. Вгляделся – бумаги были писаны по-русски…
Амурат отдал бумаги верховному визирю:
– Читай.
Магомет-паша читал:
– «Ты, вавилонский кухарь! Знай: мы будем с тобой биться землею и водою…»
Султан вскочил:
– Кто это писал?
– Донские казаки!
– Читай! – сказал султан и снова сел.
– «…Ты послал нам свои султанские платья. А для чего? Ты возьми их себе назад, сучий сын! Посылаем тебе пепел от платьев. Посыпь тем пеплом то самое место, которым ходишь до ветру. Иуду твоего, Фому Кантакузина, мы убили до смерти и кинули с камнем на шее в Дон…»
Губы султана побледнели…
– Ложь!.. Не верю!.. – У султана захватило дыхание. Он злобно открыл рот, но не мог от волнения вымолвить слова.
Великий визирь, понизив голос, продолжал читать:
– «…Собака! Доколе же ты будешь истязать нашу землю? Доколе ты будешь присылать к нам таких иуд, как твой Фома?.. А тебе, «султан султанов», как ты именуешь себя, «сын солнца и луны» – внук нашей рябой кобылы! – не видать тебе больше Азова, как своих длинных ушей. Азов – наш, русский город! – мы взяли, запомни, июня в день восемнадцатый…»
Султан, сжав кулаки, вскочил и закричал:
– Все ложь! Зачем ты привел сюда этого краснорожего?
– Царь царей, выслушай до конца.
