почву. Конечно, сообщать об этом Амиту она не собиралась: он тут же пришел бы в ярость (в меру своих возможностей, конечно). Иногда Минакши даже хотелось вывести его из себя. Поэтам полагается быть страстными, разве нет? Однако она легко могла представить, как Амит процедит сквозь зубы: «Занимайся своими пассиями, милая Минакши, а моих оставь мне». Нет уж, лучше вообще об этом не заикаться.
Зато Каколи она ввела в курс дела сразу, как только та пришла в гости. Лата показалась ей милой и тихой девушкой. Впрочем, проблески ума и чувства юмора у нее все же случались, и это вселяло определенную надежду. Амиту она явно приглянулась, но сам он на решительные действия был неспособен: мог годами созерцать да размышлять, ничего не предпринимая. Каколи считала, что Амит и Лата подходят друг другу, но обоих нужно подтолкнуть в нужном направлении. Благословляя сей союз, она тут же сочинила ку-ку-куплет:
Лата леди стать должна,
Будет Чаттерджи она!
В знак признания раздался звонкий смех Минакши и ответный стишок:
Но признайся честно, Лата,
Жить с пиитом трудновато?
Каколи захихикала и перекинула мяч обратно:
Рифмы трудное искусство —
Отвечать на чувства чувством.
Минакши тотчас подхватила:
Поцелуйчики, объятья,
Каждый день – тайфун в кровати.
Тут Каколи внезапно вспомнила, что оставила Пусика привязанным к ножке кровати в своей спальне, и сказала, что должна немедленно вернуться домой.
– А почему бы нам не поехать в Брахмпур вместе? – предложила она напоследок. – Провинция ждет нас! – возгласила она.
– Почему бы и нет? – ответила Минакши. – Будем приглядывать друг за дружкой. А как же ты без Ганса?
– Мы же ненадолго уедем, от силы на недельку. Пусть потоскует, ему полезно. Ради этого я и сама готова потосковать.
– А Пусик? Нет, ну как меня злит Дипанкар: мог бы уже написать, когда вернется. Его бог знает сколько времени нет. А теперь у него и открытки кончились; точно весточки не дождемся.
– Он в своем репертуаре. За Пусиком и Амит может присмотреть.
Когда госпожа Чаттерджи услышала о намечающейся поездке, ее куда больше расстроило, что Каколи пропустит занятия. Разлука дочери с возлюбленным ее не волновала.
– Ой, ма! – взвилась Каколи. – Не будь такой занудой! Разве ты не была молодой? Разве тебе никогда не хотелось скинуть оковы быта? С посещаемостью у меня все отлично, а от одной недели ничего не будет. Возьмем у врача справку, что я подхватила какую-нибудь заразу. Противную и изнуряющую. – Она процитировала две строки из «Зимнего пути» [101] про постоялый двор, символизирующий смерть. – Малярию, например, – продолжала она. – О, вот и комар.
– Ни в коем случае, – отрезал достопочтенный господин Чаттерджи, на мгновение оторвавшись от книги.
Каколи не стала упорствовать насчет справки, но продолжала уламывать родителей отпустить ее в Брахмпур.
– Минакши нужна компания! Арун слишком занят на работе. Семья просит нашей помощи, – твердила она. – С маленькими детьми так тяжело! Каждый помощник на счету. А Лата такая славная девушка, она хорошо на меня влияет. Вот спросите Амита, он подтвердит, что она славная. И благотворно влияющая.
– Ой, помолчи, Куку, дай спокойно почитать Китса, – огрызнулся Амит.
– Куку, Китс, Куку, Китс, – пропела Каколи, садясь за рояль. – Что мне тебе сыграть, братик? «Грезы лю-лю-любви»?
Амит бросил на нее многозначительный Взгляд.
Но Каколи тут же изрекла:
– Наш Амит лежит в кровати.
Сны, конечно же, о Лате!
Так и встретит он рассвет,
Китсу в мыслях места нет.
– Таких тупых девиц, как ты, я еще не встречал, – проворчал Амит. – Но я не понимаю, зачем ты бравируешь своей тупостью?
– Возможно, потому что я тупая? – предположила Каколи и хихикнула над собственным идиотским ответом. – Разве она тебе не нравится? Хотя бы са-а-а-амую чу-у-у-точку? Малость? Капельку? Ну хоть настолечко?
Амит встал и пошел к себе, но Куку успела бросить ему в спину куплет:
– «ЛА-ТА!» – бьют часы с кукушкой,
Чтоб пиит рыдал в подушку.
– Да хватит уже, Куку! – прикрикнула на нее мать. – Вот неуемная! – Она повернулась к мужу. – Ты ее никогда не ругаешь. Она не знает границ дозволенного! Даже представления о них не имеет! А ты только и делаешь, что ей потакаешь. Всегда говоришь «да»! Для чего детям отец?
– Чтобы сначала говорить «нет», – изрек достопочтенный господин Чаттерджи.
13.15
Большая часть брахмпурских новостей уже добрались до Калькутты посредством информативных писем госпожи Рупы Меры. Но ее последнее письмо опередила телеграмма. Поэтому, когда Минакши и Каколи явились в Брахмпур с намерением бросить чемоданы (и шлепнуться самим) на порог Прана, их ждало неприятное открытие: хозяина дома не было, он лежал в больнице. Поскольку Савита и сама лежала там же, а Лата с матерью возились с больным и роженицей, совершенно некому было окружить Минакши и Куку должными заботой и вниманием.
Минакши не могла поверить, что Капуры так неудачно все устроили: это же надо, всем скопом загреметь в больницу!
Каколи, впрочем, посочувствовала родне: бронхи Прана и ребенок едва ли могли вступить в сговор.
– Почему бы нам не пожить у отца Прана, как там называется их дом… в Прем-Нивасе? – предложила она.
– Ну уж нет, – отрезала Минакши. – Это невозможно. Мать семейства даже английского не знает. И у них наверняка даже нормальных западных унитазов нет, только эти отвратительные дырки в полу.
– Что же нам делать?
– Куку, а как насчет старикана, адрес которого нам дал бабá?
– Да кому охота жить с каким-то старым дурнем? Он нас замучает своими дурацкими воспоминаниями!
– Где адрес, я спрашиваю?
– Он же тебе его дал. Наверное, в сумочке, – сказала Каколи.
– Нет, тебе.
– Я совершенно уверена, что тебе! Проверь, пожалуйста, сумку.
– Ну уж… Хм, в самом деле, вот бумажка с адресом. Так, господин и госпожа Майтра. Давай нагрянем к ним.
– Только сперва на малышку посмотрим.
– А багаж куда?
Итак, Минакши и Каколи умылись, переоделись в пыльно-розовое и красное хлопковые сари соответственно, сели в тонгу и отправились в район Сивил-Лайнс. Минакши была поражена, что в Брахмпуре так трудно поймать такси, и вздрагивала всякий раз, когда лошадь выпускала газы.
Минакши и Каколи быстренько напросились к Майтрам и, помахав ручкой хозяевам дома, умчались в больницу.
– Дочери Чаттерджи, стало быть! – возгласил престарелый полицейский. – Какие беспокойные у него дети. А как звали старшего мальчика?
Госпожа Майтра
